— Это было так, будто злой, ненасытный дух захватил наш город, — говорил позднее Сет Басвелл. — Ненасытный дух, стремящийся обрушить на нас хаос и опустошение.

Он говорил это заплетающимся языком, так как был очень пьян. Но д-р Свейн, который в тот раз выпивал в компании Сета, не находил в словах друга ничего вздорного.

— Именно, — четко сказал д-р Свейн. Он гордился тем, что, даже будучи пьян, всегда четко произносил слова.

Другие, те, кого не касалась история Нелли Кросс или все, что случилось позднее, тем не менее были склонны согласиться с Сетом и доктором. Любой бы согласился, что тогда, летом 39-го, в Пейтон-Плейс были плохие времена.

В последнюю субботу августа 39-го Клейтон Фрейзер шел по улице Вязов по направлению в своему дому на Сосновой улице. Навстречу ему быстро проехала машина шерифа, рядом с Баком Маккракеном сидел д-р Свейн. То, что Док ехал в машине шерифа, было весьма странно, так как Док всегда пользовался собственной машиной. Клейтон задумался, что бы мог делать Свейн в официальной полицейской машине Пейтон-Плейс, но потом решил, что ему нечего волноваться на этот счет. Он слишком устал, и какие бы ни были причины у Бака и Дока разъезжать вместе, завтра об этом будет говорить весь город и Клейтону все станет известно.

Подойдя к дому, Клейтон Фрейзер по старинной привычке огляделся вокруг. И тогда он это увидел — на вершине холма Марш к небу тянулся маленький красный язычок. Это был коварный, незаметно подкрадывающийся язычок, он появился только на долю секунды, а затем исчез, но Клейтон знал, что он видел это. Он задержался только на короткий момент и появился снова. Клейтон больше не ждал.

— Пожар! — закричал он и побежал по улице, так как у него не было телефона. — Холм Марш горит!

Проезжающий мимо мотоциклист подобрал Клейтона, и они вместе поехали в пожарную часть. Красному язычку потребовалось всего несколько минут, и уже половина холма Марш была в огне.

— Пожар! — кричал Клейтон, и бесчисленная техника, которую содержали штат и город для борьбы с огнем, приступила к работе.

Это был местный обычай — если начинался пожар, в зону огня тут же отправлялись шериф и доктор. Шериф — потому что он был добровольным пожарником, а д-р Свейн — потому что он всегда предчувствовал, что могут быть пострадавшие. Шериф и доктор шли по дорожке к дому Маккензи, они услышали вой сирены и оглянулись на холмы, окружающие Пейтон-Плейс. Холм Марш уже был весь в огне, и языки пламени начинали восхождение по склону холма под названием Ветряная Мельница.

— Плохо дело, — вздохнул Маккракен.

— Да, — сказал доктор, и они пошли дальше, к дому Маккензи.

Они приехали по вызову Майкла Росси.

— Приезжайте скорее, Мэт, — сказал по телефону Майк. — И возьмите с собой Бака. Нелли Кросс повесилась в комнате Эллисон Маккензи.

— И отменяются все репетиции хора, — сказал Бак и нажал на дверной звонок.

На первый взгляд все было не так страшно, как опасался Бак. Все присутствующие в гостиной Маккензи держали себя в руках, — кажется, этому способствовали усилия Майка Росси. Эллисон Маккензи без движения лежала на диване, у нее в ногах сидела Констанс. Джо Кросс, по указанию Майка сбегавший за своей сестрой, сидел на легком стуле с одной стороны камина, Селена точно на таком же стуле сидела с другой его стороны. Стоял только Майк, он не двигался, будто боялся, что, если пошевелится, потеряет контроль над этой группой. Мэтью Свейн сразу подошел к Эллисон.

— Обморок? — спросил Бак Майка. Майк кивнул. — Возможно, для нее будет только лучше оставаться в этом состоянии, пока мы закончим… — Бак запнулся, посмотрев на Селену и Джо, — все, что мы должны сделать.

В эту секунду Эллисон открыла глаза. Она не заплакала и не стала изумленно оглядываться вокруг. Она просто открыла глаза, посмотрела на то, что ее окружало, и снова их закрыла.

— Я хочу, чтобы она побыла у меня в больнице пару дней, — сказал д-р Свейн Констанс. — Я вызову машину.

После того как доктор позвонил по телефону, трое мужчин поднялись наверх в комнату Эллисон. Несколькими минутами позже прибыли два человека Бака, доктор сделал то, что он должен был сделать, и Бак со своими людьми приготовились увезти тело Нелли Кросс. Мэтью Свейн зажмурил глаза, пытаясь не слышать глухой стук с лестницы, когда трое полицейских спускали уже окоченевший труп Нелли Кросс по узкой лестнице в доме Маккензи.

«Будет ли этому конец? — подумал он. — Сначала ребенок Селены, потом Лукас, теперь Нелли. Неужели это никогда не кончится? Я уничтожил их всех. Даже если Лукас жив, он уничтожен, я сделал из него изгоя».

Доктор, волоча ноги, спустился вниз. В холле его ждала Селена, глаза сухие, лицо напряжено.

