— Бритни Спирс значит, да?

Этот голос. Даже если бы я слышал его всего дважды за всю жизнь, то тут же узнал бы.

Это была огромнейшая ошибка, но всё же я повернулся к окликнувшему меня человеку, попутно вытаскивая наушники.

Она тоже на пробежке и, судя по всему, преодолела немалое расстояние, как и я. Она была одета в спортивный бюстгальтер и очень-очень коротенькие шортики для бега, которые еле прикрывали попку. Её тело усыпали капельки пота, губы не были накрашены красной помадой, но мне от этого легче не стало, потому что без неё рот Поппи выглядел ещё более сексуальным. Единственное, что спасало меня от пожирания его взглядом, — это плоский животик и хорошо подкачанные ноги, которые идеально раздвинулись бы передо мной.

Кровь прилила к моему паху.

Поппи улыбалась мне, и тут я вспомнил, что она что-то говорила.

— Прости, что? — мои слова больше походили на шёпот. И от этого я вздрогнул, но она, кажется, не обратила внимания.

— Я просто не знала, что ты фанат Бритни Спирс, — говорит она, указывая на мой iPhone, прикреплённый к бицепсу, а на экране была прекрасно видна строчка с названием песни. «OopsI Did It Again» (прим.: Упс… Я снова это сделала). — Я тоже люблю её песни.

Если бы я не был утомлён бегом и жарой, то залился бы краской. Потянулся за телефоном, пытаясь незаметно переключить на другую дорожку.

Она засмеялась.

— Всё в порядке. Я просто немного удивлена, увидев, что слушают… Что слушают Божьи мужчины во время пробежки? Хммм? Нет, не отвечай. Пение монахов.

Я сделал шаг в сторону Поппи, и её глаза метнулись к моему прессу, опускаясь к тому месту, где висели мои шорты. Когда она подняла на меня свой взгляд, её улыбка немного поблекла. Я хорошо мог видеть, какими твёрдыми стали её соски.

Закрыл глаза на минутку, пытаясь успокоить свой чёртов член.

— Или, возможно, это что-то совсем противоположное, типа шведский дэт-метал (прим.: экстремальный поджанр метала) или наподобие этого. Нет? Эстонский метал? Филиппинский?

Я попытался думать о чём-то асексуальном, когда открыл глаза. Вспоминал свою бабулю, покрывало на алтаре, вкус коробочного вина для причастия.

— Не любишь слишком болтливых, я права? — спросила она, и это вывело меня из раздумий. Была ли она безумной? Как можно думать о моей нелюбви к ней, в то время как я стою здесь твёрдый как камень?

— Ты был так мил со мной, когда я пришла к вам в первый раз. Но, чувствую, ты немного отстранился от меня, — она опустила взгляд на свои ноги, совершив движение, которое только подчеркнуло её длинные и густые ресницы.

Боже, даже эти ресницы делали меня твёрдым. Наверное, теперь это мой новый объект для пожирания глазами.

— Всё совсем не так, — ответил я, немножко расслабившись, потому что мой голос уже был под контролем. — Я очень благодарен вам, что вы посчитали меня достаточно умелым пастором и снова пришли в мою церковь, — я уже собирался сказать ей, чтобы она начинала искать себе другое место, и предложить ей в этом помощь, но Поппи меня перебила.

— Знаете, я нашла в церкви какое-то умиротворение. И рада, что столкнулась с вами. Но на самом деле я увидела объявление на сайте о приёмных часах и решила попробовать поговорить с кем-то, да и мне очень было интересно, как всё выглядит, и смогу ли я перебороть себя? Я не рассчитывала на исповедь…

Ну, спасибо Богу хоть за это.

— …не думала рассказывать о чём-то. Я пытаюсь начать всё с чистого листа, но чувство, что чего-то не хватает, преследует меня. Словно я живу не своей жизнью, как-то неправильно, что ли. И я говорю это вам после того, как рассказала, что мне стало… легче дышать. Интересно, какая религия моя… Но, наверное, я просто ещё не поняла, чего хочу от жизни.

Её речь пробудила во мне инстинкт священника. Я сделал глубокий вдох, собираясь рассказать ей кое о чём, что говорил многим людям, но до сих пор произношу эти слова с замиранием сердца, словно всё в первый раз.

— Я верю в Бога, Поппи, но также считаю, что духовность не для всех. Ты сам должен выбирать, чего хочешь от этой жизни, будь то карьера, вечные путешествия, семья или какие-то иные вещи. Но возможно и такое, что вы обнаружите другую религию, которая вам подходит. Не хочу, чтобы вы чувствовали давление и изучали католическую церковь по какой-то непонятной причине, кроме искреннего интереса или любопытства.

— А что насчёт горячего пастора? Это уважительная причина для посещения церкви?

Ужас, должно быть, отразился на моём лице — в основном потому, что её слова разрушали мой самоконтроль, — но затем она засмеялась. Её смех был приятной мелодией для моих ушей, он словно эхо, знаете, которое можно услышать в танцевальной студии или бассейне в Хэмптоне.

— Расслабься, — говорит она. — Я пошутила. Хочу сказать, да, ты горяч, но это не причина, из-за которой я заинтересована. По крайней мере, — она посмотрела на меня, и в этот миг моя кожа начала пылать от возбуждения, — это не единственная причина, — и тогда всё исчезло, а она развернулась и помчалась прочь от меня.

