Закрыв глаза, Вероника вздохнула прерывисто и улыбнулась этому новому своему чувству — ощущению надежды, ощущению радости, ощущению жизни, наконец… Игорь сказал — поговорим! Как хорошо! Она обязательно ему расскажет все, что произошло с ней за эти дни, она будет потихоньку, по капельке возвращать его любовь. И доверие. И теплоту-заботу. И Андрюшкину детскую доверчивость к нерушимости папиных-маминых отношений будет возвращать. Она сумеет, она изо всех сил будет стараться…

А в следующий момент она будто и увидела даже это новое свое счастье. Оно и правда было новеньким и хрупким, свежим и нежным, как пробившийся на проталине первый весенний одуванчик. Как глаз всегда видит и радуется после долгой зимы этим первым, нежным цветам, так и душа ее обрадовалась новым этим ощущениям. Вот оно! Наконец, наконец она его увидела. Вот же он, Божий промысел… И пусть оно, это новенькое и нежное чувство, сколько угодно потом увидится ей обыкновенной замужней бытовухой, или бегством от мамы, или чем угодно — пусть. Она его все равно разглядела! Оно есть! Тот самый Божий промысел и есть. Одуванчик ведь тоже очень скоро подставит свою совсем уже не яркую, а блеклую и некрасивую голову пролетающему мимо ветру и отдаст ему свое вызревшее семя, чтоб весной оно вылезло из земли этой видимой глазу желтизной-радостью, новой и нежной… Скорей, скорей бы пришел Игорь. Надо обязательно рассказать ему еще и про это новое чувство, рассказать про открывшийся ей сейчас Божий промысел, рассказать про свою бывшую слепоту, позвавшую ее искать этот Божий промысел в испуганную и оттого коварно-обманчивую темень… Он поймет. Он умный и добрый. Он настоящий. И он ее любит. И она его тоже. Теперь-то уж она это точно знает…

Трудная бессонная ночь все-таки взяла свое, и вскоре тяжелый температурный сон полностью завладел ею. В сне этом, однако, ничего хорошего больше не привиделось, а только кружили под закрытыми веками оранжево-красные спирали-всполохи, да все проваливалась она куда-то так, что душа замирала от страха. А один раз, так вот улетев, она вдруг проснулась и с удивлением обнаружила на своем плече чью-то теплую руку, слегка его поглаживающую. Повернув от подушки голову и испуганно открыв глаза, увидела нависшее над собой яркое, смуглое лицо Стаса и снова торопливо их закрыла, чтоб прогнать побыстрее от себя сонное это наваждение. Наваждение, однако, уходить вовсе не собиралось, а, наоборот, совершенно четко произнесло настоящим, человеческим Стасовым голосом:

— Вероничка, что это с тобой? Ты так сейчас стонала во сне… Ты болеешь, да?

— А ты… Ты откуда… Как ты сюда попал, Стас?

Вероника испуганно попыталась сесть, морщась от боли и изо всех сил стараясь подтянуть тяжелую ногу. Тут же приплыл ей в голову горячий болезненный туман, и сонные спирали-сполохи замелькали будто уже и наяву, грозясь превратиться в опасный оранжево-красный хоровод. С силой сжав веки и тряхнув головой, она снова открыла глаза, вопросительно уставилась на Стаса:

— Так как ты сюда… Я не поняла…

— Ой, что у тебя с ногой, Вероничка? Ты ногу сломала, да? Когда успела? Больно? А я и не знал… Вчера, говорят, ты очень лихо передвигалась…

— Да вот, сломала. Но это неважно, в общем… Так все-таки как ты сюда вошел?

— Обыкновенно, как, — пожал плечами Стас, вполне дружелюбно ей улыбаясь. — Ключами дверь открыл и вошел. Ты же мне их сама отдала, между прочим…

— Ну да, отдала. Я ж не знала, кто ты такой вообще… Вот же дура оказалась, правда?

— Хм… Не понял… А кто я такой, по-твоему?

— Кто ты? Ты вор, ты пошлый аферист и трусоватый жулик. Сам не знаешь, что ли? А еще ты очень слабый и зависимый человек…

— Ну да. Спорить не буду, умница моя Вероника. Зависимый — это точно. Так уж получилось. А вот насчет слабого — с этим можно и поспорить…

— Да не хочу я ни о чем с тобой спорить, Стас! Давай уходи отсюда! Ты зачем приперся? Если насчет вчерашнего инцидента отношения выяснять, так тетке твоей бледно-белобрысой за дело досталось — нечего нацеплять на себя краденое!

— Ух ты, как заговорила! Ты ли это, солнышко нежное Вероничка? Прямо как подменили девочку… А я думал, мы сейчас душевно с тобой поговорим…

— О чем? О чем нам с тобой разговаривать, Стас?

— Ну… Я вообще-то объяснить тебе хотел… Ты не думай, у меня с тобой все по-настоящему было! Честное слово. Я пропал, потому что у меня неприятности были. Большие очень неприятности. Я боялся и тебя в них вовлечь. Потому что я очень тебя люблю, вот и боялся…

— Не ври, Стас.

