— Я после обеда у графа собираюсь съездить в Экс, — шепнул Женевьеве шофер. — Надо отвезти на почту какие-то письма мистера Лоуренса. Заодно загляну в бистро. Не хотите составить мне компанию?

— Я уехала из Экс-ле-Бен неделю назад, — достаточно громко ответила Женевьева, — и соскучиться еще не успела. Так что вряд ли я смогу составить вам компанию.

Жерар пожал плечами и больше ничего не сказал, однако Женевьева по опыту знала, что последуют и другие предложения.

После обеда мужчины быстро разошлись, а женщины остались убрать посуду.

— Сейчас у нас всех начинается свободное время, — объяснила Женевьеве Эмилия. — Час с лишним до того, как граф с гостями сядут за стол. Там нам придется помочь Гастону подать на стол, потом убрать все — и до утра свободны. Сходи погуляй, осмотри парк.

Женевьева так и намеревалась сделать. Но вначале она решила переодеться. Как-никак через час с небольшим ей предстоит встретиться с графом и его гостями. Конечно, она там будет не на первых ролях — даже, можно сказать, на последних — но все равно очень хочется выглядеть получше.

Вернувшись в свою комнату, она разобрала чемодан, развесила платья на плечики. Пожалуй, сегодня вечером она оденет вот эту белую юбку и черную блузку. Ей вообще идут эти цвета и совсем не идет синий, она это знает. Вот теперь можно идти гулять.

Выйдя из флигеля, Женевьева обогнула его и оказалась у начала лестницы, круто спускавшейся вниз. Под ней, уступами спускаясь к невидимой отсюда речке, лежал парк замка Виньи. С детских лет, с двух недолгих посещений она сохранила в душе образ этого парка как некоего земного рая. Она помнила усыпанные красным песком дорожки, фонтаны, пруды. Теперь на целых два месяца все это в ее распоряжении — ходи хоть каждый день, можно проводить здесь все свободное время. Впрочем, в замке, похоже, будет и еще кое-что интересное...

Женевьева спустилась сразу на два яруса и, сойдя с лестницы, пошла направо. Густые платаны сомкнули свои ветви над ее головой. Впереди послышался плеск воды. Склон, вдоль которого она шла, стал круче — настоящая скала. Она нависала над площадкой, образуя небольшой грот. Из невидимого отверстия в скале низвергался водопад. Прозрачная горная вода пенилась в каменной чаше, стекая по гранитным ступенькам вниз, на следующий ярус. Каменный мостик вел через поток. Еще один поворот — и новая неожиданность: на перекрестке тропинок она увидела статую. На черном базальтовом троне сидела Белая Королева. А может, не королева, а волшебница. Своими совершенно зрячими глазами она глядела на пришедшую в ее владения. Трон окружали невероятные сказочные существа, которые Женевьева не смогла бы описать. Долго она стояла перед статуей, ходила вокруг нее, поражаясь тому, что с другой стороны видит все новые и новые детали. Уже совершенно очарованная, словно находясь во власти какого-то колдовства, она пошла дальше.

Лестница привела ее на новый ярус. Здесь было царство цветов. Скромные фиалки, словно трава, обрамляли клумбы нежных ирисов, анемоны соседствовали с сальвией. Но над всем царили розы. Каких только роз здесь не было! Красные всех оттенков, от нежно-розового до густо-багряного, белые, желтые... А запах! У каждого цветка он был свой, особый. Чтобы понять это, Женевьеве пришлось склоняться над каждым цветком, а к ним еще нужно было пробраться мимо других роз. Мудрено ли, что край ее юбки зацепился за шипы. Повернувшись, чтобы освободиться, Женевьева зацепилась за другой куст, и новые шипы впились в ее подол. Вот незадача! Склонившись, она стала освобождать ткань. Видимо, она слишком сильно наклонилась: раздался треск, и она почувствовала, что ее больше ничего не держит. Увы: куст, зацепивший ее юбку с другой стороны был сломан. Пострадал и подол, на котором образовались две дырочки. Женевьева не знала, чему больше огорчаться: сломанной розе или порванной юбке. Решив, что от поломанного цветка все равно больше толку не будет, она осторожно отломила его и поднесла к лицу: этот аромат она еще не знала.

— Если бы мадмуазель меня попросила, я бы срезал ей столько роз, сколько возможно. Но ломать их на клумбах не стоит, — раздался вблизи от нее суровый мужской голос. Это было сказано так сердито, почти зло, что Женевьева едва не выронила цветок. Обернувшись, она увидела высокого худого парня, угрюмо глядящего на нее. Из кармана куртки у него торчал садовый нож, руки были испачканы в земле. Очевидно, это и был Доменик, садовник, которого напрасно ждали к обеду.

Парень заметил взгляд, которым его окинула Женевьева.

— Конечно, гости графа могут себе позволить все что угодно, — язвительно заявил он. — Странно, почему они при этом любят притворяться такими любителями природы и поборниками равенства.

— Я вовсе не хотела ее сломать! — начала оправдываться Женевьева. — Я случайно зацепилась за цветок и порвала свою юбку. Я очень сожалею, правда!

— А зачем вам понадобилось лезть в самый центр клумбы? — не унимался садовник. — Хотя понятно: если сорвать розу с краю, это сразу заметят.

