— Не переживайте, за мной водитель скоро приедет, — заверил немец.

Вот как ему объяснить, что меня мало волнует, каким способом он будет до конторы добираться. Хоть верхом на ишаке.

Пытаясь скрыть досаду, я достала из кармана телефон и набрала номер Луганского.

— Вась, а куда ты умчался? — тоном ревнивой супруги поинтересовалась я, как только он поднял трубку.

— У меня куча дел. Я тебе вечером наберу. Приготовься. У меня для тебя сюрприз. Давай зайка. Пока, — на одном дыхании протараторил Васек и отключился.

Несколько мгновений я тупо смотрела на мерцающий экран смартфона. Я не поняла — это что сейчас было? Сюрприз? Зайка?!!! У меня слуховые галлюцинации или Васек только что назвал меня зайкой? Ну, все! Будет ему вечером по приезду и сюрприз, и ведро моркови вместо отбивных. Пусть грызет. Ему полезно.

— Что-то случилось? — услышала я голос Петермана.

Подняла голову. Он стоял, облокотившись на машину агронома, и предавался своему любимому занятию — курил. И так мне захотелось составить ему компанию, что, ни взирая на некоторое стеснение в обществе начальства и негласную субординацию, немного нагло поинтересовалась:

— Не угостите даму сигареткой?

— А не мала для того, что бы сигаретками баловаться? — в тон мне ответил он.

Вот тут я реально психанула. Мало мне нервы Луганский трепет, так еще этот выпендривается.

— Ну и ладно. Пойду у мужиков попрошу. Они не такие жадные.

Крутанулась и гордо направилась в строну посадки, где водители ждали своей очереди на загрузку.

— Подождите! — окликнул меня Петерман. — Я пошутил.

Я затормозила и, обернувшись, недоверчиво посмотрела на мужчину. Он стоял, казалось в абсолютной растерянности. Невольно ухмыльнулась, очень довольная собой и вернулась обратно на исходную позицию.

— Господин Петерман, можно вам задать вопрос? — потянулась за сигаретой, но покрутив ее между пальцами, поняла, что курить расхотелось.

— Ян, — ответил он.

Я непонимающе посмотрела на него.

— Простите?

— Зовите меня по имени, а то это ваше «господин Петерман» звучит как-то… не очень, — объяснил он.

— А-а-а, — протянула я. — А как по батюшке?

— Лучше не надо.

Понимающе покивала. Не надо, так не надо.

— Вы хотели задать вопрос, — напомнил мне немец.

— Хотела. А когда приедет ваш водитель?

Он криво улыбнулся и поддел:

— Что не терпеться избавиться от моего общества?

Ой, как неудобно. Знаю, иногда мне явно не хватает чувство такта. Сначало говорю, а потом думаю.

— Нет. Что вы? Просто я хотела доехать до тока…

Больше сказать я ничего не успела.

— Николавна!!! — раздался, дикий ор Василича. — Давай, скорее, поехали чай пить, пока Колян все Томкины плюшки не поел!

Я почувствовала, как у меня запылали уши от стыда. Василич — это просто находка для шпиона. Вот, что теперь подумает обо мне Петерман? Неловко потопталась на месте, пошаркала ножкой, и наконец подняв на немца смущенный взгляд, осторожно поинтересовалась:

— А вы сегодня завтракали?

Я ожидала, какой угодно реакции, но только не того, что он весело рассмеется и, подхватив под руку, потащит в сторону посадки, где поджидал Василич на своей «Ниве».

— Позавтракал, но вам, похоже, завтрак не помешает.

Это он так тонко намекнул, что меня откормить бы не мешало? Фу, как некрасиво. Нет, я конечно за последний месяц сбросила пару кило. И это при моем-то росте. Одежда стала заметно свободнее. Так это естественный процесс. Летом все худеют.

Пока я пыталась понять стоит ли обижаться на слова Петермана, мы добрались до посадки. Василич увидев меня в компании высшего руководства, вытянулся по струнке, втянул живот, расправил плечи и поздоровался так, словно честь отдает главнокомандующему.

За все время знакомства с нашим господином немцем, я одного понять не могу — чего его все так бояться. Нормальный он мужик. Да, характерный. Да, немного высокомерный. Но если делать поправку на его положение, то это все это естественно. За всю свою карьеру я со всяким начальством успела поработать. Порой попадались такие экземпляры… б-р-р…

— Поехали? — спросила я у Василича.

До зоотехника видимо, наконец, дошло, что Петерман едет с нами и с ужасом посмотрел на меня. Едва заметно пожала плечами. А что я могу сделать?

Прошла ровно неделя, как Тамара Сергеевна под фанфары и шумные проводы сменила место обитания. Если раньше она была «королевой» офиса, то теперь стала полноправной владычицей тока и всей прилегающей территории. Нужно заметить, что уговорив Луганского перевести баклажаниху на эту должность, я нисколечко не прогадала. Во-первых, Тамару Сергеевну будто бы подменили. Никогда бы не подумала, что человек может так быстро поменяться в лучшую строну. Любовь и вправду творит чудеса. С Коленькой своим она помирилась уже на второй день и теперь весовая стала не только местом постоянного воркования снова влюбившихся друг в друга супругов, но и приятное место отдыха для всей нашей честной компании.

