Когда Дез приходит к Нелли, мы стараемся не говорить о Нике. Но это не значит, что я не замечаю, каким сочувствующим взглядом он смотрит на меня. Мне не нужна жалость. Я обойдусь без нее. Как бы тяжело мне сейчас ни было, я справлюсь. Возможно, время и не вылечит меня, но облегчение оно принесет. Не может не принести.

– Я предложила Дезу поселиться здесь на время твоего отсутствия, – говорит Нелли, не отрываясь от телефона.

– Между вами что-то есть? – с улыбкой спрашиваю я, повернувшись на бок.

– Ну, мы пока просто друзья. Я не думаю, что у нас получится что-то серьезное. – Ее щеки краснеют. Она откладывает сотовый и прижимает колени к груди, обнимая ноги руками.

– Почему?

Как по мне, Дез ей прекрасно подходит. Он по-особенному смотрит на нее. Нет, его взгляд не пылает любовью, но несложно понять, что Дез неравнодушен к Нелли.

– Дезу будет скучно со мной. Тем более мне до сих пор стыдно за тот случай с Джорданом. Дез наверняка считает меня наивной дурочкой, – покачав головой, говорит она.

– То, что ты влюбилась в мразь, не значит, что ты дурочка. Все мы влюбляемся. Всем нам сносит башню от чувств. Парни способны ослепить до такой степени, что ты не сможешь различить, кто перед тобой: ангел или демон.

– Я знала про наркотики, у меня был шанс все остановить.

– Ты так и сделала, Нелли. Если бы не та драка, возможно, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Джордан получил по заслугам благодаря тебе.

Но она не собирается с этим соглашаться. Качая головой, Нелли поднимается с кровати и подходит к чайнику, который мы приобрели буквально на днях. Вдруг она замирает.

Сев на постели, я хмурюсь и зову подругу. Когда Нелли поворачивается, ее взгляд устремлен на собственную руку, в которой лежат мои сигареты. Мне становится стыдно.

– Ты никогда не курила, – укоряет она.

– Я не злоупотребляю, – вру я, прикрыв глаза. – Пожалуйста, Нелли, не начинай, сигареты – это не наркотики из гаража.

Когда до меня доходит, что я сказала, мне хочется убить себя. Нелли бледнеет, и блеск в ее глазах гаснет. Встав на колени на кровати, я начинаю просить у нее прощения. За эти три месяца я успела наговорить много лишнего, потому что мои мысли заняты совсем другим и язык контролировать некому.

Уверяя, что все нормально, Нелли вновь поворачивается к чайнику и, убрав пачку сигарет подальше от себя, включает его. Спустя время мы уже пьем горячий растворимый кофе, наслаждаясь свежим воздухом из открытого окна.

Теперь я удручена еще и предстоящей встречей с родителями. Хотелось бы знать, что меня ждет, когда я переступлю порог родного дома. Мама найдет, чем вынести мне мозг. Самое главное – не сорваться и не уехать, не проведя хотя бы минуту с отцом.

– Ты слишком много думаешь, – вдруг произносит Нелли, заставляя меня посмотреть на нее.

– Каждый человек много думает, – хмыкаю я.

– Нет, я имею в виду другое. Ты каждую свободную минуту думаешь о нем.

– Не угадала, мои мысли о родителях. Нет никакого желание ехать к ним. Если бы не отец… Я не знаю, как меня встретят, но что-то мне подсказывает, что это будут самые трудные дни в моей жизни.

Я устало опускаю голову и разглядываю содержимое моей кружки. Самое сложное всегда ждет впереди. Прежде чем дойти до света в конце туннеля, предстоит триста раз споткнуться в темноте. Если посмотреть назад, можно отчетливо увидеть, сколько булыжников лежало на моем пути.

– Все, что я могу сделать, так это пожелать удачи. Рано или поздно тебе пришлось бы с ними увидеться. – Поджав губы, Нелли гладит меня по плечу, но в ответ получает всего лишь жалкий кивок. 

* * *

По дороге к дому родителей я заламываю себе пальцы. Периодически кусая ногти, пытаюсь придумать начало нашего разговора. Стоит сказать «привет» или «надеюсь, вы не испортите мне настроение». Молодой таксист поглядывает на меня через зеркало заднего вида. Почему он так часто смотрит на меня? Может, заметил, что я взволнована? Мои нервы просто на пределе, и я не против накричать на кого-нибудь. Но этим кем-то точно не будет таксист. Не хочется, чтобы меня выкинули из машины прямо на ходу.

Все должно пройти нормально. Может, то, что случилось с папой, немного смягчило сердце мамы. А вдруг у него что-то серьезное и, зайдя в дом, я увижу заплаканное лицо матери? Что тогда делать?

– Переживаете? – раздается в салоне приятный голос водителя. Слегка удивившись, я поворачиваю голову и ловлю его взгляд в зеркале.

Стоит рискнуть и поговорить с ним. Я не раз слышала, что разговоры с незнакомцами хорошо успокаивают.

– Как вы догадались? – спрашиваю я с той самой улыбкой, которая в два счета помогает мне расположить к себе людей.

