— Ну, теперь мы посмотрим, — сказал Пейтон-Плейс, сфокусировав свое внимание на Глэдис. — Очень скоро она сбежит и оставит детей Кросса без присмотра.

Но Глэдис, по-новому поджав губы, но оставаясь все той же грудастой яркой блондинкой, жила в Пейтон-Плейс, пока Селена не закончила среднюю школу. Через две недели после того, как Селена приступила к работе в «Трифти Корнер» в должности управляющего, Глэдис уехала из Пейтон-Плейс в Техас, чтобы присоединиться к Полу.

«Комплексы? Хм, — подумала мисс Тронтон, глядя на Джо, который торопился домой накормить овец и приготовить ужин для сестры. — Покажите мне мальчика, столь же верного своей матери, как Джо сестре».

Над ее головой первый раз весело ударил колокол Кенни, и класс загудел.

— Тишина! — приказала мисс Тронтон. — Можешь прекратить читать, Джо. Вы все ведет себя тихо, пока я вас не отпущу.

С последних парт раздалось недовольное бурчание, но она проигнорировала его.

— Ваши парты чисты?

— Да, мисс Тронтон.

— Можете встать.

«Можете встать», — кривлялся кто-то на задней парте.

— Свободны! — сказала мисс Тронтон.

Поднялся страшный грохот, и все, кроме одного мальчика, рванулись к дверям.

— Эверет, — сказала мисс Тронтон. — Сядь, Эверет. Следующие тридцать минут ты проведешь со мной.

«Ну, — подумала она, — не так уж я стара, если еще могу их так осадить».

И ей совсем не пришло в голову, что несколько лет назад ни один ученик не осмелился бы передразнивать ее с задней парты. Но если бы мисс Тронтон об этом и подумала, она знала, кому адресовать свои обвинения.

— Война, — сказала бы она, как говорили осенью 1943-го люди во всем мире. — Все так изменилось с тех пор, как началась война.


ГЛАВА II


Констанс Маккензи закрыла духовку и, испуганно вскрикнув, выпрямилась. Ее муж тихо подкрался сзади и закрыл ей ладонями глаза. Когда она вздрогнула, он обнял ее посильнее, и Констанс расслабленно облокотилась на него.

— Не подкрадывайся ко мне так, — сказала она.

— Я просто не мог сдержаться, — прошептал Майк ей в затылок. — Когда ты так наклонилась у духовки, моя похотливость взяла верх.

— Для мужчины сорока одного года ты ведешь себя как молодой, — сказала она, чувственно поворачивая голову, когда Майк поцеловал ее в шею.

Он скрестил руки у нее на груди.

— А у тебя, — сказал он, дыша ей в ухо, — замечательное молодое тело для леди тридцати девяти лет.

— Прекрати, — сказала Констанс. — Мой пирог сгорит, если ты не прекратишь и не выпустишь меня.

— Пирог, — уничижительно сказал Майк, — кто хочет пирог?

— Никто, — повернувшись к нему лицом, сказала она и подняла голову.

Он поцеловал ее так, как всегда это делал, — сначала мягко, потом ищуще, потом с силой, а потом снова мягко.

— Четыре года, — хрипло сказал он, — а мне все еще кажется, что я с тобой в первый раз.

— Пирог, — сказала она, — определенно сгорит. Я чувствую запах.

— А ты знаешь, что у тебя грудь, как у девочки? — спросил он. — У тебя должна быть зрелая, опавшая грудь.

— Ты вообще знаешь что-нибудь о такте? — спросила она. — Но том, что всему свое время? Грудь — не предмет для дискуссий перед обедом.

Майк улыбнулся, немного отстранился от Констанс и заглянул ей в глаза.

— Что же нам тогда обсуждать? — спросил он, плотнее прижимаясь к ней бедрами.

— Пирог, — ответила Констанс с напускной суровостью. — Вот что. И еще рыбу, которая будет подаваться сегодня первой.

— Рыба, — сказал Майк и опустил руки.

— Да, рыба. Тебе полезно, — сказала Констанс.

— Пойду сделаю нам выпить, — печально сказал он. — Если мне предстоит есть рыбу, надо заранее укрепить свои позиции.

— Прикури мне сигарету, пока ты там, ладно? — крикнула Констанс удаляющемуся в гостиную Майку. — Сегодня пришел свежий «Маккол». Там напечатали рассказ Эллисон.

— Где?

— Лежит на столе.

Майк вернулся на кухню с двумя бокалами, двумя сигаретами и журналом. Он подал Констанс бокал и сигарету, уселся за кухонный стол и, попивая, начал листать журнал.

— Вот и он. Имеется название. «Осторожнее. Девочка на работе».

— Это о девушке, которая работает в рекламном агентстве в Нью-Йорке, — пояснила Констанс. — Она — карьеристка по натуре и хочет занять место своего босса. Ее босс — молодой и симпатичный человек, девушка не может с собой справиться и влюбляется в него. В конце концов, она приходит к выводу, что любовь важнее карьеры, и выходит за него замуж.

— Бог ты мой, — сказал Майк и закрыл журнал. — Интересно, она работает над романом, который собиралась написать?