И теперь повелось, что как только часы переваливают ближе в десяти утра, все потихоньку подтягиваются на весовую попить чайку с пирожком. У баклажанихи оказались недюжинные кулинарные таланты, коими она потчевала своего любимого Коленьку. И нам перепадало.

Ток встретил нас шумом, гамом и пылью вперемешку с шелухой от пшеницы. Я раздраженно почесала шею от непрошеных воспоминай. Ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть ток во время уборки, потому как на собственной щкуре ощутила, как к середине рабочего дня все тело чешется от проклятой шелухи, пота и пыли.

В былые времена, когда я еще не была супер специалистом, элементарного уважения к собственной персоне приходилось добиваться огромным трудом. Колхозники в некоторой степени очень высокомерный народ. Они терпеть не могут городских выскочек. А я была именно выскочкой. Нет бы сидеть себе тихо, как мышка и кнопки на калькуляторе щелкать. Не-е-ет! Я лезла в самое пекло, что доказать всем и самой себе, что я это не просто симпатичные ножки, что обитают в кабинете по соседству с директорским. Дура? Еще какая! Только по прошествии лет начинаю осознавать собственную глупость. Доказала? Только вот доказательства эти оказались никому не нужны, впрочем, как и я сама. Такая вот петрушка…

От мрачных воспоминаний меня отвлек Василич, который мягко потянул меня в сторону весовой со словами:

— Да чего на них смотреть-то Николавна. Кидают, да кидают. Грузят, да грузят.

И, правда, я в последнее время постоянно притормаживаю. Словно за хвост кто тянет. Тряхнула головой, от чего тот самый хвост хлестанул по спине, и обернулась. Немец молчаливо следовал за нами. Выражение его лица было несколько раздосадованным. Он хмурил свои светлые густые брови и смотрел себе под ноги.

— Томка! Ставь чайник, — скомандовал Василич, едва мы зашли внутрь.

Тамара Сергеевна, что в том момент вдохновлено о чем-то рассказывала своему Коленьке, округлила глаза при виде Петермана и, подскочив, как ужаленная стала носиться по комнате в поисках подходящей посуды.

Весовая была довольно просторным двухкомнатным домиком. Первую комнату занимали учетчики, а вторую, где собственно и стояли весы, баклажаниха. Здание было старым и давно нуждалось в ремонте. Тут всегда пахло сыростью, плесенью и мышами. Куда ж без них, родимых?

Пока Тамара Сергеевна налаживала чаепитие, мы уселись за старый обшарпанный стол, который тут был для совещаний. Меня тут же обступили со всех сторон учетчицы с различными вопросами.

— Евгения Николаевна, а как норму применять?

— А как премию начислять?

— Николавна, а когда Василий Михайлович будет?

Я всем мило улыбалась, отвечала, объясняла, разжевывала и одним глазом косилась на Петермана, который был явно не в своей тарелке. Он сидел напротив скрестив руки на груди и с брезгливым видом озирался по сторонам. Я невольно хмыкнула. Мда-а-а. Это вам не шикарный кабинет с кожаным креслом, господин Петерман.

Тем временем баклажаниха с прытью, которой я не замечала ранее, поставила перед высшим руководством кружку с чаем и целую гору ароматных пирожков, от вида которых мой бедный желудок сжался.

— Угощайтесь, — сказал она, и поспешила ретироваться под предлогом, что нужно рабочих проконтролировать.

Петерман проводил ее взглядом и с явным отвращением на лице уставился на предложенный ему чай. Это был самый обычный пакетиковый чай, у которого ни вкуса, ни аромата. Плюс кружку баклажаниха ему выдала хоть и чистую, но старую и страшную. Чуть не фыркнула. До того он потешно выглядел.

Когда учетчицы, наконец, оставили меня в покое, навела себе кофейку и, подцепив пирожок, стала завтракать. Немец посмотрел на довольную меня, потом на пирожки, снова на меня и… решился.

Минут десять мы ели в абсолютном молчании. Краем глаза заметила, что вслед за первым пирожком мужчина подцепил второй, затем третий. Четвертый? Вот это у него аппетит с учетом того, что он вроде бы завтракал. А с виду и не скажешь, что много ест. Вот на Луганского посмотришь сразу понятно, что такого легче прибить, чем прокормить. А этот — кожа да кости.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил он, наконец насытившись. — Очень вкусно.

— Это не меня нужно благодарить. А Тамару Сергеевну, — отозвалась я и отхлебнула глоточек кофе.

Я еще медленно жевала пирожок, а Петерман откинувшись на спинку стула, наблюдал за мной. Не знаю, чем ему так понравилась моя персона, но тяжелый взгляд напрягал. Я поежилась от неловкости и, решив хоть как-то отвлечься, стала пролистывать свободной рукой учетные листы.

— Я заметил, что вас очень уважают и ценят работники, — внезапно сказал он.

Я чуть последним кусочком пирожка не подавилась. А все из-за того каким это было сказано тоном. Голос немца был холоднее льда. Будто он не комплимент только что мне отвесил, а отругал.