При короле были фавориты из числа любителей собак, все его доверенные друзья: князь Бельмонте-Пиньятелли, министр; герцог Асколи, обер-шталмейстер; цвет его придворного штата.

Неаполь устроил пышную иллюминацию, служил благодарственные молебны, начал воздвигать триумфальные арки для встречи победителя Рима. Европа дивилась…

После занятия Рима князь Бельмонте-Пиньятелли именем короля Фердинанда обратился с прокламацией к «народам Италии», приглашая их объединиться и восстать против ярма кровожадных цареубийц. Эта прокламация была составлена в напыщенных выражениях, и не менее напыщенно было письмо, в котором сам Фердинанд с доходящей до неприличия хвастливостью предлагал Папе вернуться в Рим, где «благочестивый меч Наш сумеет во всякое время защитить священную особу и права» его святейшества.

Затем Мак двинулся далее, оставив Фердинанду три тысячи человек. Теперь Шампионе остановился, и «лучшая в Европе» армия столкнулась с врагом.

Первый корпус генерала Мишеру в количестве девяти тысяч человек наткнулся при Фермо на трехтысячный корпус французов и… разбежавшись, скрылся в Абруццах.

Второй корпус, четыре тысячи человек, под командой полковника, натолкнулся при Терни на двухтысячный французский корпус и… разбежавшись, скрылся в Абруццах.

Третий корпус, тысяча человек, под командой полковника Джастина, натолкнулся при Виковаре на четыреста французов и… разбежавшись, скрылся в Абруццах.

Четвертый корпус, двадцать пять тысяч человек, под командой главнокомандующего генерала Мака, хотел натолкнуться при Канталупо на семнадцать тысяч французов, узнал о судьбе остальных и… разбежавшись, скрылся в Абруццах.

Пятый корпус, под командой генерала Дамаса, состоявший всего из 6000 человек, ударил при Тосканелле на двадцать пять французов, дал сражение и… добился свободного пропуска в Неаполь.

Прогулка в Рим…

Неаполь поспешил погасить иллюминационные огни, разразился проклятиями, повалил триумфальные арки. Европа смеялась.


Фердинанд был в большом затруднении. Пятьсот человек, оставленных Шампионе в замке Святого Ангела, все еще были там. Правда, они обязались не стрелять из пушек, в противном случае за каждый выстрел один из их лежавших в госпиталях раненых товарищей был бы выдан неистовой черни. Но что, если они получат известия с полей сражения, сделают вылазку из замка, овладеют особой Фердинанда?.. Ведь этим собакам сам черт не брат! А три тысячи человек Мака разбегутся, как зайцы! Может быть, точно так же скроются в Абруццах. Не лучше ли было бы придвинуться немного поближе к Неаполю?

Седьмого декабря Фердинанд переехал в Альбано, верст на тридцать ближе к Неаполю. Восьмого князь Бельмонте-Пиньятелли предложил ему к подписи два важных государственных акта. Но Фердинанд кормил собак и не мог отвлекаться на посторонние дела. Князь оставил документы и просил короля прочесть их, по крайней мере. Девятого Фердинанд обещался прочесть документы на следующий день. Десятого Пиньятелли потерял терпение:

— Простите мне всемилостивейше, государь, но Актон настоятельно поручил мне покончить в Риме с этим делом, а мы уже находимся в Альбано. Если мы будем ждать… Кроме того, нам нужны квитанции. Военные расходы должны быть занесены в книги…

Фердинанд на мгновение прекратил игру с собаками.

— Занесены в книги? Почему же ты сразу не сказал мне об этом? В каждом хорошем хозяйстве все должно своевременно учитываться — каждый заяц, каждый перепел, каждая рыба. У меня тоже делается так. Приди с этим вечером, тогда я подпишу… наверное!

Вечером Фердинанд разрешил министру прочесть ему указы вслух. Но едва только Пиньятелли раскрыл рот, как с улицы послышался глухой шум.

Фердинанд вздрогнул:

— Ты слышал, Бельмонте? Что это?

Князь изменился в лице:

— Может быть, гроза, государь…

— В это время года? Вот, опять! — Король вскочил. — Бельмонте, это грохот пушек! Около Рима, может быть, уже в Риме. Неужели этот Шампионе…

— Государь…

— Не противоречь мне! Это Шампионе, я знаю. Он проглотил Мака и теперь идет, чтобы и меня тоже… Опять!.. Впрочем, он встретит меня готовым. Но… да… я должен поскорее отдать кое-какие распоряжения. Не трудись, Бельмонте, подожди меня здесь! Я сейчас вернусь!

Фердинанд опрометью кинулся из комнаты. Через полчаса Пиньятелли услыхал грохот. Он подошел к окну, стал всматриваться в потоки дождя и при свете факела, который держал слуга, увидел, что Феррери сидит на козлах рядом с кучером, тогда как герцог Асколийский и король стараются втиснуть в карету пять-шесть собак.

Схватив оба указа, Пиньятелли кинулся вниз. Фердинанд с собаками уже сидел в карете, Асколи собирался садиться.

Пиньятелли, задыхаясь, бросился к дверце:

— Государь!.. Ваше величество собираетесь оставить Альбано?

