— Подними-ка подбородок, Эллисон, — смеясь, сказал он. — Если цветы будут отражаться у тебя на коже, значит, ты как масло и будешь толстой.

Эллисон рассмеялась и закинула голову назад. Ее светло-каштановые волосы были убраны в хвост и раскачивались за спиной.

— Хорошо, Норман, — сказала она. — Проверь-ка, не собираюсь ли я растолстеть.

Норман держал Эллисон пальцами за подбородок, и они еще долго смеялись, глядя друг другу в глаза. Норман немного подвинул руку, и уже вся его ладонь была на щеке у Эллисон.

— У тебя все губы синие от черники, — сказал он.

— У тебя тоже, — сказала Эллисон, не отстраняясь от него.

Он тихонько поцеловал ее, не дотрагиваясь, только подняв вторую руку к ее щеке. Лютики, которые он так и не выпустил из руки, как бархат, касались их лиц.


ГЛАВА II


Доктор Мэтью Свейн и Сет Басвелл сидели в редакции «Пейтон-Плейс Таймс» в кабинете Сета. Док вертел в руках белую соломенную шляпу и потягивал специальное летнее изобретение Сета, состоящее из джина, льда и грейпфрутового сока.

— Как говорят, — заметил Сет, — 99 градусов в тени, а тени нет и в помине.

— Ради Христа, не надо о погоде, — сказал доктор. — Я и так должен быть благодарен, что очень немногие болеют в этом месяце.

— Ни у кого нет энергии, чтобы заболеть, — сказал Сет. — Слишком жарко, чтобы даже подумать о прорезиненных простынях в твоей больнице.

— Господи! — воскликнул Док и привстал с кресла, увидев машину, промчавшуюся по улице Вязов. — Не будем каркать, иначе нам придется отскребать молодого Харрингтона с дороги.

— Если это случится, в этом будет виноват Лесли. Какой идиотизм — покупать шестнадцатилетнему парню двухместный автомобиль с откидным верхом за три тысячи долларов.

— Тем более Родни Харрингтону, — сказал д-р Свейн. — У этого парня мозгов не больше, чем у блохи. Может, это и хорошо, что он вылетел из Нью-Хэмптона. Здесь хотя бы Лесли сможет за ним присматривать, хотя вряд ли это что-то меняет.

— Ты разве не знаешь? — спросил Сет. — Лесли заставил проректора взять его. Я не знаю, как он протолкнул пацана в эту школу, но Родни осенью туда отправляется.

— Не думаю, что он там долго продержится, — сказал доктор. — На прошлой неделе я видел его в Уайт-Ривер. Он набил в машину целую компанию, и все они пили. Лесли чуть на свернул мне голову, когда я сказал ему об этом. Сказал мне не лезть не в свое дело и дать парню перебеситься. Перебеситься в шестнадцать лет. Насколько я помню, я был значительно старше, когда пришла пора перебеситься.

— Мне не нравится этот парень, — сказал Сет — Я люблю его не больше, чем Лесли.

Две фигуры появились в большом окне кабинета Сета. Девочка подняла голову, посмотрела внутрь и махнула рукой сидящим в кабинете, но мальчик был слишком поглощен девочкой и не поднял головы. В руке у него был букет лютиков, он нес его так, будто давно забыл о нем.

— Эллисон Маккензи и мальчик Пейджа, — сказал доктор. — Интересно, его мать знает, что он гуляет?

— Она поехала в Уайт-Ривер сегодня днем, — сказал Сет. — Я встретил ее, когда выезжал оттуда.

— Тогда понятно, почему Норман идет с девочкой по улице, — сказал Свейн. — А Эвелин, наверное, отправилась в Уайт-Ривер на консультацию к Джону Биксби. С тех пор, как я сказал ей, что у нее нет никаких болезней, кроме эгоистичности и дурного характера, она и близко ко мне не подходит Странно, — сказал он после небольшой паузы, — как по-разному проявляется ненависть. Посмотри на «девочек Пейджа», они здоровы, как лошади, обе, а посмотри на Эвелин, у нее вечно что-нибудь болит.

— А ты посмотри, как ненависть проявляется в Лесли Харрингтоне, — сказал Сет. — Он ненавидит весь мир и заставляет всех мириться с ним.

— Я бы хотел, чтобы пацан освободился от нее, пока не поздно, — сказал Док, все еще думая о Нормане Пейдже. — Может, он найдет для себя хорошую девчонку, как Эллисон Маккензи, тогда это будет противодействием влиянию Эвелин.

— Ты хуже старухи, Мэт, — смеясь, сказал Сет. — Выпей.

— Слушай, тебе не стыдно? — спросил Док и протянул руку за стаканом. — Сидишь тут и целый день хлещешь джин?

— Нет, — не задумываясь, ответил Сет. — Совсем нет. Этот — за Нормана Пейджа, долгих ему лет жизни, пусть он женится на той, что не даст Эвелин проглотить его.

— Я не думаю, что он достаточно силен, чтобы противостоять ей, — сказал Свейн. — Она ждет от него слишком многого — любви, восхищения, со временем финансовой поддержки, беспрекословного подчинения, даже секса.

— О, прекрати, — сказал Сет. — На тебя дурно действует погода. Не надо мне рассказывать, что Эвелин спит со своим сыном.

