— Неужели ты не шутишь?

— Не шучу, черт побери, можешь не сомневаться.

Он схватил ее за руку и, протянув до входной двери, грубо вытолкал на крыльцо. Словно парализованная, не понимая, что же все-таки произошло, она стояла с открытым от удивления ртом, когда он захлопнул дверь перед ее носом и запер изнутри на засов.

Проснувшись на следующее утро, Мейбл обнаружила, что его нет, на застеленной кровати аккуратно сложено постельное белье, а на подушке лежит записка: «Я люблю вас, тетя Мейбл. Я возвращаюсь в Майами. Спасибо за все. Трей».

Кэти полетела к Джону. Трей не попрощался даже с ним.

— Объясни мне что-нибудь, Джон, — умоляющим тоном попросила она. — Почему иметь ребенка настолько ужасно для него?

Джон был так же ошеломлен и сбит с толку, как и она. На этот раз в Майами Трей даже не смотрел на других девушек. Его переполняла любовь к Кэти, и он корил себя за то, что мог подумать, будто в состоянии прожить без нее. Джон решил, что теперь уже ничто не сможет их разлучить. Трей был сделан из сложной смеси разных выкрутасов, которые Джону порой трудно было понять, но, тем не менее, он никогда не шокировал его. Для Трея было нормально взорваться вспышкой внезапного раздражения, если он злился на людей, которых любил — на Джона, на свою тетю, на тренера Тернера, — но когда его ярость проходила, он обезоруживающе извинялся и возвращался в прежнее свое состояние, как это и было с Кэти после их первого и единственного серьезного расставания.

Но теперь у Джона было ужасное предчувствие, что на этот раз все по-другому.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Подожду. Он еще передумает. Я уверена, обязательно передумает.

— А что… если нет?

— Он передумает, Джон. Я его знаю.

Джон взял ее за плечи.

— Если он не передумает, подумай о том, чтобы выйти замуж за меня, Кэти. Я уверен, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Я люблю тебя. И всегда любил. Я буду любить твоего ребенка, как своего собственного. Мы с тобой сможем хорошо жить.

Она снизу вверх смотрела в его красивое лицо, такое похожее на лицо Трея, что их можно было принять за братьев, — кем они, по сути, и были.

— Я все знаю, и я тоже слишком люблю тебя, чтобы позволить жениться на мне, когда мы оба знаем, что мое сердце принадлежит Трею, — и мой ребенок принадлежит ему. Он любит меня, Джон. На это может уйти какое-то время, но он вернется ко мне. Я в этом абсолютно убеждена. И когда он придет, я должна быть к этому готова.

В течение следующих двух недель до самого отъезда Кэти в Майами от Трея не было никаких вестей. Не зная, где он остановился, никто из них не мог связаться с ним. Джон предложил Мейбл позвонить тренеру Мюллеру, и тот заверил ее, что Трей добрался до кампуса в полной целости и сохранности и живет в студенческом общежитии для спортсменов. Джон и Кэти писали ему письма, Мейбл слала телеграммы и оставляла сообщения на автоответчике, но Трей на все это никак не реагировал. Мир для Кэти рушился. Они с Треем были связаны, как сиамские близнецы, их сердца бились в одном ритме. А сейчас ей казалось, что ее оторвали от его плоти и при этом не оставили никаких органов для поддержания ее собственной жизни.

Они с Эммой — на лице ее бабушки отражались крайняя тревога и крушение всех ожиданий — печально обсудили все имеющиеся у нее варианты. Аборт никогда даже не рассматривался, хотя Кэти и удивлялась, почему Трей, если он по-прежнему не отказывался от нее, но был решительно настроен против детей, не потребовал, чтобы она избавилась от ребенка. Это было бы вполне в его стиле, но он также знал, что она никогда бы не причинила вреда своему младенцу. Альтернатива заключалась в том, чтобы оставить ребенка на усыновление, а самой продолжать жить своей жизнью, но это тоже было немыслимо. Как она могла отказаться от дитя, зачатого в любви к его отцу?

Джон снова предложил жениться на ней, но Кэти опять отказала ему.

— Кэти, ты хоть представляешь себе, с чем ты столкнешься? Я понимаю, что сейчас восьмидесятые годы и люди смотрят на беременных незамужних женщин не так, как это было раньше, даже в кампусе колледжа, но… они будут смотреть на тебя по-другому. Все равно это будет пятно позора. Подумай о ребенке, Кэти.

— Я думаю, Джон.

— Ты уверена, что у меня нет шансов жениться на тебе? — спросил он.

— Уверена, — ответила она. — Ты заслуживаешь лучшей участи, Джон.

— Лучшего для меня быть не может, Кэти.

За день до того, как Джон должен был выезжать на своем пикапе во Флориду, он позвонил Сэмми Мюллеру.

— Выходит, ты не обсуждал свое решение со своим приятелем? — спросил его тренер.

— Я оставляю это на вас, тренер Мюллер.

— Мы рассчитывали на ваш приезд к нам в паре.