Я был таким идиотом.


ГЛАВА 3.

Я пришёл домой и сразу же принял холодный душ, простояв под водой до тех пор, пока не успокоилась моя эрекция. Хотя, если я снова увижусь с Поппи, она тут же даст о себе знать.

Хорошо, возможно, я не смогу перестать хотеть её, но необходимо проявить хоть чуть-чуть самообладания. Больше никаких фантазий. Больше никаких пробуждений, когда я трахаю свой собственный матрас, мечтая о ней. Наверное, важно говорить ей то, что нужно… Видеть её заблудшим ягнёнком, который ищет своего Бога, а не сексуальной женщиной с красивыми ногами.

О, эти идеальные ноги.

Я натянул брюки поверх боксёров и надел свежую чёрную рубашку, как обычно закатав длинные рукава до локтей, и белый воротник. Не колеблясь, я поправил его, приводя в нужное состояние. Это как напоминание о том, почему я выбрал этот путь и теперь должен отречься от всех земных грехов.

Я делаю это для своего Бога.

Я делаю это для своей церкви.

Я делаю это для своей сестры.

И вот почему Поппи Дэнфорс приводила в замешательство. Я хотел выглядеть сексуальным перед своим собственным прихожанином. Хотел, чтобы церкви снова начали доверять. Хотел стереть следы ужасных людей во имя Бога.

И я также хотел безболезненных воспоминаний о Лиззи, чтобы моё сердце больше не болело и не испытывало вину.

Знаете, что? Я раздувал проблему из ничего. Всё и так шло хорошо. Я пробежался рукой вдоль своих волос, при этом делая глубокий вдох. Одна женщина — не имеет значения, насколько она горячая штучка, — не собирается познавать тайны духовности. Она не разрушит то, что я с таким трудом построил за эти годы.

***

Я не всегда остаюсь дома по четвергам, ведь мои родители живут в часе езды, но на этой неделе я так устал морально и физически, избегая Поппи каждую утреннюю пробежку в течение последних двух дней, а также принимая холодный душ раз двадцать за день, что мне было необходимо куда-то выбраться.

Я просто хотел сменить обстановку — без этого воротника — и сыграть в Arkham Knight (прим.: видеоигра в жанре приключенческого боевика, разработанная Rocksteady Studios и выпущенная Warner Bros), поедая пищу, приготовленную моей мамой. Хотел выпить несколько бокалов пива со своим отцом, слушая нытьё моего брата-подростка о том, что очередная девушка отказала ему, оставив во фрэнд-зоне. Я мог хорошо расслабиться, не думая о церкви и Поппи.

Мама и папа никогда не лезли в мою жизнь. С моими другими двумя братьями было то же самое: они жили так, как хотели того сами; но ничто так не создаёт комфорт даже в твоём собственном доме, как выпечка мамы.

После ужина Шон и Эйден уделали мою задницу в последней Call of Duty (прим.: серия компьютерных игр в жанре шутера от первого лица, посвящённых Второй мировой войне, холодной войне, борьбе с терроризмом и гипотетической Третьей мировой войне), пока Райан переписывался с очередной девчонкой по телефону, и в доме до сих пор пахло лазаньей и чесночным хлебом. Фото наблюдающей за нами Лиззи висело над телевизором: милая девушка с красивыми светлыми волосами и широкой улыбкой на лице, которая скрывала всё, о чём мы не знали, пока не стало слишком поздно. Она умерла в 2003 году, навсегда оставшись в наших памяти и сердцах.

Я словно прирос взглядом к этой фотографии, пока Шон и Эйден болтали о своих работах — оба были инвесторами — мама и отец играли в «Крушение Сладкоежки».

«Мне так жаль, Лиз. Прости меня за всё».

Да, я знал, что ничего не мог сделать в тот момент, но в памяти снова и снова всплывают образы её бледного лица, синих губ и красных от разорвавшихся сосудов глаз.

Я просто зашёл в гараж, чтобы найти батарейки для фонарика, а вместо этого обнаружил холодное тело моей единственной сестры.

Низкий голос Шона вывел меня из мрачной задумчивости, а затем я постепенно вернулся к реальности, когда услышал скрип кресла отца и слова Шона:

— …только по приглашениям, — говорит он. — Уже несколько лет ходят об этом слухи, но я не думал, что это реально, пока не получил письмо.

— Ты собираешься туда пойти? — спросил спокойно Эйден.

— Чёрт, конечно же, собираюсь.

— Пойти куда? — спросил я.

— Тебя это не должно волновать, святоша.

— Тебя приглашают в Чаки Чиз? Оу, я так горжусь тобой.

Шон закатил глаза, в то время как Эйден наклонился вперёд.

— Возможно, Тайлер должен знать об этом. Он, наверное, работает не покладая… рук.

— Это приглашение только для избранных, мудак, — отвечает Шон. — Что означает, он не может пойти.

— Эти типа самый лучший в мире стрип-клуб, — продолжал Эйден, оскорблённый комментарием Шона. — Но никто не знает, что это такое, или где оно находится, пока тебя лично не пригласят. Словом, тебя туда не пригласят до тех пор, пока твои доходы не составят несколько миллионов год.