— Спасибо, — сипло поблагодарила я и чиркнула спичкой.

— Только бабке не проболтайся. Сожрет с потрохами, — предупредил дед и, последовав моему примеру, обхватил губами сигарету.

Первая затяжка и мне отчего-то становиться разом легче. Словно от этого нехитрого действа я успокаиваюсь. Начинаю снова мыслить, а не только чувствовать.

— Дед Сень, скажи, а ты всегда в жизни поступал по справедливости? — серьезно спросила я.

Пожилой мужчина ответил не сразу, словно перебирал в памяти прожитые годы. Сделал пару затяжек и ответил:

— Не всегда. Старался, но не всегда получалось. Иной раз если бы только за себя ответ держал, то бился б до последнего, а так… Не просто все.

Честный ответ. Иного я и не ожидала.

— А если б один был?

— То не стал бы за юбку материну прятаться, когда немцы все дворы в округе обыскивали, разыскивая нас с Валюшкой. Мы тогда сильно жару им задали. Да только просекли ироды проклятые, что детишки партизанят. Мы с ту ночь с Валюшкой в подвале спрятались. У нас в доме два погреба было. Мать допрашивали жестко. Она ни словом, ни взглядом не выдала, только тихо плакала. После еле отходили… Если б не Валя, сдался бы. И было бы по чести и совести.

Он докурил сигарету и точным движением руки бросил окурок в урну. Я последовала его примеру. Тут дед внезапно приобнял меня за плечи.

— Не горюй Николавна. Жизнь все расставит по полочкам. Вот увидишь.

Я благодарно улыбнулась в ответ и посмотрела вдаль, где ровными полосками золотились и искрились на солнце поля спелой пшеницы. Через три дня начнется уборочная. У меня совсем мало времени, что бы попытаться все исправить.

Когда вернулась в директорский кабинет, руководство уже стало собираться в ресторан. Никто, похоже, и не ждал моего возвращения. Мужчины выглядели недовольными. Видимо беседа оказалась неприятна для обеих сторон. Я быстро собрала все свои пожитки и отнесла в кабинет, который в другой момент порадовал бы свой чистотой. Но сейчас я всего лишь устало опустилась в кресло и, положив голову на стол, прикрыла глаза. Всего на минуточку и три секундочки.

На банкет мы ехали с Васьком вместе. Я упиралась всеми конечностями. Очень не хотелось оставаться с ним наедине. Он ведь обязательно станет отношения выяснять. А мне сейчас было не до этого. Все мысли и чувства были о другом.

Но Луганский был в своем репертуаре. Мрачно зыркнул, тихо рыкнул, и я решила, что лучше подчиниться. Снова поминая недобрым словом человека придумавшего внедорожники, взобралась на сиденье и смиренно сложила ладони на коленях в ожидании.

Как только директор устроился рядом, сразу же повернулся ко мне и, обхватив своими загребущими лапами, крепко поцеловал. Признаться, мысли, ну те которые «о другом», разом разбежались как испуганная стайка рыбок. До чего же он хорошо целуется. Расслабилась теплый объятиях и с тихим вздохом вернула поцелуй.

— Я не знаю, чего мне больше хочется: прибить тебя или залюбить прямо в этой машине, — тихо признался Луганский, поглаживая меня по спине.

— Бьет — значит любит, — с сарказмом промурчала я. — Поэтому любить в машине не стоит.

Видимо от сердца у него отлегло. С лица сошла напряженная маска, уступив место искренней улыбке. Взгляд стал мягче, исчезла напряженная складочка между бровей. Таким Васек мне нравился гораздо больше.

— Мы поедем или как? — прошептала я.

— Или как, — так же шепотом ответил он и снова стал ласкать мои губы.

Я, может быть, и поддалась его страстному порыву, если бы крем глаза не заметила, как машина Петермана уже выехала за пределы базы.

— Все-все, — стала отбрыкиваться я. — Вон, уже немец твой уехал.

— Да черт с ним. Я так по тебе соскучился, — пробормотал Васек.

Чуть не фыркнула в ответ. Соскучился он. Только о себе и думает. А о колхозе кто позаботится?

— Я тебя вообще-то еще не простила, — грозно сказала я.

— А за что это меня прощать? — удивился Луганский. — Что я такого сделал?

Что? Что он сделал? Нет, сил моих нет на этого человека. Всем хорош мужик, когда не доводит до белого каления.

— У-у-у. Лучше молчи. Заводи свою тарахтелку и поехали.

— Тарахтелку?!

Вот они мужчины. Как есть большие дети. Я бы на его месте возмутилась, что меня затыкают. А он обиделся, что его машину обозвали.

Васек с возмущенным видом разжал руки, давая мне свободу действий. Тут же соскользнула на кожаное кресло, расправила платье и пристегнулась ремнем безопасности. Да-да я иногда такая «правильная».

Несколько минут мы ехали молча. Честно пыталась удержать в себе, то, что в курсе планов Петермана, но не смогла. К тому же очень хотелось узнать, чем же закончился их разговор. Догадываюсь, что немец остался на своих позициях. Но все же.

— Вась, а он всерьез решил нас продать?

— Опять подслушивала, — недовольно заметил он.

— Подслушивала, — тихо призналась я.