— Док, — сказала она. — Это произошло потому, что мама знала? Поэтому она покончила с собой?

Док Свейн посмотрел прямо в глаза Селене.

— Нет, — ровно сказал он. — У нее был рак, но она запретила мне говорить об этом кому-либо.

Селена тоже посмотрела прямо в глаза доктору. Док не знал сам, как он это почувствовал, но он догадался: Селена поняла, что он лжет.

— Спасибо, Док, — сказала она так же ровно, как и он, и вернулась в гостиную. — Пошли, Джо, — позвала она. — Нам пора домой.

Доктор смотрел, как они прошли по дорожке и свернули на Буковую улицу.

О чем она будет думать всю эту длинную, длинную ночь, подумал Свейн. Что она скажет себе, лежа на кровати и глядя в потолок?

Д-р Свейн пожал плечами и повернулся к Майку.

— Вы не подвезете меня домой? — спросил он. — Я хочу взять свою, чтобы поехать в больницу.

Через некоторое время Док ехал в больницу, за ним, на небольшом расстоянии, ехали Констанс и Майк. Д-р Свейн посмотрел на охваченные пламенем холмы. Весь горизонт к востоку от Пейтон-Плейс был в огне. Какой-то момент доктор развлекал себя мыслью, что огонь — это символ. Изгнание беса огнем, подумал он и посмеялся над собой.

Скандальные происшествия публичного характера не часто случаются в маленьких городках. Поэтому, хотя в стенных шкафах жителей маленького городка столько скелетов местных скандалов и позора, что если бы они все вместе в один прекрасный момент загремели костями, грохот был бы слышен даже на Луне, люди склонны думать, что в таких городках, как Пейтон-Плейс, ничего особенного не происходит. Без сомнения, в шкафах столичных жителей царит такой же беспорядок, как и у провинциалов, разница лишь в том, что столичный житель не склонен интересоваться содержимым шкафов своего соседа в той степени, что член небольшого общества. В маленьких городках разница между содержимым шкафов и скандалом состоит в том, что первое проверяется небольшой группкой людей и обсуждается шепотом через забор, второе же выставляется на всеобщее обозрение на главной улице и обсуждается криками с крыш.

В Пейтон-Плейс существовало три источника скандалов: самоубийство, убийство и беременность незамужней девушки. С тех пор как старый док Квимби приставил пистолет к виску много лет назад, в городе не было случаев самоубийства. Покончив с собой, Нелли Кросс произвела такую сенсацию, на которую не могла рассчитывать ни разу за всю свою жизнь. Город гудел от разговоров, а когда на следующий день после самоубийства выяснилось, что Нелли была крещеной католичкой, разговоры перешли в рев. Все думали о том, что скажет и как поступит отец О'Брайен, но время размышлений было недолгим, католический священник сделал то, что должен был сделать, и сделал это быстро. Он отказался хоронить Нелли Кросс на освященной земле католического кладбища. Местные кивали друг другу головами и говорили, что отец О'Брайен — человек принципов и у него хватает смелости отстаивать свои убеждения. И раз уже церковь имеет правило держать священников в подчинении, отец О'Брайен не колебался, когда пришла пора выполнить свой долг: он не охал и не ахал, как сделал бы другой на его месте.

— Конечно, нет, — сказал он Селене Кросс.

Протестанты ухмылялись. Что это за служитель Бога, если он отказывается похоронить умершего, спрашивали они друг друга достаточно громко, чтобы слышали католики. Протестанты, особенно конгрегационалисты, конечно же, занимают в этом случае более христианскую позицию. Преподобный Фитцджеральд никогда бы не отказал в достойных похоронах любому умершему, даже католику.

Не прошло и двадцати четырех часов, Пейтон-Плейс второй раз был потрясен до основания.

— Конечно, нет, — сказал преподобный Фитцджеральд, когда Селена попросила его похоронить ее мать.

Теперь ухмылялись католики, а конгрегационалисты выходили из себя от гнева. Вместе мы сильны, декларировали католики, разделившись, мы не устоим. Собравшись вместе, несколько наиболее влиятельных конгрегационалистов — среди них Роберта и Гармон Картер, что удивило всех, «девочки Пейджа» и все члены женского благотворительного общества — направились к своему священнику. Маргарет Фитцджеральд, ускользнув из дома через заднюю дверь, присоединилась к своим друзьям на тротуаре напротив дома священника.

— Я не знаю, что на него нашло, — отвечала она на посыпавшиеся со всех сторон вопросы. — Я просто не представляю, почему он так себя ведет.

Маргарет произносила эти слова озадаченным, мученическим голосом, а внутри вся клокотала от злости и ненависти. Своим друзьям Маргарет говорила, что ее муж слишком много работал, устал, ослаб, измотан и болен. В душе же она называла его самым гнусным из предателей, подлым черным ирландцем и подхалимом папы.

Преподобный Фитцджеральд встретил представителей своего прихода, скорее похожих на разгневанную толпу, чем на верующих, пришедших к своему лидеру за советом, и не пустил их дальше террасы.

— Что вам надо? — свирепо спросил он.

Роберта Картер, подняв руку, выбрала себя спикером.