— Не знаю. Подай-ка мне прихватку, — Констанс вытащила пирог из духовки. — Может, она оставила эту идею. В журналах хорошо платят, ты знаешь. А она еще так молода. Я всегда думала, что романист должен быть средних лет.

— Не обязательно, если у него талант, как у Эллисон. С другой стороны, мне тоже всегда казалось, что писатель, прежде чем сесть и успешно написать книгу, должен приобрести определенный жизненный опыт. — Майк хохотнул. — Интересно, работает ли еще редактор, который купил первый рассказ Эллисон. И еще, я думаю, знает ли он о том, какие последствия повлек за собой его поступок.

— Да, «Кот Лизы». Интересно, где Эллисон взяла идею для этого рассказа?

— Прямо у Сомерсета Моэма, — сказал Майк. — Когда рассказ выиграл приз, Эллисон действительно поверила, что она ворвалась в высшие литературные круги.

— Ну, во всяком случае, после этого она окончательно утвердилась в своем решении не поступать в колледж.

«Кот Лизы» был не самым хорошим рассказом. Семнадцатилетняя Эллисон написала его, будучи участницей конкурса, который тогда проводился в одном журнале. В журнале напечатали огромную иллюстрацию, на которой был изображен черный кот на фоне полуоткрытого окна с красными шторами и ваза с весенними цветами на столе.

«Напишите рассказ (не более пяти тысяч слов) к этой иллюстрации», — приглашал журнал читателей и предлагал первую премию в размере 250 долларов.

В то время для Эллисон более важно было то, что журнал обещал опубликовать в следующем выпуске рассказ-победитель. Эллисон немедленно приступила к работе. Это был рассказ об английском джентльмене, работающем в министерстве иностранных дел, который на годовщину свадьбы подарил своей неверной жене черного кота. Однажды этот джентльмен неожиданно днем вернулся из конторы домой. Печальное мяуканье кота привлекло его внимание, и он застал свою неверную Лизу в объятиях любовника.

Может быть, часто думал Майк, редактор, в чьи обязанности входило чтение работ конкурсантов, устал, или его растрогал печальный конец рассказа Эллисон, где английский джентльмен отправился, как это обозначила Эллисон, «внутрь страны», заразился чумой и умер. Во всяком случае, Эллисон была объявлена победителем, ей прислали чек на обещанную сумму и в следующем выпуске напечатали ее рассказ.

— Может быть, Эллисон повезло слишком быстро, — сказал Майк, отпивая из бокала. — Может, она так занята работой в Нью-Йорке, что ей просто некогда накапливать жизненный опыт.

Констанс автоматически накрывала на стол, скорее по привычке, чем сознательно, правильно расставляя тарелки и бокалы.

— Я никогда не верила в то, что она уехала надолго, — сказала она. — Мне казалось, она вернется месяцев через шесть, и вот теперь она в Нью-Йорке уже больше двух лет. Как ты думаешь, это после нашей свадьбы она стала чувствовать себя третьим лишним в семье?

— Нет, не думаю, — ответил Майк. — Хотя наши отношения с Эллисон никогда не были такими, какими бы мне хотелось. Мне кажется, она стала думать об отъезде после самоубийства Нелли Кросс.

Между Майком и Констанс было заключено своего рода молчаливое соглашение — когда бы они ни вспоминали ту пору тридцать девятого года, для указания времени событий они говорили о самоубийстве Нелли Кросс и никогда о том, что это случилось тогда, когда Эллисон узнала правду о своем отце и о своем рождении.

— Но мне кажется, что решение приняло окончательную форму, — продолжал Майк, — после несчастного случая с Кэти Элсворс, во время судебного разбирательства. Думаю, после этого она уже не могла по-прежнему воспринимать Пейтон-Плейс.

— Если это главная причина отъезда, то это просто глупо, — заявила Констанс. — То, что Элсворсы подали в суд на Лесли Харрингтона, не имело никакого отношения к Эллисон. Это было не ее дело.

— Это было дело каждого, — тихо сказал Майк.

Позже, стоя у раковины с грязной посудой, Констанс подумала, что, возможно, Майк был прав, когда сказал, что это касалось каждого. Случившееся раскололо Пейтон-Плейс на две части и поэтому касалось всех независимо от желания. И все-таки, вспоминала Констанс, не только дело Элсворсов повлияло на Эллисон. Эллисон начала меняться еще до этого. После того как Констанс привезла ее домой из больницы, куда она попала после неприятных разбирательств с Норманом Пейджем и трагедии Нелли Кросс, Эллисон уже никогда не была прежним ребенком. «И еще одно, — неохотно подумала Констанс. — Правда о ее отце и обо мне». Она страшно переживала, хотя все время старалась показать, что ей это безразлично. Интересно, подумала Констанс, правда ли то, что дети, растущие без отца, всегда удачливы в выбранной области, потому что чувствуют, что должны отыграться. Констанс посмотрела на мыльную воду, и пена вдруг окрасилась в радужные цвета и замерцала в заполнившихся слезами глазах. Она не имеет права быть такой счастливой после того, как потеряла Эллисон. Констанс вытерла о плечо мокрую щеку и прислушалась к совсем не мелодичному свисту Майка, который возился в подвале с круглой пилой.