Движением пальца он освободил себя и ее от ремней и сжал в объятиях. В темноте сверкнули голодные, пугающие глаза.

— Я не могу больше ждать… не могу. Вчерашняя Люси испугалась бы этого натиска — но теперь она была другая, прилив возбуждения захватил и раздавил ее, как мчащийся табун лошадей. Сердце бешено колотилось, и, все забыв, она кинулась к нему на шею и прильнула всем телом. Она вдыхала его неповторимый запах — запах ручьев, дубов, травы. Она неистово целовала его.

В его поцелуях не было вчерашней нежности, это была атака дикаря, сексуальный штурм, требовавший такого же ответа.

Раст не сдерживал клокотавшего в нем желания. Жестокая дрожь сотрясла все тело. Из глубины горла вырвалось низкое рычание, Люси в ответ крепче обвила его шею, он прижал ее к себе, чувствуя, как мягкие груди греют его грудь.

Не отрывая губ, он стянул с ее плеч пальто, для этого пришлось на секунду отстраниться, но она сразу же к нему вернулась и вплела пальцы в его волосы. Шляпа давно уже скатилась и потерялась — он не замечал.

Дрожащими пальцами он начал расстегивать блузку, и когда она его не остановила, его сердце воспарило. В одно мгновенье он раздвинул края одежды и расстегнул лифчик. Когда рот завладел розовым соском, она откинула голову назад.

— Расти, — шептала она, вороша густые кудри. Потрясенный голос говорил о том, что она раньше не знала этого наслаждения; он затрепетал, услышав свое имя, сорвавшееся с ее губ. В лунном свете она была как сладчайший, ароматный персик; он только сейчас понял, до чего силен его голод. — Раст, остановись. — На этот раз голос звучал совсем иначе. Она уперлась руками в его грудь. — Я знаю, что ты меня хочешь. Я тоже хочу. Но ничего не получится.

— Почему? — Окаменевшее тело не желало останавливаться.

— Потому что… потому что я ясно вижу конец. Оно приближается… время.

В тишине он слышал биение их сердец.

— Какое время? — Но он знал. Знал. Тонкий, одинокий плач раздался где-то глубоко внутри. Как он будет жить без нее, когда их отношения закончатся? Каждый день вылезать из кровати, скакать к стадам, работать с лошадьми, держать на руках Стрекозу — и знать, что Люси больше в доме нет, что она не ждет его… Сердце тяжело стукнуло еще раз. Люси наконец оттолкнула его, и неуверенность, появившаяся в его лице, помогла обоим остудить жар. В следующий момент она опустила глаза и привела в порядок одежду. С пронзившей его тоской она отвернулась к окну и стала смотреть в никуда. Грудь поднялась в последнем глубоком вздохе, и руки бессильно упали на колени.

Его пронзило сожаление. Момент был упущен.

— Значит, нет? — спросил он, зная ответ.

— Нет. — Голос был разбитый, далекий. Он понимал, что, если бы ей было все равно, она не выглядела бы такой потерянной. Странным образом ее боль успокоила его. Без слов он накинул на нее пальто, пристегнул ремни и включил мотор.

Прошло несколько недель. Стрекоза подрастала, как степная трава, и уже ковыляла по дому и по двору, а стоило ненадолго выпустить ее из виду, как лезла под ноги лошадям. Раст был очень доволен, что Люси свозила ее к детскому врачу на осмотр и прививки.

Расту открылась горькая истина: Люси Донован никогда не станет его женщиной. Ее невообразимое богатство, ее глупая фантазия о выставочном ранчо привели бы к тому, что он не сдержал бы слово, данное отцу.

— Обещайте, — звучал в ушах голос Говарда Шефилда. — Никогда не продавайте ранчо. «Лейзи С» должно остаться в нашей семье. Поклянитесь.

Спустя годы мечта отца стала и его мечтой. И как и другие ковбои, о которых он говорил Люси, Раст не примет подобных перемен, он скорее согласен разориться.

Единственный способ воплотить мечту, не нарушить данное слово — это выкупить долю компаньонки. Компромисса быть не может. Ей придется уйти.

Признав это, Раст обнаружил, что, если раньше ему было трудно держать руки подальше от Люси, теперь это стало невыносимо трудно.

Он хотел остановить ее в прихожей, прижать к стене, хотел целовать ее, проникнуть языком в рот.

Ночью он хотел упасть вместе с ней на один матрас, оставив в комнате слабый свет, чтобы можно было всю ее рассмотреть, каждую выпуклость и впадину обнаженного тела. Он хотел скользить пальцами по сияющей коже. Он хотел ее. Он хотел.

В смертельном упорстве одолеть желание он взвалил на себя еще больше работы. Бульдозеры, экскаваторы и трактора вгрызались в залежи гипса, вода отводилась на луга соседа, еще одна компания брала гравий из карьера на переработку.

За это работники немилосердно издевались над ним, но Раст стоически терпел насмешки: гравий приносил столь необходимые деньги.

К несчастью, Раст обнаружил, что может не достичь цели. С самого начала он рассчитал, какой ему требуется ежемесячный доход, открыл банковский депозит и потом изредка проверял баланс. В последнее время он раскрывал свой гроссбух каждый день, словно за ночь какая-нибудь фея могла залететь в офис и обронить крупный вклад на его счет.