Фердинанд спрятал лицо в темном углу кареты:

— Что тебе пришло в голову? Оставить? Как это? Мы просто собираемся сделать маленькую прогулочку. Мои бедные собаки… у них здесь слишком тесное помещение… они издохнут, говорю тебе! Им нужно на свежий воздух. Ну, Асколи, что там? А, тут оба указа… Возьми их у него, Асколи, чтобы я мог наконец отвязаться от него! Зайди за ними завтра утром, Бельмонте! Я за ночь прочту и подпишу… Ну сел ты наконец, Асколи? Вперед, Феррери!

Экипаж тронулся в путь, обдал министра каскадом грязи, скрылся в темноте…

Когда скрылись последние строения Альбано, король вдруг положил руку на плечо своего спутника:

— Асколи, мы выросли с тобой вместе, играли еще детьми. Другие государи забывают друзей детства. Но я, став королем, разве я не возвысил тебя, не сделал своим шталмейстером? Асколи поклонился, насколько это позволяли беспокойно ерзавшие собаки: Вы всегда были полны ко мне милости и благоволения, государь!

— Да, это правда, Асколи, правда! Но я буду еще более милостив, если только… Асколи, эти якобинцы… они поклялись убить всех нас, королей, а ведь мы, короли, делаем все, чтобы осчастливить своих подданных. Разве я не поставил на карту свою жизнь, когда отправился на войну?

Асколи опять поклонился:

— Вся Европа дивится вашему величеству, а народ…

— Он любит меня! Я знаю, он пойдет за меня в огонь и воду! И ты, Асколи? И ты?

— Государь…

— Асколи, если я скажу тебе, что моя жизнь в опасности, а ты можешь спасти ее, ты сделаешь это, Асколи?

Герцог положил руку на сердце:

— Приказывайте, государь!

Фердинанд радостно похлопал его по плечу:

— Ведь я знал — Асколи верен. Ну так вот… Я только что получил важные известия… должен спешить в Казерту, к сожалению, не могу вернуться в Альбано. По дороге мы возьмем почтовых лошадей. Не было времени приготовить подставы. Так давай обменяемся платьем, Асколи! Сейчас же, здесь, в карете! У нас похожие фигуры, да мы и вообще похожи… Каждый примет меня за обер-шталмейстера, тебя — за короля.

— Но дорога до Неаполя совершенно безопасна, государь!

— Безопасна? Разве у этих французов не расставлены повсюду шпионы? Моего прародителя, Генриха IV Французского, якобинцы тоже убили на улице. А теперь, при дальнобойных ружьях… пуля из засады… Ты не решаешься? Асколи! Асколи!

Герцог снял платье. Они переоделись, обменялись местами. На почтовых станциях Фердинанд выскакивал, доставал кушанья и вина, прислуживал Асколи и собакам, непрестанно кланяясь, словно лакей. Всю ночь напролет и весь следующий день они гнали во всю прыть, неподалеку от Казерты снова переоделись и в одиннадцать часов вечера прибыли в замок. Фердинанд имел очень испуганный вид, но, узнав, что королевы нет в Казерте, облегченно вздохнул и приказал подать обильный ужин.

За рыбой он вдруг вспомнил об указах Пиньятелли.

— Ты спрятал их, Асколи? Ну-ка покажи, что там такое. Читай!

Первый документ был объявлением войны Франции. Фердинанд изумленно уронил вилку:

— Как? Разве Неаполь не объявлял еще войны Франции? Ах, вспоминаю, Шампионе нужно было огорошить… Только огорошили ли мы его? Да и не кончилась ли, в сущности, война? Можешь не высказываться по этому поводу. Ты ровно ничего не понимаешь в этих делах, да и я не больше тебя. Но моя австрийская гувернантка хочет этого. Значит, принеси перо, чернил и мою печать. А то гувернантка мне жить не даст!

Он подписал. Затем герцог прочел второй документ. Это было воззвание к жителям Абруцц, приглашавшее их вооружиться и постоять за короля и веру. Фердинанд подписал и эту бумагу тоже, запечатал обе в конверт и вручил Асколи.

— Отдай Феррери! Пусть сейчас же отвезет к Пиньятелли. Жаль мне бедного парня, но обязанности, обязанности… Да, прикажи запрячь маленький охотничий шарабан. Мы отправимся с тобой в Сан-Леучо. Я обещал крошке Симонетте, что она может отпраздновать свадьбу по моем возвращении из Рима, а вежливость королей в том и заключается, чтобы не заставлять ждать. Не правда ли? Не заставлять ждать…

Чувственная улыбка скривила его толстые губы.

После фарса — трагедия…

Шампионе все двигался вперед, опрокинул абруццан, перешел границы Неаполя. Повсюду крепости сдавались ему, повсюду воздвигалось «дерево свободы» республики. В Капуе Мак пытался собрать рассеянные корпусы, организовать общее сопротивление, но уже восемнадцатого декабря заявил королю и королеве, что Шампионе не удержать, и спасся поспешным бегством в Сицилию.

В Неаполе воцарился ужас. Власти смущенно колебались между партиями и сложа руки взирали на разгоравшиеся страсти. В тайном заседании «патриоты» обсуждали средства открыть врагу дорогу к городу и планировали захватить Гамильтона и Нельсона, чтобы удержать их в качестве заложников на тот случай, если по вступлении Шампионе в город английский флот вздумает бомбардировать его.