— Я не вру! Я тебе никогда не врал и сейчас не вру! А что украшения твои взял — за это прости. На тот момент, понимаешь, положение такое было… Безвыходное…

— Ну да. Я понимаю, — жестко рассмеялась ему в лицо Вероника, — конечно же, безвыходное! Кто ж тебя с пустыми-то руками в дом пустит? На любовь сейчас одни только неврастенички разводятся да такие, как я, слепые, заблудшие идиотки. А нормальным, прагматичным теткам материальные доказательства своей состоятельности подавай…

— Вероника! Что ты говоришь такое, солнышко мое? Ну, прости, прости меня! Ну я тебя очень прошу — не разговаривай со мной так! Ведь ты же не такая… Не такая жестокая, как все они… Лучше выслушай меня — я ведь и в самом деле совсем заплюхался. Помоги мне, Вероника! Иначе я никогда из этого дерьма не выпрыгну! Мне совсем, совсем больше не на кого надеяться. Если б ты знала, как я тебя люблю… Я всего себя под ноги тебе брошу — спаси…

Стас красиво вскинул мускулистые загорелые руки и потянул их к ней в мольбе. Было, и в самом деле было что-то знойно-гипнотическое и дьявольски притягательное в этом его нарочитом — теперь-то она это знала, конечно же, — порыве. Точно было. Вот хотелось верить, и все тут. Она и сама через этот гипноз прошла и выскочила из него с трудом, вся душевно, да и телесно, впрочем, израненная. И вполне можно было понять, наверное, тех бедных теток, которым захотелось от всей дурной души рвануть и упасть в эти руки всем своим жалостливо-добрым женским организмом, и защитить, и спасти, и ответить на предлагаемую любовь… А по пути еще, может, и коня на скаку остановить, и в горящую избу успеть заскочить, и в банк завернуть, чтоб кредит под залог оформить спасения любимого ради… В общем, молодец Валера — что еще скажешь. Настоящий кладезь дьявольски-мужского криминального обаяния в лице Стаса сумел откопать, да еще и привязать к себе намертво. Вот и несет теперь ему это обаяние золотые яички…

— Так. Погоди, Стас, — улыбнувшись ему грустно, тихо произнесла Вероника. — Это что же у нас с тобой получается? Помочь я тебе должна именно материально, да? То есть пойти в банк, взять ссуду под залог квартиры… Так? Я правильно догадалась?

— Ну… В общем… да…

— Ага! Я так и подумала. Логика — просто убийственная. Тебе не кажется? Ну ладно, золотишко ты мое упер. Ладно, десять тысяч баксов под человеческий фактор, как говорится, выманил. А дальше что получается? Если я дважды оказалась дура, то трижды дурой просто быть обязана? Так, по твоему разумению, выходит?

— Вероника, я все отдам… Я буду работать как проклятый! Мне бы только живым из всего этого дерьма выскочить, а потом я рассчитаюсь, все отдам до копеечки… Я очень хочу выбраться, Вероника! Ты не знаешь этого Валерку… Помоги мне! Тебе даже ехать никуда не надо будет, раз тебе трудно. Я и нотариуса сам могу домой привезти. И представителя банка тоже…

— Да? Это у вас так хорошо дело поставлено, господа аферисты-мошенники? Ничего себе! Такая простая схема охмурения бедных женщин. Ты знаешь, вот ни за что бы в такое не поверила, если б сама не попалась на эту удочку…

— Вероника, ну почему, почему ты мне не веришь, скажи? — сверкнул горестно и очень красиво Стас ярко-синими глазами, будто плеснул ей в лицо коварной этой гипнотической синевой. — Я тебе и правда не вру… Ведь они ни за что не отстанут от нас так просто…

— От нас? Ты сказал — от нас? А при чем тут я, Стас? Давай-ка отделим мух от котлет. Я что, похожа на ту самую неврастеничку Алису, которая, которая…

Вероника вдруг изо всех сил прикусила язык, поняв, что сболтнула сейчас лишнего. Встряхнув головой решительно и еще немного подтянувшись на подушках, она нахмурила брови и произнесла как можно более сердито-насмешливо:

— И вообще, Стас, шел бы ты отсюда, а? Чего ты тут распинаешься? Не видишь, девушка поумнела? Перешла из разряда ваших клиенток в разряд нормальных людей… Оставь ключи и уходи подобру-поздорову. Сейчас сюда мой муж придет, а мне совсем не хочется, чтоб…

— Погоди, Вероника… Откуда ты взяла про Алису, — вкрадчиво-тихо проговорил вдруг парень, подвинувшись к ней ближе. — Что, что ты знаешь про Алису? Ты что, вчера что-то слышала, да?

— Ладно, хватит, Стас! Говорю же — уходи быстрее, пожалуйста! — повысила раздраженно голос Вероника, инстинктивно выбрасывая руки вперед. — Иди! И оставь мне мои ключи, пожалуйста! Ну?

— Нет уж, погоди. Это интересно даже… Нет-нет, я не уйду, пока ты мне всего не расскажешь!

— А расскажу — уйдешь?

— Что ж, уйду, конечно… Раз так…

— Ладно, слушай. Так уж получилось случайно, что я все про тебя узнала. И про то, каким злостно-коварным способом Валера твою красоту неземную использует, и что в самом деле должен ты ему… Весь ваш бизнес, Стас, не так уж и оригинален! Только вот как я в него умудрилась вляпаться, сама не пойму…

Стас долго смотрел на нее молча, потом улыбнулся грустно, медленно протянул к ее лицу руку. Убрал прилипшую ко лбу белую прядку-спиральку, ласково провел по щеке и, еще раз улыбнувшись, произнес тихо:

— Глупая, глупая ты девочка, Вероничка… Ничего ты не поняла… Никуда ты вовсе не вляпывалась — я и в самом деле тебя любил. Если б не нашел меня Валера так быстро, еще неизвестно, что бы с нами дальше было. Может, и жили бы, как все люди…

— Нет, Стас. Не жили бы.