– Хорошо обработала его да? – внимание Игоря снова переключилось на меня и его лицо пошло пятнами, – Но на меня это не подействует. Я встречался с его семьей. Ты знаешь, что он повесился в тюрьме?

– О чем ты? – спросил Эрик, пытаясь отпихнуть Игоря к двери.

– О том несчастном, который два года из–за нее получил. Мне все рассказали, шлюха!

Я похолодела. Повесился? Господи Боже… Я не знала. Я ничего о нем не знала…

– Он все видел! Ему никто не поверил, потому что он был пьян. Гребаное законодательство признало беднягу виновным автоматически. Но это ты во всем виновата!

Я – птица Феникс, мой удел – огонь…

Сердце сжало в тиски, когда Эрик обеспокоенно посмотрел на меня.

– О чем он?

Сгорать дотла и снова возрождаться…

– Ах, так значит он не в курсе всех подробностей кончины твоей семьи? – засмеялся Игорь, – Что же ты не рассказала?

– Дана, о чем он говорит? – настойчиво спросил Эрик.

– Я расскажу тебе, – Игорь пошатнулся и хлопнул Эрика по плечу, – Видишь ли, твоя Дана, и не Дана вовсе. Зовут ее Катерина Смирнова, она же Ольховская. Про аварию ты в курсе, вот только ты не знаешь самой пикантной подробности, – он замолчал и довольно ухмыльнулся, пока кровь отливала от моего лица, – Именно твоя Дана, она же Катя, была за рулем машины в тот день. Она отвлеклась на своего муженька, поэтому не успела среагировать и въехала в тот внедорожник. А потом не явилась в суд, и водиле дали срок. Хотя он не был виноват.

– Он был пьян, – прошептала я.

– Ты выехала на встречку, овца! Как ты вообще за руль ее пускаешь?! – бросил он Эрику.

Пип–пип–пип–пип–пип

– Март, пристегнись! – пропищала я, когда он просунул руку между моих ног.

– Тогда мне будет неудобно, – шепнул мне в ухо муж, прикусывая мочку.

Я застонала от желания и истомы, которая разлилась по телу.

– Я за рулем.

– Плевать. Немного экстрима разнообразит нашу скучную семейную жизнь. Тем более, Сашка спит и ничего не увидит.

Март стянул бретельку платья и бюстгальтера, обнажив мою грудь. Я почувствовала его губы на своем соске, а потом он легонько прикусил его. От неожиданности я всхлипнула.

– Я знаю, что тебе так нравится, – промычал он, а я вцепилась в руль руками, – Я люблю тебя, Катя.

Я закрываю глаза от слепящего солнца и отвечаю:

– Я тоже тебя люблю.

Визг тормозов выдернул меня в реальность.

Я на встречке.

На нас летел серый внедорожник. Время замедлилось. Я увидела за рулем машины мужчину, который в ужасе смотрел мне в глаза. Ударив по тормозам, я открыла рот в беззвучном крике, и в следующую секунду меня настигла темнота.

Когда я открыла глаза, я увидела только клубы дыма. Что–то в кровавых пятнах лежало на капоте. Я почувствовала, что горю и опустила глаза. Меня зажало между сиденьем и подушкой безопасности. Я судорожно начала ее спускать, обжигаясь о плавящийся пластик, и увидела языки пламени, поднимающиеся по платью.

Кто–то кричит.

Так громко…

Это я кричу.

Взгляд Эрика скользнул по мне. Он посмотрел мне в глаза, прямо в душу.

– Почему ты не сказала? – спросил он.

Я молчала. За секунды идиллия, которую я смогла построить вокруг себя, рухнула. Из–за одного взгляда. Всего одного, но он перечеркнул все, что было. Всего на один момент, на одну, едва уловимую долю секунду, Эрик посмотрел на меня так, как не смотрел никогда. Смесь осуждения с отвращением, я даже не могу описать этот взгляд.

Но песню не положишь на ладонь,

А сердцем каждый волен обжигаться.

Больше всего на свете я боялась таких взглядов. На меня смотрели так врачи, которые видели, что стало с моим телом. Полицейские и следователи, которые, о чем–то догадывались. Потом родственники и друзья семьи, когда узнали, что именно я была за рулем. Я все их выдержала, хотя это было ужасно больно. Но его взгляд был равносилен ножу в сердце. Мне казалось, что никогда он так на меня не посмотрит. Но реальность наехала на меня лавиной, снесла с ног и поставила все на свои места.

Я схватила ключи от Артеги и вылетела из квартиры, тряся головой, пытаясь прогнать приближающийся писк, и сбивая Игоря с ног. Бегом спустилась по лестнице, слыша крики Эрика:

– Дана, стой! Остановись!

Он пытался меня догнать, но я успела нажать на брелок. Дверь открылась, и я села внутрь, захлопывая ее на ходу.

– Стой! – кричал Эрик.

Я завела мотор и сорвалась с места.

