— И это — все? Неужели вы и в самом деле ничего, ничего не испытали?

Она горько рассмеялась:

— Что может испытывать Геба Вестина? Разве вы не знаете, что у богинь нет души?


Через неделю состоялась первая демонстрация.

Красавица герцогиня Джорджиана Девонширская, излеченная доктором Грейемом еще прежде в Париже, взяла под свое покровительство «Храм Здоровья» и сумела заинтересовать аристократические круги. Даже королевский двор стал на сторону доктора Грейема. Король Георг III, который в последнее время страдал припадками безумия, получил от доктора Грейема в качестве противоядия от злых духов, вызывавших эту болезнь, список молитв, который ему положили ночью под подушку. Когда действительно наступило облегчение, принц Уэльский послал предупредить о своем желании навестить «Храм Здоровья».

Доктор Грейем приложил все силы, чтобы сделать представления как можно более сенсационными. И действительно, все, что только было выдающегося среди аристократии ума, таланта, происхождения, — все устремилось на первую демонстрацию.

Геба Вестина вызвала бурю восторгов, а доктора Грейема засыпали возгласами одобрения. На столе, у которого он стоял, горой росли заявления о записи на пользование «божественной кроватью», хотя плата за один сеанс составляла пятьдесят фунтов. «Нервный бальзам» и «электрический эфир», целебные средства врача-волшебника, разбирались нарасхват. Успех был колоссальный.

Теперь случилось все, о чем мечтала Эмма: все общество лежало у ее ног, восхваляя ее красоту.

…Молча сидела она этой ночью в своей комнате. О триумфе она не думала; улыбка, похожая на увядший цветок, скользила по губам.

Она была одинока и охотно умерла бы…

XVI

Успех не оставлял «Храм Здоровья». Спор ученых, врачей, памфлеты и брошюры с карикатурами только увеличивали его. Уже через месяц доктор Грейем по собственному побуждению увеличил гонорар Эммы.

Она послала деньги матери, оставив себе только самое необходимое. Она чувствовала какое-то тайное удовлетворение, что на упреки старухи отвечает благодеянием; кроме того, нужно было дать ребенку хорошее воспитание. Таким образом, деньги позора тоже на что-то пригодятся!

В часы досуга Эмма никогда не выходила из дома. Она ненавидела этот шумный город, в котором было столько блеска и богатства наряду с несчастьем и нищетой; пошлой и презренной казалась ей вся людская суета. Среди увеселений зимнего сезона она жила уединенно, словно в монастыре.

Но в ней снова вспыхнули надежды на карьеру великой артистки; она снова взялась за изучение ролей и стала брать уроки пения и игры на арфе, с тех пор как доктор Грейем открыл в ней музыкальный талант и красивый голос.

В это время он стал ей как-то ближе. Ей делалось хорошо в присутствии этой сердечной натуры, резко контрастировавшей с хитрой деловитостью. Хотя он и усвоил шарлатанские методы Сен-Жермена, Калиостро, Казановы, все же он не был шарлатаном; в своей теории он усматривал единственное целебное средство против того, что он называл болезнью века.

Разложение, начавшись во Франции, распространялось по всей Европе. Почти на всех тронах восседали представители испорченных кровосмешением родов. Вырождающийся мозг требовал только удовлетворения распущенных страстей и нечистоплотных желаний. Этот яд распространялся среди разных слоев общества. Глупым и лишенным остроумия считался тот, кто строго исполнял свой долг, а тот, кто попирал всякие принципы и правила, считался гениальным сверхчеловеком. Неуклюжая грубость и слащавая манерность царили в отношениях полов. Все жили в каком-то тумане, не помышляя о высших целях.

Многое, что пережила Эмма, не будучи в состоянии объяснить себе, стало ей теперь ясным. Безумие короля Георга III; изменчивое, то распущенное, то по-детски вздорное поведение его сына; страсть к гашишу мисс Келли; бесконечные, ежедневные сообщения в газетах о бессмысленных выходках, самоубийствах; разнузданность клуба адских огней; пьянство, азарт, нарушение супружеской верности, оплевывание всего высокого и святого — не было ли разве все это признаками страшной болезни?

Словно удушливое облако, надвинулась новая чума на народы и государства Европы, отуманивая головы, отравляя сердца. Люди превратились в слабых рабов разнузданных побуждений. Повелевать ими стало нетрудно: для этого только нужно было обладать твердой волей, холодно взвешивать, рисковать и располагать знаниями.

Но необходимое знание состояло в знакомстве с человеческими душевными движениями. А последние опять-таки являлись результатами жизни нервов. Кто был знаком с нервными токами, кто умел направлять их — тот был господином века.

В это познание и вводил Эмму доктор Грейем. Он не имел других намерений, кроме свойственной всем фанатикам страсти к прозелитизму. Он показывал ей всевозможные проявления нервных болезней, учил распознавать разницу между пляской святого Витта и истерией, сумасшествием и ипохондрией, меланхолией и слабоумием, бешенством и эпилепсией. При этом он обучал ее приемам магнетизации, которыми усыплял своих пациентов, ломал их сопротивление и направлял их волю. А однажды он предоставил Эмме случай испробовать свои силы на практике.


