В то утро на мне была простая белая блузка с короткими рукавами и легкая голубая юбка. Подстриженные волосы щекотали шею и плечи. Ни духов, ни помады я решила не использовать.

— О’кей. — Тони наконец повернулся ко мне. — Начнем с лица. Смотри на меня с легкой-легкой улыбкой. Я не хочу, чтобы наша первая кукла сияла, как клоун в цирке. Такие игрушки пусть в дешевых лавках продаются. А наша кукла отразит твою природную, глубинную красоту. У нее будет твое очарование и твой нежный взгляд.

Я не знала, что сказать. Неужели это правда? Неужели я очаровательна и у меня нежный взгляд? Наверное, так. Видимо, Тони, как истинный художник, давно заметил во мне эти качества, иначе не выбрал бы меня своей первой моделью. Не стал бы он напрасно так говорить, чтобы лишь подбодрить меня!

И тут я ощутила на себе его взгляд. Тони будто впитывал мои черты, пропускал через себя, чтобы перенести их на бумагу. Когда он начал наносить на лист первые штрихи, я ощутила свою причастность к большому искусству, к вечным ценностям… Даже сердце забилось сильнее. Отчим поднимал голову, бросал на меня взгляд, склонялся к мольберту, снова поднимал глаза, снова коротко смотрел на меня… Я старалась сидеть неподвижно, но давалось это, мягко говоря, с трудом.

— Замирать как камень не обязательно, — с улыбкой сказал Тони, заметив мои мучения. — Расслабься. Если ты шевельнешься — ничего страшного.

Я послушалась его совета.

— Ну что, легче?

— Да.

— Вот видишь. Работать будем с перерывами. Кстати, я позаботился и о ленче. На кухне большие запасы еды, — бодро сообщил он.

— А сколько будет длиться сеанс?

— Пара часов утром, потом неторопливый ленч и пара часов днем. Но перерыв можно сделать в любой момент.

Первые часы прошли на удивление быстро. Тони подозвал меня взглянуть на эскиз. Его предстояло перенести на холст. А пока сделаны были очертания лица, глаза, намечены нос и губы. Волосы, шея еще не существовали. Естественно, рано было давать оценки, но этот набросок показался удивительно талантливым.

— Это сырье, — сказал он. — Но, думаю, для начала неплохо.

— Ой, да это просто здорово!

— Ты знаешь, какое удивительное ощущение возникает, когда на чистом холсте появляются чьи-то живые черты! Сначала даже не сознаешь, что создатель этого — ты сам, но когда изображение обретает цвет, естественные пропорции, характер, кажется, что ты произвел на свет ребенка… Развитие человека — процесс длительный и прекрасный! Работая над холстом, я всегда воображаю, как мужское начало пробивает себе путь к заветной клетке, как пронзает ее оболочку — и мгновенно вспыхивает новая жизнь! Так и в искусстве — только здесь рождается красота, живая красота… и зачать эту красоту предстоит нам с тобой, Ли, — глухо, почти шепотом произнес Тони.

Опять я не знала, что сказать. От его пронзительного, обжигающего взгляда, вкрадчивого голоса я начала трепетать.

Тони заметил мое смятение, исступленное выражение его лица сменилось на веселое, и он рассмеялся.

— Только ты не пугайся! Я просто образно выразил свои мысли, — произнес он и вдруг склонил голову набок. — Скажи, Ли, а не появился у тебя в Уинтерхевене дружок-приятель?

— Парень, что ли? Да откуда? Мама требовала, чтобы выходные я проводила в Фартинггейле. Ты сам прекрасно знаешь, что все свободное время мы с тобой то на лыжах ходили, то на лошадях скакали, то…

— Конечно, но я думал, может, у вас бывали совместные занятия с мальчиками и ты с кем-то познакомилась, нет? — Тони лукаво улыбался.

— Нет. Мисс Меллори это не включала в программу, только танцевальные вечера иногда устраивала, но я на них не присутствовала, — не без досады сказала я.

— Ясно. Не расстраивайся, в следующем году, думаю, ты чаще будешь оставаться в Уинтерхевене. Я вижу, мальчиками ты интересуешься. А в старой школе у тебя не было парня?

— Вроде не было.

— Постоянного не было, а вообще был? — поддел он меня. — Кока-колу выпьешь?

— Да.

Отчим принес из кухни стаканы, наполнил их и стал пить, поглядывая на меня. Сначала я думала, он продолжает «работать» над эскизом, но ошиблась.

— А тот твой-не-твой парень… вы не целовались, а? — вернулся он к щекотливой теме.

— Нет, — быстро ответила я. И, конечно, покраснела.

А он, конечно, улыбнулся.

— Что ты, я маме твоей ничего не скажу.

— Говорить нечего, — твердо заявила я.

— Но ведь девочки целуют мальчиков, а мальчики целуют девочек. Это нормально. Или что-то изменилось в мире? Может, вместо поцелуев теперь рок-н-ролл?

— Нет, поцелуи были и есть, — ответила я, хотя опыта в этом не имела никакого.

— А как насчет французских поцелуев?

Тони придвинулся ко мне поближе. Я до недавнего времени не подозревала о существовании французских поцелуев, пока Мари Джонсон нас не просветила.

— Никак, — сухо молвила я в ответ.

— Но ты ведь знаешь, что это такое?

— Знаю.

— Знаю — но никогда на себе не испытывала? Это восхитительно. Ты, оказывается, невинна не только на вид. То есть ни один парень еще не касался твоего язычка в поцелуе, а?

