Юрист лишь пожал плечами.

— А что с нами сделается? Ты Ленчик вернешься под крылышко к папе. Женька без работы не останется. А я постараюсь, что бы Петерман меня не выпер и глядишь, переберусь к тебе поближе — в город.

Он замолчал и кабинет, где так недавно не прекращалось дружеское подтрунивание, погрузился в тишину. Каждый из нас думал о своем. Переживал по-своему. Кто-то больше. Кто-то меньше. Лично я была спокойна как никогда. Перекипело видимо. Андрей мрачно поглядывал исподлобья то на меня, то на Ленку. А последняя чуть не рыдая, разорвала затянувшуюся паузу негромким:

— Я в это никак не могу поверить. Только-только все стало налаживаться. Наконец-то сработались. И коллектив с Женькиным приходом приободрился. Все зашевелились, повеселели. Даже баклажаниха. И Васек поспокойнее стал.

Это да! У него просто сейчас нет сил, что бы с кем-то скандалить. И все благодаря кому? Мне любимой.

Но сейчас не об этом. Был один вопрос, который меня безумно беспокоил. Поэтому не стала откладывать на потом.

— Андрю-ю-х? — протянула я.

— А? — как ужаленный подпрыгнул он.

— Ты же расскажешь нам, кто решился выкупить земли?

— Да, — поддакнула Ленчик. — Ты же расскажешь?

Это был удар ниже пояса. Андрюха поохал, пострадал и полез в стол в поисках каких-то документов. Порылся и выудил ксерокопию паспорта.

— Держи, — он сунул мне два листа бумаги.

Я жадно всматривалась в фото на бумаге и кривилась. На нем была изображена дама даже не пенсионного возраста. Это была древняя старушка в белом платочке и полубезумным взглядом.

— Это кто? — невольно вырвалось у меня.

— Марфа Васильевна, — совершенно серьезно ответил Андрюха. — Будущая владелица всех заводов, яхт и прочей колхозной недвижимости.

И взгляд у него такой сделался. Мол, не тупи, Женька. Ленчик нетерпеливо выхватила у меня из рук листок, и тут-то на меня снизошло озарение.

— Глава?

Андрюха кивнул, и мы с Ленкой одновременно выругались:

— Твою мать…

В кабинет Луганского шла на негнущихся ногах. В голове было одновременно и шумно и пусто. Шумно от того, что голова раскалывалась, и пульс долбил по черепушке с такой силой, что, похоже, глаз левый начал дергаться, а пусто из-за того, что я абсолютно не знала как быть. А разговор, состоявшийся в кабинете юриста несколькими часами ранее, все еще больше запутал. Одно дело, когда на горизонте появляется некий мифический покупатель, который ни сном, ни духом про наши тут дрязги и совсем другое, когда этот некто глава района, под которым живет и существует все в округе.

Стало понятно поведение Луганского. Он наверняка уже обо всем знает и заранее пытается занять более выгодную для себя позицию. Конечно же, это не снимает, на мой взгляд, с него определенный груз ответственности, но рыцарское благородство это удел любовных романов. И как бы я не пыталась в своих заоблачных мечтах возвести его на пьедестал добродетели, он навсегда останется себялюбивым эгоистом.

Сомневаюсь, что мнение Петермана сыграло для него решающую роль. Ведь настроение Васька резко поменялось именно в тот вечер, когда на банкете присутствовал глава. Немец сегодня здесь, а завтра укатил в свою Германию. А глава был, есть и будет. И нажить такого врага Васек себе точно не может позволить.

Из всей этой ситуации мне было непонятно только одно — цена контракта. Она была просто недопустимо низкой. Будто бы Петерман решился продать не земли с вполне действующим хоть и не сильно процветающим бизнесом, а помойку.

Я, наконец, добралась до приемной и окинула просторную комнату рассеянным взглядом.

— Евгения Николаевна! — обрадовалась мне как родной Тамара Сергеевна.

От неожиданности даже про головную боль на мгновение забыла. Что это с ней?

— Евгения Николаевна у нас беда случилась!

И улыбочка до ушей у нее такая, что я стала подозревать у себя проблемы со слухом.

— Беда? — растерянно отозвалась я. — Какая?

— Зав. током полчаса назад рассчиталась. Пришла ко мне и давай причитать: ноги не ходят, артрит, диабет, остеохондроз. Сил у нее нету больше работать, — с огромным энтузиазмом сообщила мне секретарша.

— И?

— Ну, я ее и уволила!

Вот тут-то мне разом поплохело и я:

— Без отработки?

Баклажаниха весело покивала, а я схватилась за голову. И это в самом начале сезона. Думала, что у меня еще будет время заставить агронома подобрать ей замену. Она женщина хоть и пожилая была, но очень толковая. Весь ток на ней держался. И что теперь?

— И кто на ее место пойдет? — устало спросила я. — Вы оклад видели? Где мы так быстро человека найдем?

Тамар Сергеевна подвинулась ко мне поближе и, перейдя на доверительный шепот, произнесла то, что я меньше всего ожидала услышать:

— Я пойду.