Васек как-то грустно улыбнулся. Только одними губами. Не у одной меня сердце кровью обливается.

— И не стыдно? — он иронично изгибает брови.

— Не-а, — совершенно серьезно отвечаю. — Ты не ответил на вопрос.

— А что тут отвечать. Ты и сама все слышала.

— Может он изменит свое мнение? — с надеждой в голосе спросила я.

Васек неопределенно пожал плечами.

— Сильно в этом сомневаюсь.

И мы замолчали, каждый думая о своем.

«Тойота» тихо шелестя большими колесами по дороге, подкатила к ресторану. Парковка была уже почти полностью занята. Я тут же узрела помимо наших конторских машин еще и «Мерседес» с крутыми номерами. Похоже, машинка была с администрации. Сам глава района пожаловал на наше «скромное» пиршество. П-ф-ф! Визит богатенького фрица это ж вам не хухры мухры! А целое событие!

— И что ты собираешься дальше делать? — решила напоследок уточнить я.

— С чем? — бесцветно переспросил директор.

— С колхозом, конечно! Мы же не можем позволить ему это сделать.

Луганский как-то странно, я бы даже сказала, враждебно посмотрел на меня и взбешенно прорычал:

— С какого перепугу я вообще должен что-то делать?! Итак, вывернулся на изнанку, что бы его переубедить. Или ты думаешь — я его первый год отговариваю? Не хочу больше! Достало!

И с этими словами хлопнул дверью так, что стекла задребезжали. И это в «Тойоте»! В японских машинах по определению ничего не может дребезжать. Совсем мы ее избили бедную. Сначала я. Теперь хозяин.

Я следом выбралась из машины. Васек пикнул сигналкой и, извинившись, пошел к небольшой группе мужчин, что бы поздороваться.

— Чего это он такой злой? — раздался рядом Андрюхин голос.

Я обернулась и пожала плечами.

— Довела ты Женька мужика, — хихикнул друг. — Ему выпить нужно, что б расслабиться.

— Ага, спирта ему авиационного налей, что заодно мозг прочистить, — поддакнула я. — Глядишь из обезьяны в человека превратится.

— Ох, Женька, — засмеялся юрист и взяв меня под руку потащил к входу.

Внезапно смех его оборвался, а шаг убавился. Я недоуменно проследила за его взглядом и понимающе вздохнула. В центре группы мужчин в обнимку с Петерманом стояла Елена Васильевна.

Сегодня она была необычайно хороша. В длинных черных брюках, которые ее невероятно стройнили, на шпильке, в декольтированной малиновой блузке. Вся улыбчивая, веселая. От нее так и веяло какой-то особенной положительной энергией. Понимала я Андрюху. Грех в такую не влюбиться.

Скосила оценивающий и чуточку гордый взгляд на юриста. А мы тоже не лыком шиты. Вот! Только бы он все сам не испортил. А судя по его предыдущим амурным «делам»… Лучше промолчу.

— Ты только не робей, — шепнула Андрюхе и взяла его под руку, нацепив на лицо загадочную улыбку.

Почему загадочную? Да потому, что пока я еще не поняла, каким образом буду спасать все наше колхозное достояние. Поэтому не исключен тот вариант, что придется, немного пофлиртовать с нашим дорогим фрицем, дабы втереться в доверие.

Кстати о фрице? Что-то он не весел. Мучается угрызениями совести? У-у-у сволочь. Так ему и надо. Я, конечно, могла понять мотивы его поступков, но симпатии от этого к нему не прибавлялось. Может у меня предвзятое мнение по поводу успешных и состоятельных мужчин? Не люблю их — это правда. Холеные, лощеные слизняки! Правда, Петерман не выглядел холеным. Он вообще мало походил на магната, который свершает судьбы сельских колхозов… Все равно не нравиться! Вот Луганский — это совсем другое дело. Приятное исключение из правил.

Перевела взгляд на своего любимого директора. Он о чем-то разговаривал с главой района и фальшиво улыбался ему в ответ. Его мне было искренне жаль. Несмотря на весь мой упертый характер, должна была признать, что Васек стал мне по-настоящему дорог. Не знаю, ждет ли нас какое-либо будущее, но сейчас я была твердо уверена, что в трудную минуту не брошу и помогу. Даже против его воли.

Не одобрит Луганский мои героические порывы. Будет ревновать и беситься. Это может стать настоящим испытанием для наших отношений. Но возможно, все, что не делается — все к лучшему. Нужно начинать учиться доверять друг другу. В конце концов, пара поцелуев и свидание это даже шаг вперед — это четверть шага.

Пока я размышляла, мы с Андреем дошли до центрального входа. Друг галантно распахнул передо мной дверь. Я поймала на себе мимолетный полный беспокойства взгляд Луганского, и смело шагнула внутрь, подарив Андрею благодарную улыбку.

Глава 9

Сказать, что я была собой довольна это ничего не сказать. Я была собой невероятно горда. Самодовольство так и перло из ушей, пока смотрела, как мило воркуют мои подопечные голубки во время медленного танца. Чуть не прослезилась ей богу. А ведь еле выгнала юриста из-за столика. Весь новый ботинок ему испинала, пока он наконец-таки собрался с духом.