— Я же сказала, — буркнула я. Зачем он меня дразнит?

Тони негромко засмеялся, но вдруг помрачнел.

— В этом нет ничего ни дурного, ни страшного, Ли, хотя твоя мама, похоже, крепко держится за это мнение. Впрочем, она и всего остального не жалует…

Осекшись, он стал глядеть в пол, потом поднял на меня глаза, но смотрел будто сквозь, в никуда… Лицо его было отрешенным. Я даже испугалась, настолько пустым был его взгляд. Вдруг Тони моргнул и вернулся к реальности.

— Ты поразила меня своей зрелостью, Ли. Поэтому я выбрал тебя в качестве модели. Ты такая благоразумная девушка, ведешь себя естественно и достойно. Уверен, ты оставила своих сверстниц далеко позади. Я прав?

Я пожала плечами. Порой наши девчонки казались мне глупыми и наивными, но, бывало, я начинала чувствовать себя дошкольницей, особенно когда подруги начинали делиться своим «женским опытом».

— Понимаю, развод родителей заставил тебя страдать, — продолжал отчим, — понимаю, что ты испытывала ко мне ненависть. Угадал? Ты считала меня виновником всех перемен? Не надо, не отвечай. Я понимаю тебя и, возможно, на твоем месте испытывал бы нечто подобное. Надеюсь только на то, что наши лыжные походы и прогулки верхом притушили ненависть ко мне, — грустно произнес Тони.

— Я не испытываю к тебе ненависти, — быстро откликнулась я. И не слукавила. С некоторых пор мои чувства к нему изменились.

— Да? Что ж, приятно слышать. Я хочу, чтобы мы с тобой были друзьями и даже больше.

Я молчала. Сейчас Тони смотрел на меня иначе, чем когда стоял у мольберта. Только на секунду я позволила себе встретиться с ним глазами и тут же вспыхнула, отвернулась: слишком пронзителен был его взгляд.

— Ладно, — сказал он, бесшумно хлопнув в ладоши, — пора возвращаться к работе.

Он встал к мольберту, а я села на кушетку.

— Я собираюсь рисовать тебя сверху вниз, спускаясь постепенно, потому что для меня крайне важны детали, — пояснил Энтони. — Хорошо, что на тебе эта блузка. Ты будешь открываться медленно, тогда у меня появится ощущение, что ты как бы вырываешься из холста на свет, как Венера из морской пены. Поэтому сейчас надо сделать контур тела. Встань вот так, руки спокойно опусти. — Я следовала его инструкциям. — Да! Вот так просто здорово. Молодец, — похвалил он меня, будто я выполнила сложнейшее задание.

Тони быстро зашуршал карандашом.

— Так, теперь расстегни блузку, приспусти ее с плеч. Пожалуйста, Ли, — торопил он меня, когда я окаменела от неожиданности. — Ну что ты, Ли. Просто приспусти с плеч — и все, — повторил он мягко.

Я нерешительно взялась за верхнюю пуговицу.

— Умница. Теперь следующую, — приговаривал Таттертон. Я расстегнула одну пуговку, вторую, третью и так до конца. — Вот и хорошо, вот и прекрасно. Теперь плечики откроем.

С расширенными, потемневшими глазами он делал быстрые штрихи, быстро поглядывая на меня.

— Руки сложи у груди… блузочку не бросай пока… вот так.

Я покорно выполняла его команды, стараясь как можно больше походить на Венеру, встающую из морской пены, но это медленное обнажение очень напоминало стриптиз, и я не могла избавиться от смущения. А Тони тем временем уже давно не сводил с меня глаз, даже не склоняясь к мольберту.

— Что такое? — глухо спросила я.

— Никак не могу уловить линию плеч… Похоже, что… — Он подошел, нервно поглаживая подбородок, оглядел меня с близкого расстояния — и вдруг аккуратно снял с плеч бретельки бюстгальтера. — Пожалуй так лучше. — Тони кивнул. — А теперь повернись.

— Повернуться? Кругом, что ли?

— Да, пожалуйста.

Я повиновалась.

— Вот сейчас блузочку мы опустим и руки чуть-чуть в стороны. Да! — полушепотом воскликнул он. — Прекрасно. У тебя такой изгиб шеи и линия плеч, что…

— Что? — быстро спросила я.

— Ничего страшного! — с легким смехом успокоил меня Тони. — Просто на какое-то мгновение я оказался в замешательстве.

Я услышала, как он снова подошел. А потом провел пальцами по коже. От его прикосновения я вздрогнула.

— Постарайся расслабиться, — прошептал он прямо в ухо. — Порою нам, художникам, необходимо осязать свою модель, чтобы все линии и изгибы остались в памяти рук, если можно так выразиться.

— Щекотно, — зачем-то сказала я. Тони я не видела, но знала, что губы его очень близко, ибо кожей ощущала жар дыхания.

— Ты позволишь? — вполголоса произнес он, взявшись за застежки бюстгальтера. Я даже не сумела ничего ответить. Сердце перевернулось в груди. — Мне нужно, чтобы со спины не было никаких помех, — так же тихо пояснил он. А я лишь кивнула. Все произошло очень быстро. Бретельки были уже спущены, поэтому ничто не мешало лифчику свалиться вниз. Я хотела поддержать его, но Тони успел перехватить мое запястье. Движения его были немного резки, но голос по-прежнему мягок: — Я же просил руки держать чуть-чуть в стороны.