И Феникс вся из страсти и огня

Влачу останки обожжённых крыл,

Сгораю в пламени: оно внутри меня,

Но дух не тлен: он к новой жизни взмыл

ГЛАВА 28

Мне позвонили из полиции через три часа. Сказали, что моя машина попала в аварию. Я связался с Русланом, поймал такси и примчался в больницу. Сейчас я сидел в комнате ожидания и смотрел, как Руслан меряет ее шагами. По его лицу ходят жевалки, он растерян, испуган и зол. Он сказал, что если с ней что–то случится, он меня убьет.

Большая дверь, ведущая в операционную, открывается, и я резко встаю на ноги. Я понимаю все без слов. Понимаю по каплям пота, покрывшим лоб дежурного хирурга. По его бегающему взгляду.

Ее больше нет.

Я вижу, что врач что–то говорит мне, но не понимаю, что. Я не умею читать по губам, как Дана. Он кладет руку на мое плечо и пытается приободрить меня робким похлопыванием. Я стою и смотрю на двери операционной и жду, жду, что она выйдет оттуда в футболке Неймара, сказав какую–нибудь колкость в мой адрес. Мир вокруг медленно завертелся вокруг простых слов, доносящихся до меня с гулким эхом, которые раньше для меня не значили ровным счетом ничего:

Ее больше нет.

Она умерла.

Нам очень жаль.

Руслан схватился за голову позади меня. Он завыл, как раненный зверь, а я молчу. Я просто разворачиваюсь и медленно ухожу из этого коридора. Из этого места.

Вся моя жизнь до встречи с ней была просто пустым звуком. Я просыпался каждое утро, но я спал. Я шел на работу, улыбался коллегам, договаривался с инвесторами, вкладывал деньги в акции. Я жил, как робот.

Я не умел дышать. Я не умел смеяться. Я не умел любить. Я не умел жить.

Она пробудила меня от глубокого, вечного сна и вернула к этой жизни. Это она стала самой жизнью. Когда я был с ней, все, все остальное было неважно. Только ее глаза, ее улыбка, то, как она вскидывала брови или издевалась надо мной. Я жил, когда она включала музыку в моей машине так громко, что внутренности сдавливало. Я жил, когда она лежала на диване в гостиной и смотрела какой–нибудь дурацкий сериал. Я жил, когда мы вместе смотрели футбол. Я жил с ней каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Я помню все моменты моей никчемной жизни, которая становилась значимой рядом с ней, и не помню ни одного без нее.

Вот она идет ночью, босиком под дождем. Прищуривается и спрашивает:

– А ты не маньяк?

Потом моя гостиная, рояль и ее пальцы на клавишах.

Она в баре, кричащая «Гол!» и прыгающая по полу, как ребенок.

Вот она держит меня за руку, и ведет за собой, а я боюсь упасть с этих проклятых роликов.

Она едет за рулем моей машины.

Она стоит в моей спальне и плачет, когда я трогаю ее шрамы.

Мы вместе делаем татуировки.

Мы притворяемся мужем и женой и осматриваем дом.

Мы. Местоимение. Именительный падеж. Множественное число.

Я прокручиваю все эти моменты, словно слайды в своей голове и чувствую, что–то теплое на моих щеках. Я поднимаю руку, дотрагиваюсь до лица и вижу слезы на своих ладонях. Я пробую их – они соленые.

Я никогда не пробовал свои слезы на вкус.

Я иду по городу и плачу.

Я. Местоимение. Именительный падеж. Единственное число.

ЭПИЛОГ

Прошло два или три года после того, как ее не стало. Я продал свою долю бизнеса Игорю, чему он был несказанно рад. Наши отношения не наладились, но кое–как мы смогли удержать бизнес на плаву.

Я встретил девушку, ее звали Алиса. Она была голубоглазая и светловолосая, как из сказки. Мы поженились в Нигерии, где встретились, работая волонтерами. Я хотел забыться, и нашел эту программу в интернете, собрался за один день, и уехал на полгода. Когда я раздавал воду и еду детям, я чувствовал себя человеком. Я понял, о чем говорила Дана, когда я спрашивал ее, зачем она помогает бедным. Там же мы с Алисой удочерили девочку, темнокожую и кудрявую, с большими карими глазами. Мы назвали ее София. Потом у нас родились три сына.

Я подарил тот дом Маше, иногда проезжал мимо и смотрел на него. Прийти к ним в гости я так и не смог. Она организовала маленький частный сад и занималась любимым делом – детьми. Сам я купил участок у озера, где мы останавливались в палатках, и построил небольшой коттедж прямо на берегу. Алиса знала о ней, но никогда не задавала лишних вопросов. В гараже я открыл мастерскую по дереву, вместе с сыновьями мы делали на заказ двери и оконные рамы. Каждую субботу я тратил ровно двадцать евро и оставлял продукты в корзине пищевого банка. Я прожил долгую, и почти счастливую жизнь.