Еще будучи тринадцатилетним мальчиком, Горацио Нельсон, сын деревенского священника, стяжал в экспедиции к Северному полюсу славу бесстрашного моряка. Позже участие в войне с Испанией увеличило эту славу. Ему одному Англия была обязана завоеванием крепости Сан-Жуан и острова Сан-Бартоломео. В убийственном климате, среди тропических дождей, юный капитан победоносно закончил экспедицию. Вернувшись на родину с подорванным здоровьем, видя, что врачи почти отказываются от него, он заинтересовался методом доктора Грейема и обратился к нему за помощью, причем сделал это тайно, без ведома своих близких.

Когда Эмма, вызванная доктором Грейемом, входила к Нельсону, она ожидала увидеть грубого, закаленного ветром и непогодой моряка. Но вместо этого она увидела юношу не более двадцати трех лет, с узким, тонким лицом. Расслабленный, исхудалый, сидел он в кресле, не будучи в силах двинуться; но огонь больших глаз выдавал присутствие страстного духа в слабом теле.

Объятый нетерпением и гневом на болезнь, удерживавшую его вдали от войны, он попросил доктора Грейема выслушать его. На Эмму, которая стояла в стороне, он не обратил ни малейшего внимания. Под густой вуалью, которую она неизменно носила в присутствии посторонних, он не мог видеть ее лица. Но когда по знаку доктора Эмма подошла ближе, он смутился; его глаза широко открылись, а пламенный взгляд попытался проникнуть сквозь толщу вуали.

— Что это за женщина? — взволнованно крикнул он. — Странный аромат исходит от нее! Я не хочу этого! Пусть она уйдет!

Он сделал усилие встать. Но слабость просто приковала его к месту, и он посмотрел на Эмму с выражением страха и отвращения.

Эмма не ответила ни слова. Как ее учил доктор, она уселась против Нельсона, лицом к лицу, и положила ему обе руки на плечи. Он сейчас же вздрогнул всем телом, затем, словно мучимый жестокой пыткой, громко закричал и попытался высвободиться из ее рук.

Однако его сопротивление возбудило в Эмме прилив воли. Стиснув зубы, сосредоточив все свои мысли на поставленной задаче, она медленно заскользила руками с плеч Нельсона вплоть до кончиков пальцев и крепко придержала его на несколько мгновений за большой палец. Два-три раза повторила она эти движения, и мало-помалу резкие судороги Нельсона сменились легкой дрожью. Затем и дрожь исчезла, мускулы лица разгладились, отвращение исчезло из взора.

Опыт удался. Гармония между Эммой и Нельсоном была установлена.

Она заметила это с торжествующей радостью. Она сама не знала почему, но при самых первых шагах ее навстречу больному в ней пробудилось желание испытать на этом ребячливом мужчине свою силу, подчинить его своей воле.

Пылая рвением, она продолжала пассы. Медленно склонилась голова Нельсона на спинку стула, глаза постепенно закрылись… он заснул.

— Видите ли вы меня? — тихо спросила она.

— Я вижу тебя! — сейчас же ответил он шепотом, отчетливо выговаривая каждое слово. — Ты прекрасна! К чему ты надела вуаль? Она не мешает мне! Твои глаза похожи на голубое море Сицилии, а твои уста пламенеют, как индийские кораллы!

И он описал лицо и фигуру Эммы образным языком, словно обладал глазами художника и душой поэта. А ведь он никогда не видел ее!

Доктор Грейем внимательно следил за происходящим.

— Он вполне в вашей власти, — сказал он, когда Нельсон смолк. — Если бы вы захотели, вы могли бы заставить его полюбить вас.

Он может услышать вас! — сказала Эмма, опасливо поглядывая на больного.

— Он может слышать только ваши слова, для него я совершенно не существую. Продолжайте спрашивать его! Чтобы помочь ему, я должен знать историю его болезни.

Эмма стала спрашивать, и Нельсон отвечал. Он подробно рассказал о всех припадках, случавшихся с ним с детства, и детально описал, как они происходили.

— Параличное состояние можно устранить, но против главного зла — падучей болезни — бессильна даже новая наука. Жаль этот сильный дух! Быть может, он стяжает великую славу, но останется навсегда несчастным человеком. Разбудите его, но нежно, очень осторожно!

Эмма взволнованно смотрела на его мальчишеское лицо. Мягким движением она простерла к нему руки, как бы желая поднять ему веки.

— Проснитесь! И улыбнитесь мне!

Нельсон сейчас же открыл глаза с тихой улыбкой, которая придала его истощенному лицу своеобразную прелесть.

Когда доктор Грейем спросил его, что он испытывал во время сна, он не мог ничего вспомнить.

На следующий день Эмма с трудом дождалась часа, когда лакей должен был ввести Нельсона. Мысленно она все еще продолжала видеть улыбку, с которой Нельсон взглянул на нее при пробуждении; она почти любила его за эту чистую, добрую улыбку.