— Привет, Селена, — тепло приветствовала ее Эллисон: антиобщественные настроения прошлого дня были забыты.

— Привет, малышка, — ответила Селена странным, глубоким голосом, который Эллисон считала необычайно интригующим. — Чем займемся сегодня?

Это был риторический вопрос. По субботним дням девочки всегда медленно прогуливались по городским улицам, разглядывали витрины магазинов и воображали, что они взрослые леди, мужья которых известные люди. Они тщательно изучали товары всех магазинов Пейтон-Плейс, оценивая, сравнивая и выбирая вещи для себя, для дома и для своих детей.

— На маленьком Кларке этот костюмчик будет смотреться просто восхитительно, миссис Гейбл, — говорили они друг другу.

Или беспечно:

— С тех пор как я развелась с мистером Поувеллом, у меня пропал всякий интерес к одежде.

Вместе они тратили все до последнего центы, которые Эллисон удавалось выпросить у Констанс, покупали дешевую бижутерию, журналы с фотографиями кинозвезд и сливочное мороженое с фруктами. Иногда и у Селены было немного денег, которые она зарабатывала, выполняя разную мелкую работу для местных домохозяек, и тогда они отправлялись в кинотеатр «Яока» посмотреть какой-нибудь фильм. Позже они заходили в аптеку Прескотта, усаживались у фонтанчика содовой, жевали сэндвичи с помидорами и салатом латук и пили кока-колу. Здесь, вместо того чтобы изображать жен кинозвезд, они начинали играть в состоятельных домохозяек Пейтон-Плейс, которые, совершая дневную прогулку, решили выпить но чашечке чая, пока их детишки мирно спят в колясках у входа в аптеку. Эллисон держала соломинку так, будто это была сигарета, и вела беседу так, как в ее представлении это делали взрослые.

— Когда мистер Бин решил открыть свой кинотеатр, — сказала Эллисон, — у него было недостаточно денег для подобного предприятия, и он занял солидную сумму у ирландца по имени Келли. Поэтому театр так и называется — «Яока»: я обязан Келли, — она изящным жестом убрала с языка воображаемую крошку табака и выпустила струйку воображаемого же дыма.

Эллисон, которая знала множество городских историй и анекдотов, доставляло огромное удовольствие пересказывать их, естественно приукрашивая при этом. Селена была благодарным слушателем, она никогда не скупилась на восклицания типа: «О!», или «Боже мой!», или «Не может быть!».

— Подумать только! А мистер Бин расплатился с мистером Келли? — спросила Селена.

— О, конечно, — сказала Эллисон, но в следующую секунду ей в голову пришел лучший вариант ответа. — Нет, постойте-ка. Он ведь так и не вернул долг мистеру Келли. Он сокрылся с фондами.

Селена забыла о своем персонаже и негодующе спросила:

— Сокрылся с фондами? Что ты имеешь в виду?

Когда Эллисон использовала в своих рассказах слова, неизвестные Селене, та всегда считала, что это удар ниже пояса или что ее подруга просто выдумывает их на ходу.

— О, ну знаешь, — сказал Эллисон. — Сокрылся — это смылся. Да, мистер Бин сокрылся со всеми фондами, и мистер Келли так никогда и не получил назад свои деньги.

— Ты все это выдумала, Эллисон Маккензи! — возразила Селена: игра во взрослых была окончательно забыта. — Я только вчера видела мистера Вина на улице Вязов. Ты все придумала!

— Да, — смеясь сказала Эллисон. — Да, придумала.

— Скрылся, — строго сказала миссис Прескотт из-за фонтанчика содовой. — Никогда он не скрывался. Вот так рождаются сплетни, юная леди. Возмутительный вымысел. Растет, делится на части и снова растет.

— Да, мадам, — кротко сказала Эллисон.

— Сплетни, как амеба, — продолжала миссис Прескотт, — растут, делятся и снова растут.

Эллисон и Селена еле сдержались, чтобы не прыснуть от смеха, бросили свои сэндвичи и выбежали из аптеки. Миссис Прескотт неодобрительно смотрела из окна на истерически хохочущих девчонок.

Долгий субботний день подходил к концу, и они отправлялись домой к Эллисон. Там они часами наслаждались, нанося друг другу на физиономию ничтожно малое количество косметики, которую им удавалось добыть, продавая купоны журналов компаниям, предлагающим бесплатные образцы.

— Я думаю, «синяя слива» — твой цвет помады, Селена.

Селена, чьи губы теперь напоминали отборный виноград сорта «конкорд», отвечала:

— «Ориенталь-2» — это для тебя, просто шикарно!

Эллисон разглядывала в зеркале то, что можно было бы назвать бледной индианкой:

— Ты действительно так считаешь? Не просто, лишь бы что-то сказать?

— Нет, правда. У тебя так глаза делаются больше.

Игру надо было заканчивать до прихода Констанс: она имела обыкновение так говорить о том, что косметика придает юной девушке дешевый вид, что Эллисон просто физически ощущала, как испаряется радость субботнего дня, и настроение уже было испорчено на весь вечер.