– Я видел, как вы выворачиваете пальцы. Мне кажется, этого достаточно, чтобы понять – вы находитесь на грани нервного срыва, – весело замечает он, и у меня тут же немного поднимается настроение.

– Вы довольно внимательны к пассажирам. Амелия, – киваю я.

– Даг, – отвечает парень, сворачивая на другую улицу. – Итак, Амелия, позвольте проявить любопытство… По какому поводу вы нервничаете?

Его манера общения забавляет. Успокоившись, я говорю вполне серьезным тоном:

– Я еду к родителям, а отношения у нас так себе.

– Ох, знакомая ситуация. Я со своими предками не виделся больше четырех лет. Мы созваниваемся только на День благодарения. Они трудные и всегда заставляли меня делать то, что я не хотел.

На миг мне начинает казаться, что я нашла родственную душу.

– У меня то же самое, – не без удивления отвечаю я.

– Правда? Ваши родители – эгоисты?

Не успеваю я ответить, как вдруг Даг неожиданно останавливается у обочины и предлагает перебраться на сиденье рядом с ним. Выбежав из машины, я обхожу ее и, открыв переднюю дверь, забираюсь на место пассажира.

– Порой кажется, что они меня совсем не любят, – говорю я. – Но иногда я думаю, что ошибаюсь, потому что родитель не может не любить своего ребенка. Они просто решили наказать меня, когда я не захотела поступать в колледж, который им нравился. Хотя заведение, которое выбрала я, было ничем не хуже. Папа обрезал мне доступ к семейным счетам, и они с мамой почти перестали мне звонить. Деньги в наше время, к сожалению, играют большую роль, и чтобы себя обеспечить, мне пришлось устроиться официанткой в забегаловку. Разве это справедливо по отношению ко мне?

– Я думаю, что родители правильно сделали, – к моему глубочайшему удивлению, произносит Даг. Прежде, чем я успеваю выразить свое негодование, парень продолжает: – Если бы они так не сделали, вы бы не стали самостоятельной. Разве вам не нравится не зависеть от кошелька родителей? Да и по вам не скажешь, что вы страдаете без денег предков. Вы свежи и красивы.

Комплимент заставляет меня смущенно улыбнуться. Даг совершенно прав. Без помощи родителей я быстро повзрослела. Мне не приходится беспокоиться о том, что они отслеживают мои покупки, и о других мелочах. Во всем надо видеть плюсы, ведь не бывает худа без добра.

– Спасибо вам, – говорю я, посмотрев на профиль Дага.

Повернувшись ко мне на секунду, он улыбается и снова переключается на дорогу. Даг достает из бардачка визитку и протягивает мне.

– Вы всем незнакомцам раздаете свой номер? – спрашиваю я.

– Только тем, кто симпатичен. Вы мне нравитесь, и, как видите, у нас есть нечто общее. Когда вы снова начнете нервничать, просто наберите этот телефон, я буду рад вас выслушать. 

* * *

На пороге дома я снова начинаю дрожать. Былое спокойствие, которое принес разговор с Дагом, словно рукой сняло. Кусая губы, я поднимаю и опускаю руку, не решаясь постучать. Но почему я должна ждать приглашения в собственный дом?

Я распахиваю входную дверь и прохожу внутрь. Каблуки стучат по начищенному кафелю. Звук эхом разносится по всему дому. Стоило надеть кроссовки. Почему я побоялась, что мама не оценит мой повседневный вид? Неужели я действительно принарядилась только из-за нее?

– Хорошо выглядишь, – раздается холодный голос Снежной Королевы.

Повернув голову, я вижу на лестнице мать, все такую же молодую и красивую. Кажется, она никогда не постареет.

– Ты тоже, – сглотнув, отвечаю я.

Спустившись, она подходит ко мне ближе, рассматривая мой наряд. На мне ее любимый кожаный топ с черными широкими бретельками и черные джинсы с небольшими дырками на коленях, куртку я держу в руках.

– Твои волосы неплохо отросли, – замечает она, обходя меня и дотрагиваясь до моего высокого хвоста. – Но накрасилась… Макияж как у девушек с панели.

– Это смоки айс, мам. Девушки с панели даже не знают о таком, – язвлю я.

– Дерзишь мне? – положив руку на сердце, мама отскакивает от меня на своих точеных ногах, как от огня.

– Где отец? – бесстрастным голосом спрашиваю я, игнорируя ее вопрос.

Ничего не сказав, она поворачивается ко мне спиной и направляется к лестнице, безмолвно прося следовать за ней. Пока она не видит, я делалаю глубокие вдохи. Самое главное – не поддаваться на ее провокации.

Поднявшись на второй этаж, мы проходим вдоль по коридору и останавливаемся у двери из красного дерева. Я ненавижу этот цвет. Мама это знает. В мое отсутствие они сделали ремонт, использовав цвета, которые я терпеть не могу.

– Пожалуйста, веди себя как послушная дочь и старайся не разочаровывать папу. Ему и без тебя плохо, – говорит она и, прежде чем я успеваю что-то ответить, распахивает дверь.

Сигарета тридцать третья

Амелия

Отец лежит на большой кровати, по пояс укрытый одеялом. По его лицу нельзя сказать, что болезнь серьезная. Он выглядит свежо, только под глазами залегли тени.