Раздался смех. Подхватив под руку Петра, Анна повела его за собой. То и дело слышался счастливый голос Петра и слова любви, предназначенные для Анны.

Постепенно всё вокруг Катарины пустело. Люди уходили. Она же не отрывала взгляда от двух лебедей. Они долго тёрлись шеями, а затем, прижавшись, друг к другу медленно поплыли.

Катарина чувствовала себя всё хуже и хуже. Она всё слышала и чувствовала себя так, словно потеряла очень дорогого человека. Она даже не пыталась бороться с собой. Она стояла и…оплакивала в душе разлуку с человеком, который за короткие мгновения стал до боли близким и родным.

Где-то поблизости зазвучали чарующие звуки «Павловского вальса». Услышав звуки музыки, Катарина пошла на них. Она хотела увидеть его ещё раз для того чтобы…попрощаться.

И она увидела его. Пётр танцевал с Анной. Его лицо сияло от счастья. Он так радовался, когда она так страдала. Чувствуя невыносимую боль, Катарина бросилась прочь.


Иоганн Лукас ждал дочь до поздней ночи. Её отсутствие тревожило его всё сильней и сильней. Он уже собирался отправиться на поиски Катарины, когда она вошла домой. Он собирался, как следует отругать дочь, но так и не сделал этого. Выражение её лица совершенно ошеломило его. Катарина молча прошла за печь и почти сразу же вышла, держа в руках ножницы, карандаш и несколько листов бумаги. Она села и разложила всё на столе. Потом взяла один лист бумаги и разрезала на четыре части. Три отложила в сторону, а одну часть положила перед собой и взяла карандаш.

Весь облик Катарины, её взгляд, даже движения выглядело очень и очень необычно. И вскоре Иоганн Лукас понял, что именно он увидел в дочери. В ней словно остановилась жизнь.

– Катарина, – тихонько окликнул он дочь, но она его не слышала. Тогда он подошёл, наклонился и поглаживая голову дочери снова её позвал.

– Я словно снова потеряла матушку, – раздался в ответ горестный шёпот, – я не знаю, не понимаю что происходит со мной…почему я веду себя так плохо…и почему зная обо всём…не могу смириться…

Иоганн Лукас пытался вникнуть в слова дочери, но они звучали бессвязно и ничего ему не могли объяснить. Он хотел поговорить с ней, но понимал, что она не сможет его услышать в таком состоянии. Пока он молчал, раздумывая как ему поступить, Катарина начала рисовать. Она прекрасно рисовала с детства. Штрих следовал за штрихом, линия за линией. Очень скоро на бумаге появилось очертания мужского лица. С каждым мгновением оно становилось всё более отчётливым. Катарина старательно выводила каждую деталь лица. Чем дольше она рисовала, тем печальнее становилась. Заметив в её глазах слёзы, Иоганн Лукас совершенно растерялся. Катарина никогда не показывала своих чувств. Чтобы ни случилось, она никогда не плакала.

– Катарина, – начал было Иоганн Лукас, но не смог продолжить. Из глаз Катарины одна за другой выкатывались слезинки и падали на бумагу, размывая рисунок. Она плакала и пыталась восстановить размытые линии. Но слёзы текли снова, вновь размывая линии. Она снова их восстанавливала, и снова они размывались. Со стороны это было похоже на некое безумие. Иоганн Лукас внезапно понял, почему его дочь находится в таком состоянии.

– Бедное дитя…ты полюбила… – воскликнул он.


Двумя днями позже, семьи Азанчеевых провожали своих сыновей. Все четверо, Андрей, Никита, Артур и Пётр отправлялись вместе на войну. Их путь лежал в Крым, на корабли Черноморского флота. Перед самим отъездом Петра, Олег отвёл его в сторону. Олег долго молчал, а потом обнял Петра и прошептал:

– Береги себя, слышишь? Береги себя!

Глава 13

Все попытки поговорить с Катариной после того самого вечера, когда Иоганн Лукас увидел её плачущей, оказались тщетными. Катарина упорно отказывалась отвечать на вопросы отца. Как только он пытался заговорить с ней на эту тему, Катарина либо сразу уходила, либо находила себе дело и молча им занималась. Иоганна Лукаса беспокоило поведение Катарины всё больше и больше. Но он прекрасно знал характер Катарины. Если она не хотела говорить, ничто не могло на неё повлиять. Она, как и её покойная матушка, хранила чувства глубоко в душе, оберегая их от всех. И неважно, какими были эти чувства.

Иоганн Лукас сразу понял, какие именно чувства испытывала Катарина, но он и представить не мог, что они приведут к столь резким изменениям в поведение Катарины. Она продолжала выполнять всё то, что делала раньше и даже с большим усердием. Но на этом всё сходство с прежней Катариной заканчивалось. Она всё чаще и чаще уходила из дома, предпочитая прогулки в одиночестве любым другим занятиям в свободное время. Её больше не радовали разговоры с отцом, хотя она и продолжала с ним беседовать. Она всё реже ссорилась с сёстрами, а порой даже отмалчивалась, когда они нападали на неё с несправедливыми упрёками. Чего раньше никогда не наблюдалось. С каждым днём, Катарина всё больше отдалялась от семьи, и Иоганн Лукас не видел никакой возможности воздействовать на дочь.

