На следующий день Нельсон в благодарность за оказанное ему гостеприимство позвал всех на «Агамемнон». Приготовления к празднеству отняли у него много времени, и теперь Эмма редко виделась с ним. Зато Джосая был неотступно возле нее. Как она шутила, она «призаняла его у отца» на один вечер, желая устроить сюрприз гостям.

Не раз Нельсон просил Эмму показать хоть одну из изображаемых ею живых картин, слава о которых проникла даже в одиночество судовой жизни. До сих пор она под разными предлогами уклонялась от этого, не зная, как примет он это искусство, целиком основывавшееся на классической красоте ее тела. Что, если он сочтет ее легкомысленной, распущенной?

И все-таки в ней горело пламенное желание показаться ему такой, какая она есть — со всеми ошибками, достоинствами, пороками и красотой. Если он будет знать ее как следует…

Но как это могло случиться, что теперь она стала считаться с чужим мнением?


Вечером Эмма, попросив у Марии-Каролины разрешения удалиться на недолгое время, подала Джосае условный знак. Он поспешно убежал, чтобы с помощью лакея Эммы — Винченцо — переодеться в костюм Аскания, который она велела приготовить для него на этот день. Мальчик должен был изображать сына Энея, рассказывающего царице карфагенской о приключениях отца.

Эмма придумала эту группу как заключительную в ряде картин, уже представленных ею в Неаполе во время приезда Гёте. Она находила, что в этой группе будет нечто лестное для Нельсона, но ускользающее от внимания других — ведь он однажды вошел в комнату в тот момент, когда Джосая по просьбе Эммы рассказывал ей о прежних походах отца. Наверное, он поймет намек!

Эмма торопливо переоделась в костюм Дидоны и поспешно прошла в соседнюю комнату, чтобы бросить последний взгляд на приспособления, которые она изобрела для живых картин. Здесь висели длинные шелковые шарфы, в которые она драпировалась, быстрыми движениями придавая мягким складкам материи всевозможные очертания. В них она казалась скульптурой в сверкающей мраморной рамке. На маленьких столах лежали тамбурины, жаровни и тому подобные аксессуары, которые Винченцо подавал Эмме в грот, куда она попадала потайным ходом, чтобы появиться перед зрителями. Лакей, одетый в римскую тогу, открывал и закрывал перед зрителями пурпурный занавес.

Все было в порядке. За занавесом слышался голос королевы; разговаривавшей с Нельсоном и Гамильтоном. Наконец явился Винченцо, чтобы помочь Эмме набросить шарф.

— А мистер Низбет? — нетерпеливо спросила она. — Он готов?

Винченцо в замешательстве пожал плечами:

— Я только успел одеть его, как вошел мистер Кидд, старший боцман. Он заговорил с мистером Низбетом, конечно по-английски, так что я не совсем понял. Но мне показалось, что он хотел помешать мистеру Низбету…

Слуга остановился, так как в этот момент в комнату влетел Джосая в сопровождении Тома.

— Он не хочет, чтобы я представлял! — гневно крикнул мальчик. — Он обращается со мной, как с ребенком, словно он мой опекун!

— Не понимаю, мистер Кидд, по какой причине вы не позволяете Джосае выступать со мной? — спросила Эмма.

— Моя причина, миледи, та, что леди Нельсон поручила мне своего сына. И… — Том, бледный как смерть, запнулся, затем с решимостью продолжал на родном наречии, которого не понимал Джосая: — Среди новобранцев на «Агамемноне» есть один, служивший в молодости солдатом под знаменем великого прусского короля. Он рассказывал, что король, еще будучи наследным принцем, сопровождал однажды своего отца в поездку в Дрезден. Там польский король показал принцу красивую женщину. Отец сейчас же закрыл сыну лицо шляпой и тут же уехал с мальчиком домой. Но было уже слишком поздно. Сын тайно выследил женщину и взглянул на нее к своей вечной погибели. С тех пор он всю жизнь оставался несчастнейшим человеком…

— Я знаю эту сказку! — перебила Эмма Тома с потемневшим от гнева лицом. — При чем здесь она?

Том посмотрел на нее долгим взглядом:

— Люди рассказывали мне здесь… с тех пор как вы в Неаполе… и из-за вас тоже… кое-кто…

Том замолчал и отвернулся к стене. Настала тяжелая пауза. Затем Эмма гордо выпрямилась и, открыв дверь в комнату для переодевания, сказала:

— Подождите здесь, Джосая, пока я не позову вас, а вы, Винченцо, ступайте в зал и попросите мистера Нельсона непременно прийти ко мне на минуточку. Живо!

VII

Внутренне дрожа, Эмма пошла навстречу Нельсону.

— Вы неоднократно выражали желание посмотреть на мои пластические позы. Сегодня я решила показать их вам. Среди старых я задумала новую, которой здесь еще не видывали. Дидона слушает рассказ Аскания о приключениях его отца Энея. По моей просьбе Джосая должен был сыграть Аскания, но мистер Кидд не разрешает этого.

Нельсон удивленно посмотрел на Тома:

— Я не понимаю, Том! Почему?