— Трей прекрасно справится и в одиночку.

— Посмотрим. Нашей игре будет тебя не хватать, Джон.

Он оставил Кэти свой новый адрес.

— Ты всегда можешь связаться со мной, если я тебе понадоблюсь, — сказал он. — Обещай мне, Кэти, что сделаешь это в случае надобности без всяких колебаний.

Она испуганно прочитала то, что было написано на листке бумаги.

— Так ты не… ты не…

— Нет, Кэти. Я передумал.

Он уже подал документы и был принят в университет Лойола в Новом Орлеане. Ему простили подписанное им письмо о намерениях с университетом Майами, потому что он не собирался играть в футбол за другой колледж. В университете Лойола он планировал присоединиться к программе подготовки кандидатов для вступления в орден иезуитов в надежде получить духовный сан и стать священником.

Часть II





1986—1999


Глава 24




Сидя за своим столом в Атлетическом Центре Хехта, Фрэнк Медфорд, координатор программы подготовки нападающих и тренер квотербеков команды «Майами Харрикейнс», с ожесточением жевал резинку, чувствуя, как его переполняют злость и досада. Незадолго до этого его проинформировали, что Джон Колдуэлл отказался от своей стипендии, выделенной ему, чтобы он играл в футбол за Майами, и вместо этого поступил в университет Лойола в Новом Орлеане, чтобы в итоге стать священником.

У Фрэнка едва не случился инфаркт.

— Что он сделал? — заорал Фрэнк, добропорядочный католик, на человека, принесшего ему дурную весть. — Какой мерзавец! Или вы меня разыгрываете?

Когда Сэмми Мюллер, который был шокирован и расстроен не меньше, чем Фрэнк, заверил его, что не шутит, Фрэнк схватился за голову и, рассыпая проклятия и ругательства, забегал по кабинету главного тренера, вопрошая, почему они не могли узнать о религиозных предпочтениях Джона Колдуэлла заранее.

— Мы не догадались задать ему этот вопрос, а сам он ничего такого не говорил, — заявил босс Фрэнка, и его обычно розовое лицо побледнело. — Хотя, нужно признать, повод у парня для того, чтобы отказаться от нашей программы, впечатляющий, хоть роман пиши. — Он угрюмо вздохнул. — А мы могли бы подписать ресивера из Оклахомы.

Набегавшись по кабинету, Фрэнк устало опустился в офисное кресло. У него и раньше случались подобные разочарования, но ни одно из них еще никогда так не шокировало его.

— Вот, значит, почему Трей Холл вернулся в кампус так рано, — пробормотал он. — Я знал, что его что-то гложет. Он уже был не тем веселым парнем, который уезжал отсюда после летнего ознакомительного визита. Но объясните мне ради Бога, почему он нам ничего не сказал о том, что Джон планирует такой демарш?

— Очевидно, он сам ничего не знал, Фрэнк. Об этом ты и сам можешь спросить у него.

— Но у Трея все равно должны были быть какие-то соображения насчет намерений своего закадычного приятеля. Чем еще тогда можно объяснить, что Холл после своего приезда все время ходит как в воду опущенный?

Фрэнк чувствовал, как наливается кровью его шея, от этой новости его до сих пор трясло до самых подошв его дорогих кроссовок «найк». Джон Колдуэлл был для Трея Дона Холла тем же, чем является для ракеты топливо. Они с ним были лучшими друзьями чуть ли не с пеленок. Смог бы Трей стать классным игроком без него?

— У восемнадцатилетних ребят существует масса разных возможностей, — сказал тренер Мюллер. — Я хочу, чтобы ты поговорил с этим мальчиком, выяснил, что там с ним происходит, и понял для себя, как такой удар повлияет на его игру. Без Джона Трей, возможно, не заиграет у нас.

Его босс озвучил сейчас те страхи, которые опустили Фрэнка с небес, куда он позволил себе взмыть после того, как всего лишь посмотрел нарезку видео об играх Трея Дона Холла и Джона Колдуэлла за Керси и сам понаблюдал за этим динамичным дуэтом во время летних сборов. Фрэнк работал тренером уже давно и научился приберегать окончательное решение относительно настоящей ценности квотербеков и ресиверов до тех пор, пока они не покажут себя в деле в нужном месте и в нужный момент. А эти новобранцы из техасской «Ручки сковородки» — в особенности Трей Дон Холл — обещали стать редким исключением из проверенного временем правила, что и привело Фрэнка в то горестное состояние, в котором он теперь пребывал.

Когда они впервые приехали в кампус, Трей Дон показался Фрэнку типичным квотербеком — высоким, красивым и заносчивым, — которых он много повидал на своем веку, занимаясь по долгу службы тем, что спускал молодых игроков на землю с небес, на которые их возносили в родной школе.

— Я предпочитаю, чтобы меня звали ТД, — сразу же заявил Трей при знакомстве с тренерами; его нахальная ухмылка подразумевала, что все должны догадаться, что на самом деле означают эти инициалы.