Так продолжалось до одного очень удачного вечера для семьи Лукас. Однажды его срочно вызвали к роженице. Ею оказалась супруга богатого купца, которая вместе с семейством направлялась в Санкт-Петербург. Роды разрешились самым лучшим образом. Супруг и счастливый отец щедро наградил его за труды. О чём на следующее утро Иоганн Лукас радостно сообщил всем трём дочерям. И здесь произошло удивительное событие. Катарина, прежде никогда не проявлявшая особого интереса к подобного рода событиям, вдруг оживилась. Мог ли Иоганн Лукас не радоваться столь благостным переменам. Он сразу и без малейших колебаний отмёл в сторону просьбы Анны и Марии.

– Я достаточно вас баловал подарками, теперь настал черёд Катарины, – сказал Иоганн Лукас. И уже обращаясь к самой Катарине, спросил, чего она хочет.

Анна и Мария только плечами пожимали. Катарина никогда и ничего не просила. Посему, они пришли в крайнее удивление, когда услышали, как она сказала:

– Хочу, папенька!

– Проси всего что пожелаешь! – обрадовался Иоганн Лукас. – Обещаю, я сделаю всё, что только в моих силах.

– Давайте снова поедем в Санкт-Петербург и купим наряды для Анны. Ведь ей первой выходить замуж. Только поедем как в прошлый раз. Мне хочется посмотреть…на тот дом, который так понравился Анне. В прошлый раз мне не удалось его рассмотреть, – попросила, краснея Катарина.

– Особняк графа Азанчеева? – воскликнул Иоганн Лукас, вгоняя Катарину в ещё большее смущение. – И нечего стыдиться, – добавил он, неправильно истолковав смущение Катарины. – Это прекрасный поступок. Впрочем, я и не ожидал услышать ничего иного. Ты всегда заботишься о сестрах. Особенно об Анне, – Иоганн Лукас сопроводил свои слова выразительным взглядом. Но взгляд был совершенно излишним. Анна пребывала в полной растерянности. Чтобы Катарина попросила купить ей платье? Невозможно. Она издевается надо мной, – решила Анна. Только она собиралась обрушиться с упрёками на Катарину, как услышала её голос:

– Папенька, прошу вас, поедем прямо сейчас…не то ведь не успеем?!

Радостно отследив кивок отца, Катарина ласково положила руку на плечо Марии и так же ласково сказала:

– В следующий раз мы обязательно купим и для тебя нарядов. Но сейчас…только для Анны. Пусть хотя бы один день в её жизни станет настоящим праздником.

Катарина ушла готовиться. Вслед за ней ушёл и Иоганн Лукас. Анна не могла сдвинуться с места. Ею владело оцепенение:

– Да как такое возможно? – бормоча, повторяла она.

– На самом деле Катарина всегда о нас заботилась. Мы лишь не желали признавать эту истину.

Мария вслед за Катариной вошла в комнату.

Следом за сёстрами вошла Анна. Она никак не могла поверить в искренность Катарины. Ей казалось, что она засмеётся и скажет, что пошутила. Но всё оказалось самой настоящей правдой. К величайшему удивлению и радости Анны, спустя час семейство Лукас сели на поезд, следующий с Павловского вокзала в Санкт-Петербург.

Во второй половине дня всё семейство уже выбиралось из лодки напротив особняка Азанчеева. Здесь семейство по настоятельной просьбе Катарины разделилось. Она осталась на берегу, а Иоганн Лукас с Анной и Марией отправились в гостиный двор за покупками. Катарина обещала вскоре присоединиться к ним. Лукас даже не удивился просьбе Катарины. Она в последнее время вела себя столь странно, что он уже ничему не удивлялся. Он наделся, надеялся, что её печали пройдут и Катарина станет прежней.

Поступками Катарины управляла столь мощная стихия, что она едва не постучала в дверь. Она не знала, что скажет и как сможет объяснить свой приход, но чувствовала, что умрет, если не увидит его ещё раз. Один раз, только один раз посмотреть на него, и я никогда более его не потревожу – повторяла она как заклинание. Никакие доводы рассудка не помогали. Она приводила сотни себе причин, по которым она должна немедленно присоединиться к семейству, но все они рассыпались в прах. Катарина напрягала все свои силы, чтобы избежать того позора, который наверняка ждал её в доме Азанчеевых, но рука так и тянулась… к розе переплетённой с мечом. Ожесточённая борьба грозила завершиться полным поражением, но к счастью из дверей дома вышел здоровенный мужик. Это был кучер Фёдор. Он закрыл за собой дверь и с откровенным удивлением посмотрел на Катарину.

– Мне необходимо увидеть графа Азанчеева. Он дома? – Катарина пришла в ужас от собственных слов. Она даже не предполагала, что слова ровно, как и чувства станут жить собственной жизнью.

– Граф Пётр Азанчеев? – переспросил Фёдор и тут же, нахмурившись, ответил. – Ушёл-то барин. На войну ушёл. Теперича разве только через год возвернётся. А может и более. Даст Бог живым и здоровым вернётся. Худо тебе? – Фёдор всматривался в лицо Катарины. Оно менялось с каждым мгновением, пока не стало мертвенно бледного цвета. – Переживаешь за барина? – понял он и признался, что все в доме беспокоятся за него. – Сходи помолись за барина. Легче станет. А знаешь что? Я тут собрался идтить за барина помолиться. Хочешь со мной? – предложил неожиданно Фёдор. Отследив едва различимый кивок, Фёдор повёл Катарину по направлению к Исаакиевскому собору.