Видимо настолько у меня было шокированное лицо, что баклажаниха поспешила объяснить ситуацию:

— Тут такое дело, Евгения Николаевна. Я с Коленькой своим год как развелась. Сгоряча выгнала мужика ни за что на улицу. А остыла когда и осознала — он назад не захотел. Уперся рогом и все. Будто и не жили столько лет. Говорят, молодуху себе завел, — на этом месте она почти всплакнула.

Я сложила руки на груди и уставилась на секретаршу испытывающим взглядом, полагая, что она на до мной издевается.

— Ничего не поняла. А какое это имеет отношение к должности зав. тока?

— Коленька уже почти месяц как на ГАЗоне баранку крутит. Водитель на току он. Вот и надеюсь. Если будем поближе друг к другу, может, одумается. Сейчас я в кабинете сижу и не вижу его вовсе.

Пока прифигевше осмысливала ситуацию, Тамара Сергеевна мечтательно прикрыла глаза и продолжила:

— А там каждый день. И завтрак принесу, и обедом накормлю и почаевничаем вечерком. Романтика…

— Писец… — чуть слышно пробормотала я.

— Что-что? — переспросила баклажаниха, вынырнув из сладостного дурмана, где они с Коленькой чаи с плюшками распивают. — Евгения Николаевна я не подведу. Работа мне эта знакомая.

Я прочистила горло от зародившегося где-то в глубине смешка. Вот, кто бы мог подумать? Баклажаниха сама идет на поклон! Ко мне! Вот что любовь с людьми делает.

— Тамара Сергеевна, давайте мы вернемся к этому разговору, когда Василий Михайлович будет на месте. Все же вы ему подчиняетесь. Я не могу принимать такие решения.

— Конечно-конечно, — закивала она. — Могу я попросить вас повлиять на Василия Михайловича, что бы он был… немного полояльнее.

— А с чего вы решили, что я могу на него повлиять? — возмутилась я.

Тамара Сергеевна ехидно улыбнулась и просто ответила:

— К вам он всегда прислушивается.

Дожила, блин! Еще вчера баклажаниха спала и видела, как выжить меня с колхоза и пристроить свою кровиночку поближе к неженатому начальнику, а теперь такое… Сегодня наверное мир сошел с ума.

Пока я размышляла о вселенской справедливости, дверь директорского кабинета приотворилась и в приемную вышел Петерман. Он несколько недовольно окинул меня пристальным взглядом и произнес:

— Вы решили исключить из своего расписания встречу со мной?

— Ни в коем случае, — я с трудом выдавила улыбку. — Просто, я сегодня как горячие пирожки — нарасхват.

Думала, что хоть улыбнется этой маленькой шутке. А он только зловеще посмотрел и кивком головы пригласил последовать в кабинет. Ей богу, шла как на допрос. В голове гудит, коленки трясутся. Я мысленно дала себе подзатыльник. Соберись, тряпка!

— Присаживайтесь, — любезно предложил он таким тоном, будто в последний путь меня провожает.

Интересно, кто ему сегодня хвост прищемил?

Осторожно присела на указанный стул, исподтишка наблюдая за Петерманом. Он вольготно расположился, напротив в Васьковом кресле. Стол он так же облюбовал. Теперь на нем стоял черный блестящий ноутбук, несколько папок, которые я прежде у своего директора не наблюдала. Среди документов заметила свои распечатки, которые готовила для презентации. Стало безумно жаль свои напрасные труды. Столько было проделано работы и все зря.

Петерман словно прочитав мои мысли, прикоснулся открытой ладонью к прозрачному скоросшивателю, в которой были мои почившие труды и произнес:

— Я впечатлен.

Поймав мой недоуменный взгляд, усмехнулся и продолжил:

— Я имею в виду колоссальность проделанной вами работы.

Если он надеялся, что мне польстит его похвала, то напрасно. Я самодостаточный специалист и прекрасно знаю цену тому, что лежит под его ладонью и к словесным поощрениям не имеет никакого отношения.

— Благодарю, — довольно сухо отозвалась я. — Василий Михайлович уже выписал мне премию в размере оклада.

Очень надеюсь, что лицо мое в этот момент оставалось бесстрастным, потому что не дай бог немцу узреть на нем, то, что твориться сейчас в душе. Меня буквально колбасило от накатившей внезапно ненависти к человеку, в чьих руках не только мой несостоявшийся проект, но и судьба всего колхоза. Умом я все понимала. Быть может, даже если была на его месте, то поступила бы точно так же, но ни чего не могла с собой поделать.

Петерман откинулся на спинку кресла и, сложив руки на груди, стал рассматривать меня, словно я была диковиной зверушкой. И это начало бесить еще больше. Спокойствие… Только спокойствие…

— А знаете, мы с вами в чем-то похожи, — неожиданно сказал он.

— И чем же? — не удержалась от язвительного тона я.

— Я в молодости, так же как и вы был полон энтузиазма. Многое давалось очень легко, в том числе и принятие решений.

Я скептически посмотрела, услышав это его «я в молодости».

— Что-то не похожи вы на старика.

Он дежурно улыбнулся на завуалированный комплимент. И вправду похожи. Я так же реагирую, когда нахваливают мою «неземную» красоту.