По субботам Селена всегда оставалась на ужин у Маккензи. Констанс обычно готовила что-нибудь незамысловатое — например, вафли, яичницу-болтунью и сосиски. Для Селены это был роскошный ужин, как, впрочем, и все в доме Маккензи было для нее роскошным и прекрасным, чем-то, о чем можно было только мечтать. Она часто удивлялась и даже злилась, пытаясь понять, что так мучает Эллисон и почему она чувствует себя несчастной в этом доме, ведь у нее такая прекрасная, великолепная мама и своя бело-розовая спальня.

Так всегда две подруги проводили субботу, но в этот день какое-то внутреннее беспокойство и непреодолимое желание противоречить не дали Эллисон ответить стандартно на вопрос Селены: «Чем займемся сегодня?»

— О, я не знаю, — сказала Эллисон. — Давай просто прогуляемся.

— Куда? — практично спросила Селена. — Не можем же мы все гулять и гулять и никуда не идти. Пошли в магазин твоей мамы.

Селена любила ходить в «Трифти Корнер». Иногда Констанс разрешала ей рассматривать поближе дорогие, блестящие платья и снимала их с белых, смягченных поролоном плечиков.

— Нет, — решительно сказала Эллисон, которая готова была идти куда угодно, только не в магазин своей матери. — Тебя всегда тянет туда, где мы уже были сто раз. Давай пойдем куда-нибудь еще.

— Ну, куда же? — раздраженно спросила Селена.

— Я знаю одно место, — быстро сказала Эллисон. — Я знаю самое лучшее в мире место. Но это секрет, и ты не должна никому говорить, что я тебя туда водила. Обещаешь?

Селена рассмеялась.

— Где же это? — спросила она. — Не собираешься ли ты показать мне замок Самюэля Пейтона.

— О нет! Я бы никогда туда не пошла. Я бы испугалась, а ты?

— Нет, — спокойно сказала Селена. — Я бы не испугалась. Мертвецы не могут сделать тебе ничего плохого. Это живых надо опасаться.

— Ну, все равно, я говорила не про замок. Пошли, я покажу тебе.

— Хорошо, — сказала Селена. — Но если это какие-то глупости, я сразу разворачиваюсь и иду в город. Я гладила для миссис Пертридж, и она заплатила мне доллар и двадцать пять центов, а в аптеку Прескотта пришли новые «Фотопьесы» и «Серебряный экран».

— Ну, пошли же, — нетерпеливо позвала Эллисон.

Взявшись за руки, девочки прошли через весь город и вошли в Мемориальный парк. Эллисон выбирала дорогу, она чувствовала радостное возбуждение, — такое часто случалось с ней перед Рождеством, когда у нее для кого-нибудь был приготовлен особый подарок, — и еще ту особенную радость, когда делишься с лучшим другом чем-то очень дорогим для тебя.

— Вон идет Тед Картер, — почему-то шепотом сказала Эллисон, хотя Тед был в противоположной стороне аллеи и не мог ее услышать. — Сделаем вид, что не замечаем его.

— Почему? — громко спросила Селена. — Тед хороший парень. Почему я должна делать вид, будто не вижу его?

— Потому что он положил на тебя глаз, — прошипела Эллисон.

— Ты спятила.

— Нет. Тебе нечего с ним делать, Селена. Тед Картер из ужасной семьи. Однажды я слышала, как мама и миссис Пейдж говорили о его родителях. Миссис Пейдж сказала, что миссис Картер ничем не лучше обыкновенной таскухи!

— Ты хочешь сказать — потаскухи?

— Тс-с, — прошептала Эллисон. — Он тебя услышит. Я не знаю, что имела в виду миссис Пейдж, но, когда моя мама услышала это, она вся покраснела, так что это, наверное, что-нибудь ужасное, как вор или убийца!

— Да, наверное, что-то типа этого, в своем роде, — сказала Селена, растягивая слова, и вдруг расхохоталась. — Привет, Тед, — сказала она мальчику, который к этому времени уже почти поравнялся с ними. — Что ты здесь делаешь?

— То же, что и вы, — улыбаясь, сказал Тед. — Просто прогуливаюсь.

— Ну, тогда пошли с нами, — предложила Селена, не обращая внимания на Эллисон, которая незаметно толкала ее локтем в бок.

— Не могу, — сказал Тед. — Пора возвращаться, я обещал маме зайти в бакалею.

— Ну, не можешь, так не можешь, — сказала Селена.

— Пошли, — шепнула Эллисон.

— Пока, Тед, — сказала Селена.

— Пока, — отозвался Тед. — Пока, Эллисон.

Девочки пошли дальше через парк, а Тед зашагал в город. Дойдя до конца аллеи, он повернулся и посмотрел назад.

— Эй, Селена, — крикнул Тед.

Девочки повернулись, и он помахал рукой.

— Еще увидимся, Селена.

— Конечно! — крикнула в ответ Селена и тоже помахала рукой.

Тед свернул с аллеи на улицу и скрылся из виду.

— Увидимся! — в бешенстве сказала Эллисон. — Вот видишь! Что я тебе говорила. Он положил на тебя глаз.

Селена остановилась и посмотрела на свою подругу. Она смотрела долго и не отрываясь, взгляд у нее был тяжелый.

— Ну и что? — наконец спросила она.

День получился неудачным. Впервые за все время их долгой дружбы девочки не смотрели друг другу в глаза.

«Что происходит?» — думала Эллисон, не в состоянии понять человека, который остается равнодушным, когда кругом такая красота.