Неужели он обманулся? Неужели он этого не осилит?


Пришло Рождество и принесло Люси столько радости, сколько она в жизни своей не видела. В детстве мать непременно вручала ей подарок, всегда один и всегда практичный. В 10 лет это была настольная лампа. «Чтобы делать уроки», — объяснила мать. В 14 — шерстяной свитер. «Чтобы не мерзнуть в интернате». В 18 лет Люси было объявлено, что она уже не ребенок и можно покончить с глупыми хлопотами по обмену подарками.

В Сочельник Люси увидела, как Фрици прилаживает к каминной полке четыре чулка из грубой красной шерсти; белыми нитками на них были вышиты имена: Раст, Фрици, Стрекоза, — и на последнем, к своему удивлению, она прочла: «Люси».

— Фрици, откуда это? — в восторге воскликнула Люси. Она ткнула пальцем в свой чулок, на котором была вручную вышита сценка — Санта и санки с игрушками.

— Я трудилась над ними по вечерам, — отмахнулась экономка, а Люси вспомнила, что не раз видела вязанье в скрюченных пальцах старухи.

— Какая прелесть, — выдохнула Люси, довольная без меры, — и как много работы! — Она порывисто обняла толстуху. — Спасибо! У меня никогда в жизни не было рождественского чулка.

Фрици попыхтела, но потом широко улыбнулась и обняла се в ответ.

— Это семейная традиция Шефилдов, а ты не знала? Мы дарим друг другу подарки.

Люси подумала о красиво упакованных подарках, которые хотела ночью положить под елку. Раст притащил трехметровую ель, установил ее в гостиной и ушел, предоставив Люси и Фрици украшать ее. Сейчас она была обвешана красными шарами, серебряными звездами и гирляндами, сохранившимися от прошлых лет. Приуныв, Люси спросила:

— Значит, я должна положить что-нибудь в эти чулки?

— Не волнуйся, дорогуша, ты же не знала. На следующий год положишь.

Не ответив, Люси вышла из комнаты. У себя она достала со шкафа коробку, набитую подарками, разложила их на кровати. Для Стрекозы она купила три нарядных платьица, но они не влезут в чулок! К счастью, есть еще слоник, он подойдет. Она его завернула в блестящую зеленую бумагу и перевязала красной ленточкой. Еще подойдет маленькая серебряная расческа и щеточка для волос.

Она отложила в сторону новый фартук и шелковую блузку для Фрици, а взяла полосатый флакончик духов и пакетик ее любимых специй — их можно засунуть в чулок. Наконец для Раста у нее была красная клетчатая рубашка-ковбойка и шапочка в форме головы вола. Шапка подойдет, к тому же, если ее немного сжать, она становится похожа на кепку его любимой футбольной команды.

Люси облегченно вздохнула. Слава Богу, у нее нашлись вещи маленького размера. Как бы она себя чувствовала, если бы не поддержала семейную традицию?! Можно надеяться, это станет и ее традицией.

Поздно ночью, когда в доме все стихло, она на цыпочках спустилась по темной лестнице, положила большие подарки под елку, а с маленькими подошла к чулкам.

В камине еще светились угли, окрашивая комнату в красные и янтарные тона. Чулки топорщились от подарков, и Люси восхищенно вздохнула. Витая золотая ленточка свисала с ее чулка, и она с трудом удержалась от того, чтобы заглянуть в него. Она вдруг ощутила себя ребенком в кондитерской лавке, представив, как бы чувствовала себя, если бы в детстве кто-нибудь набил для нее подарками чулок и повесил его на камин. Только на миг ее кольнуло сожаление, но оно не затмило радость.

Люси тихонько разложила подарки и вернулась в спальню; напевая, почистила зубы, надела ночную рубашку и нырнула под одеяло. Радостное изумление сохранилось до утра.

— Счастливого Рождества, — с кожаного кресла подал голос Раст, держа в руках огромную коробку с непомерным шелковым бантом. Принимая ее, она почувствовала себя такой счастливой, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. Еще ночью начался дождь, он стучал в окно гостиной, а на диване, где она устроилась рядом с Фрици, было тепло и уютно.

В честь праздника Люси надела белую блузку, свитер винного цвета и черные слаксы. С ушей свисали соблазнительные серьги-елочки, и Стрекоза в них с восторгом вцепилась. Смеясь, Люси ее оторвала и посадила на пол вместе со слоником из подарочного чулка.

Стрекозу нарядили в белые ползунки с танцующими эльфами, Фрици облачилась в длинное хлопковое платье с рисунком из дубовых листьев. Только Раст был в своей обычной синей рубахе и джинсах, правда чистых и тщательно отутюженных. Черные ботинки сияли, волосы были приглажены щеткой.

— Спасибо, — сказала Люси, принимая подарок. Коробка была тяжелая, Люси с удовольствием ощутила, как она давит на колени. — Интересно, что там? Большущая коробка. Новое одеяло? Или комбинезон?

— Собралась открывать? Ну уж нет, — поддразнил ее Раст. — Не получишь, пока не отгадаешь. — И он сделал вид, что отбирает подарок. Сегодня его манеры смягчились, видимо в честь праздника. Люси не стала доискиваться причины, просто радовалась его теплому взгляду.

— Нет! — взвизгнула она и дернула коробку к себе. Они возились в игре «тяни-толкай», пока не победила Люси.