— Да нет же! — Женевьева тоже рассердилась: почему он не хочет ей поверить? — Я просто хотела понюхать эти розы. Они все пахнут по-разному, это так здорово, так неожиданно. И я вовсе не...

— Вашу порванную юбку можете поставить мне в счет, — не дослушав, прервал ее парень. — Моя вина, мадмуазель: я еще не вывел розы без шипов, — и, круто повернувшись, он направился прочь.

— Я вовсе не гостья графа, а прислуга, как и вы, — уже в спину ему выкрикнула Женевьева. — И это вы, если вам так захочется, можете пожаловаться графу и поставить эту несчастную розу мне в счет. И разве вас не учили, что грубить женщинам — это пошло?

Видимо, что-то из этой тирады дошло до ушей Доменика, потому что он остановился и повернул голову.

— Вы не гостья графа? — удивленно спросил он. — А кто же?

— Я горничная, новая горничная, — объяснила Женевьева. — Я приехала лишь несколько часов назад, пошла погулять, осмотреть парк — он такой чудесный — и вот...

При этих словах она еще раз взглянула на розу в своих руках, на порванную юбку — и неожиданно для себя заплакала.

Видно было, что Доменик совсем не ждал этого; он был сильно смущен. Он вернулся к цветочной клумбе и, легко пробираясь между розами, подошел к Женевьеве.

— Извините меня, мадмуазель, — смущенно проговорил он. — Я вовсе не хотел вас обидеть. Я же не знал, что вы не из числа гостей...

— А их, значит, обижать можно? — улыбнулась Женевьева. Ее слезы уже высохли, она сердилась на себя за них. Она терпеть не могла плакать и вообще показывать свою слабость. Теперь она стремилась обратить все в шутку. Не хватало только, чтобы этот парень ее жалел!

— Нет, я этого не говорил, — твердо заявил Доменик. — Но прислугу просто легче обидеть. Возьмите эту розу себе. Раз уж она сломалась — не выбрасывать же. А вы что — будете прислуживать в замке?

— Да, у вас, я слышала, ушла горничная, так я вместо нее. Меня зовут Женевьева, — представилась девушка, ожидая, когда же парень догадается назвать себя. Но он только кивнул в знак того, что вот, мол, познакомились, и помог ей выбраться из кустов. “Интересно, о чем он больше беспокоится, — подумала Женевьева, — чтобы я еще раз не порвала юбку или чтобы не задела еще одну его любимую розу? Скорее второе”.

— А вы, видимо, здешний садовник? — сама спросила она.

— Да, меня зовут Доменик, — просто ответил парень. — Знаете, если будете гулять с этой розой, вам могут сделать замечание... Давайте лучше ее мне. Я сам поставлю ее в вашу комнату. Хотя... — видно было, что он заколебался.

— Может, не надо этого делать? — пришла ему на помощь Женевьева. — Могут подумать... ну, что вы за мной ухаживаете. Зачем?

— Да, вы правы, это ни к чему, — согласился Доменик. — Хотя пусть думают что угодно, мне это совершенно безразлично. Речь может идти только о вас, о вашей репутации. А что до меня — пусть судачат! Знаете, — он оживился, глаза заблестели, — я бы нарочно поставил этот цветок в вашу комнату, сделав это как можно более открыто. О, сколько было бы разговоров, какие взгляды бы на нас бросали за спиной! Не хотите поиграть в эту игру?

— Нет, — покачала головой Женевьева. — Я не люблю быть в центре внимания и не хочу бросать вызов обществу — хотя бы оно состояло из пяти человек. Лучше уж я обойдусь без этой розы. Поставьте ее лучше в комнату кого-нибудь из гостей. А вы, я вижу, не слишком высокого мнения об остальных слугах?

— Я вообще не слишком высокого мнения о людях, — печально признался Доменик. — Чаще всего они некрасивы или даже безобразны. Если же кто-то красив, то обычно отвратителен внутри, глуп, зол. Природа — другое дело. Здесь прекрасно все. Я восхищаюсь ею...

— ...и поэтому опаздываете к обеду и едите отдельно, — закончила Женевьева. — А ведь они вас ждут и, как мне показалось, уважают. Мне кажется, вы несправедливы, хотя во многом правы. Было время, я думала, как вы, но потом поняла, что люди... Впрочем, мы, кажется, уже пришли, — воскликнула она.

Доменик вел ее обратно совершенно другой дорогой. Внезапно деревья расступились, и они оказались на площадке перед главным входом в замок. Расположившись в шезлонгах, здесь удобно сидели, подставив лица солнцу, несколько человек. Двоих Женевьева сразу узнала — это были граф Шарль и его дочь, двух других — высокого мужчину с длинными волосами, в которых уже пробивалась седина, и невысокую хрупкую девушку — видела впервые. Она растерялась, не зная, должна ли она представиться графу и что вообще надо сказать. Ее выручил Доменик. Слегка поклонившись присутствующим, он представил графу новую горничную, прибывшую сегодня утром. Граф Шарль легко поднялся из шезлонга и протянул Женевьеве руку. Его пожатие было легким и ободряющим.

— Надеюсь, мадмуазель будет не так скучно у нас, — сказал он. — Вы намерены работать здесь постоянно?