— Леди Гамильтон очень красива, ваша честь! — ответил боцман дрожащим голосом. — А мистер Джосая… он непрестанно говорит о ней. Я боюсь…

Нельсон с негодованием оборвал Тома:

— Что это тебе в голову пришло? Как ты решаешься перетолковывать простую детскую привязанность? Кроме того… ты оскорбляешь леди Гамильтон! Не ставьте ему в вину его опасливость, миледи! Он верная, честная душа, только вот в приличиях не мастер. Он сейчас попросит у вас прощения и позовет Джосаю. Не правда ли, Том?

Нельсон улыбнулся боцману своей доброй улыбкой, но Кидд, не шелохнувшись, продолжал стоять с мрачным лицом.

— Когда мы уезжали из дома, мать мистера Джосаи возложила на меня обязанность беречь сына от всего дурного…

— Я знаю это, Том, знаю! Ступай!

— Я поклялся, ваша честь…

Лицо Нельсона залила густая краска. В несколько быстрых шагов он очутился около Тома.

— Ты с ума сошел? Ты хочешь взбесить меня? Ступай, говорю я тебе, ступай!

Том невольно закрыл глаза, словно не будучи в состоянии переносить пламенный взгляд Нельсона.

— Ваша честь спасли Тому Кидду жизнь, — глухо, беззвучно сказал он, — ваша честь спасли Тома Кидда от позора. Ваша честь не захотят, чтобы Том Кидд нарушил свое слово и стал клятвопреступником по отношению к матери мистера Джосаи!

Дрожь пробежала по телу Нельсона. С трудом овладевая собою, он холодно сказал:

— Хорошо, боцман! Вы отказываетесь повиноваться мне?

— Можете считать себя счастливым, что я стою перед вами не как ваш капитан! Но и так… в будущем вы не можете оставаться при мне.

Том еще более побледнел.

— Ваша честь! — пролепетал он. — Ваша честь…

— Ни слова больше, боцман! Теперь уже говорит капитан! Ступайте на судно, явитесь в строй. Как только мы придем в Тулон, вы покинете «Агамемнон».

Том покорно поник головой, неуклюже поклонился Нельсону и медленно пошел к двери.

Горе, о котором свидетельствовала вся его фигура, болезненно укололо Эмму. Ее гнев рассеялся.

— Не будьте так суровы к нему, мистер Нельсон! — воскликнула она. — Быть может, его вина не так уж велика…

— Он позволил себе оскорбить даму!

Ее дыхание участилось. Снова всем ее существом овладела страстная жажда заговорить, сказать все! Она поспешно схватила Тома за руку.

— Даму? Для Тома я не дама, мистер Нельсон! Было время, когда он ставил меня выше, чем даму… но теперь…

Том испуганно всплеснул руками:

— Молчите, миледи, не говорите этого, не говорите!

Она улыбнулась ему, улыбнулась гневно и сочувственно:

— Разве ты видел когда-нибудь, чтобы я струсила? Вы удивлены, мистер Нельсон! Но вы не знаете, что мы с Томом — земляки, что мы еще детьми играли вместе. В данный момент я не могу объяснить вам все это — королеву нельзя заставлять ждать, но, быть может, вы согласитесь выслушать меня позднее. Прошу вас позволить, чтобы и Том был при этом… чтобы я могла оправдаться также и в его глазах. А в данный момент — одно только слово. Этим я отдаюсь в ваши руки. Если здесь проведают… здесь знают, что я низкого происхождения, но не знают… Том однажды рассказывал миссис Нельсон о девушке… тогда, когда у него произошла стычка с сэром Джоном Уоллет-Пайном… о маленькой Эмми…

Эмма запнулась, остановилась. Она думала, это будет легко, но как тяжело было это на самом деле!

— О маленькой Эмми? — Глаза Нельсона широко раскрылись. — Это — вы, миледи?

Она безмолвно кивнула головой.

Наступила томительная пауза. Затем Нельсон обратился к Тому:

— Ступай в мою комнату, подожди меня там!.. Где Джосая, миледи?

Она открыла дверь:

— Идите сюда, Джосая! Ваш папа хочет видеть вас!

Мальчик, смеясь, выскочил из комнаты, но, пробегая мимо зеркала и увидев свой фантастический костюм, покраснел и остановился. Нельсон подошел к нему, поднял его голову, долгим взглядом посмотрел в глаза, а затем легко оттолкнул мальчика от себя:

— Ступай, юный Асканий, к царице Карфагена! Расскажи ей, что пережил Эней. Не лги, как это любят делать моряки. Ты джентльмен, обязанность которого быть всегда правдивым!

Нельсон поклонился Эмме и ушел. Представление началось.


Мимоза… Цирцея… Природа… Кассандра… Мария Магдалина… Вакханка… Святая Цецилия…

В этот вечер, посвященный Нельсону и союзу Неаполя с Англией, Эмма представляла сначала только те картины, которые когда-то написал с нее в Лондоне Джордж Ромни. Эти картины создали Ромни славу знаменитейшего портретиста Англии и в бесчисленных гравюрах обошли весь просвещенный мир. Сэр Уильям разложил гравюры в папках по столикам помпейской комнаты, и таким образом зрители могли сравнивать и решать, польстил ли художник модели, когда представил ее на полотне в ослепительной классической красоте.

В то время как Эмма воплощала последовательно все эти картины, гравюры переходили из рук в руки. Слышались громкие возгласы удивления и восхищения. Но скоро гравюры были отложены в сторону, под очарованием оригинала стали забывать о сравнении с копией. Каждую позу встречали бурные одобрения, естественная грация модели победила искусство художника.