— С тобой сложно говорить, Сет, — с ложной суровостью сказал Док. — Так как говоря о сексе, ты имеешь в виду только мужчину и женщину в постели. А это не всегда так. Позволь рассказать тебе один случай. Однажды я видел молодого мальчика с тяжелейшим случаем обезвоживания. Это произошло оттого, что ему часто ставили клизмы, в то время как он в них совсем не нуждался. Секс, причем СЕКС заглавными буквами.

— Господи, Мэт! — воскликнул Сет, «в ужасе» расширив глаза. — Ты думаешь именно это свело старину Окли в могилу? Клизмы?

— Не надо спешить с выводами, — возразил Док. — Я не говорил, что этот случай имеет что-то общее с Эвелин и Норманом. И Окли умер не от клизм. Каролин, Шарлотта и Эвелин до смерти засекли его своими языками.

— Пожалуй, я больше не буду тебе наливать, — сказал Сет. — Это делает тебя мрачным, а сегодня слишком жарко для подобных настроений и всего прочего.

— Не считая выпивки, — сказал, вставая, Свейн. — А я не имею намерений напиться к четырем часам дня в пятницу. Мне пора.

— Увидимся вечером? — спросил Сет. — Сегодня собирается вся банда, значит, будет хороший покер.

— Я приду. И прихвати свою чековую книжку: чувствую, сегодня мне повезет.


ГЛАВА III


Селена Кросс стояла у витрины «Трифти Корнер» и смотрела, как мимо проходит д-р Свейн. Сердце заколотилось сильнее, страх сжал ее и распространился по всему телу. Она с ужасом смотрела на высокого человека в белом костюме, который всегда относился к ней с такой добротой.

«Помогите мне, Док, — тихо репетировала она, — вы должны помочь мне».

— Мэтью Свейн — единственный мужчина из тех, кого я знаю, который способен с успехом носить белый костюм, — сказала Констанс Маккензи из-за плеча Селены. — Он может выглядеть неглаженным, но всегда свежим.

Селена со всей силы сжала в руке бутылку кока-колы.

«Подожду еще один день, — думала она, — еще один день, и, если ничего не произойдет, я пойду к Доку. Помогите мне, Док, скажу я ему, вы должны помочь мне».

— Селена?

— Да, миссис Маккензи?

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— О да, конечно, миссис Маккензи, я прекрасно себя чувствую. Просто жарко.

— Ты такая бледная. На тебя это не похоже.

— Это все из-за жары, миссис Маккензи. Со мной все в порядке.

— Сегодня так тянется день. Почему бы тебе не уйти домой со второй половины?

— Спасибо, но меня все равно в шесть часов встречает Тед.

— Ну, тогда иди в заднюю комнату и посиди там немного. Честное слово, никогда не видела тебя такой бледной.

— Хорошо, пойду посижу. Позовите меня, если понадоблюсь.

— Позову, дорогая, — пообещала Констанс и от той нежности, с которой она это сказала, Селена чуть не заплакала.

«Если бы вы знали, — подумала она, — если бы вы знали, в чем дело, вы бы не были так добры ко мне. Вы бы сказали мне убираться с глаз долой. О, Док, помогите мне. Что, если Тед узнает, или его старики, или кто-нибудь еще?»

Селена никогда не принадлежала к тем, кого волнует мнение Пейтон-Плейс.

— Пусть говорят, — часто повторяла она. — Они все равно будут говорить.

Но теперь, когда с ней произошла такая ужасная вещь, она испугалась. Селена знала свой город, знала его голоса.

— У девочки проблемы.

— Она залетела.

— Шлюха, грязная, маленькая шлюха.

— Ну, а чего еще ждать от этих, из хижин.

Если бы не Тед, Селена бы заявила всему миру с высоко поднятой головой: «Ну и что?». Но она любила Теда, в шестнадцать лет она достигла такой зрелости, какой некоторые женщины не достигают никогда. Селена хорошо знала, чего она хочет, и знала свое сердце. Она знала, что любит Теда и никогда его не разлюбит. Причинить ему такую боль было выше ее сил. Тед с его неизвестно откуда унаследованным чувством собственного достоинства, с его жестким самоконтролем. Тед, обнимающий ее за плечи: «Я не буду, дорогая. Я не сделаю тебе больно». Тед, отстраняющийся от нее, когда она этого хочет, он говорит, что, кроме любви к ней и уважения, у него еще есть терпение. Они смеялись над этим.

— Мы — девочки с окраин, все очень темпераментны.

— Осталось не так долго, — говорил Тед. — Два года. Нам только по шестнадцать, у нас впереди вся жизнь. Поженимся перед тем, как я поеду в колледж.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я никогда никого не любила, кроме Джо, а тебя я люблю еще больше.

— Я хочу тебя, малышка. Как я тебя хочу. Не дотрагивайся до меня. Вдруг у тебя из-за меня будут неприятности? Ты же знаешь, так бывает. Как бы люди не были осторожны, это случается. Ты знаешь, какой это город и как они относятся к девушке, у которой проблемы. Помнишь, как это было с Андерсон, сестрой Бетти? Ей пришлось уехать, она не могла найти в городе работу.

«О, Док, — молила Селена, опустив голову на колени и борясь с накатывающей слабостью. — О, Док, помогите мне».