— Насколько я понимаю, доказательством тому является случай, когда пчела жалит ее в грудь, а она стесняется сказать об этом отцу?

Хейли с нежностью улыбнулась:

— Да. Она крайне чувствительна, но обнажает перед окружающими лишь малую толику своих чувств. Больше всего ей хочется, чтобы вы ею гордились.

Тайлер удивленно поглядел на собеседницу:

— Я и так ею горжусь.

Хейли хотела спросить, говорил ли он об этом дочери, но, пожалуй, это было не ее дело. Вместо этого она сказала:

— Фейт — чудесная девочка и, по-видимому, вырастет в очень красивую женщину.

Скотт засмеялся:

— Она тоже считает тебя красавицей. Со вчерашнего дня я только и слышу: Хейли то, Хейли это…

— А со мной она говорит только о вас, — засмеялась Хейли в ответ.

— Нет, только не это! — застонал Скотт. — Неужели она рассказывала тебе о моих вредных привычках?

— Каких, например?

— Например, о том, как я ругаюсь во время занятий гольфом.

— И сколько раз вы с Фейт играли в гольф?

Тайлер затормозил, и машина остановилась на подъездной дорожке у дома Хейли. Он взглянул на нее и усмехнулся:

— Понимаю, к чему ты клонишь. Нет, об этой моей привычке она ничего не знает. Может, мне удастся скрыть от нее и остальные.

— Какие еще остальные?

— Нет-нет, я раскрываю перед другими только по одной своей вредной привычке за раз.

В машине раздался дружный смех, но он был прерван раскатом грома и ярким сиянием молнии. В следующий момент по кузову стали колотить тяжелые дождевые капли.

— Ого! — присвистнул Тайлер. — Вот чем обернулись сегодняшние жара и духота.

— Да, — выдохнула Хейли. Внезапно атмосфера внутри машины показалась ей такой же наэлектризованной, как и снаружи. Воздух сгустился, и им было трудно дышать от периодически возникавших в небе вспышек. Темень, наступавшая после них, казалась еще более непроглядной, и даже самый тихий звук после громовых раскатов казался оглушительным.

Сердце Хейли гулко билось от близости мужчины, сидевшего в нескольких сантиметрах от нее, и он испытывал то же самое. Их обоих словно укутала какая-то невидимая пелена.

— Спасибо за чудесный вечер, — коротко проговорила Хейли и потянулась к дверной ручке, однако Тайлер сдержал Хейли, взяв ее за локоть.

— Еще не было такого случая, чтобы я не проводил женщину до дверей ее дома, мисс Эштон. Да еще во время грозы. Оставайтесь, пожалуйста, на месте.

Прежде чем Хейли успела оценить обстановку и выработать план обороны, Скотт уже вышел из машины и, обойдя ее, открыл правую дверцу. Почувствовав мужскую руку на плече, Хейли нырнула в дождь и побежала под спасительный навес над крыльцом.

— Мой ключ… — пробормотала она, копаясь в сумочке дрожащими пальцами и судорожно пытаясь найти ключ от дома. Когда ей это наконец удалось, она повернулась к Тайлеру и сказала:

— Спокойной ночи.

Однако о том, чтобы скрыться за спасительной дверью, можно было только мечтать. Прежде чем Хейли успела всунуть ключ в замочную скважину, Тайлер прижал ее к стене, взяв в ладони ее лицо, и отрезал все пути к отступлению.

Дыхание ее было прерывистым, однако она попыталась говорить как можно более убедительно:

— Мистер Скотт, мы с вами уже проходили это сегодня, и мне изрядно надоело. Я сказала вам тогда и повторяю сейчас…

— Тихо.

Положив конец всем дальнейшим возражениям, Скотт потянулся к ее губам. В офисе и весь вечер он ограничивал себя, но сейчас — перестал. Он больше не выказывал ни малейшего колебания и действовал нетерпеливо. Противиться ему было немыслимо.

Его язык раздвинул губы Хейли, и она более не могла оставаться пассивной. Каждая клеточка ее тела возродилась к жизни. Она испытывала странное, незнакомое доселе чувство, ощущая лежащие на ее руках мужские ладони. Они начали ласкать ее плечи, а затем снова поднялись к лицу Хейли.

— Расслабься, Хейли, не будь такой зажатой.

Хейли не умела играть в эту игру, но отчаянно хотела научиться. Уступая натиску Тайлера, она приняла в себя жар, исходивший из его рта. Язык Скотта подобно факелу жег ее десны. Мужчина глухо застонал, словно вторя ворчанию грома над склонами холма. Он отвлекся от губ Хейли только на секунду и только для того, чтобы поцеловать нежную кожу пониже мочки ее уха. Тайлер вынул из прически Хейли гребни, и ее волосы рассыпались по его рукам.

— Хейли, Хейли… — жарко шептал он. — Ты все еще воспринимаешь себя гадким утенком, неуклюжей и тощей девочкой-подростком со скобками на зубах. Неужели ты не понимаешь собственной красоты?

— Тайлер… Мистер Скотт…

— Тайлер.

— Пожалуйста, Тайлер.'.. Я не хочу.

— Хочешь.

Да, она этого хотела. Он целовал ее плечи, а Хейли чувствовала, как одновременно с мышцами слабеет ее воля. Чтобы обрести устойчивость, она обняла его за шею. Наконец-то Хейли смогла осуществить то, что ей хотелось. Ее пальцы пробежали по темным волосам, что курчавились на его груди, и серебряным прядям на его висках.

Хейли не помнила, в какой момент он спустил с ее плеч тонкие бретельки, но ей никогда не забыть, как его пальцы стали нежно гладить разгоряченную кожу на ее груди.

— Я был уверен, что почувствую именно это. Теплый бархат. Если бы мечты были явью, я бы любил тебя уже сотни раз, Хейли. Я любил бы тебя всеми способами, какими мужчина может любить женщину, и изобрел бы еще десяток новых.

У Хейли от счастья кружилась голова, и в то же время ей становилось не по себе. А вдруг он говорит то же самое любой женщине, которой желает овладеть? И слова эти уже затерты от частого употребления? А завтра уже забудет, что говорил ей? Сейчас они звучали немного безумно и заставляли ее трепетать. Неужели все это предназначено только для нее, Хейли Эштон, которая до сегодняшнего дня являлась для мужчин приятной собеседницей, знающей сотрудницей, но любовницей — никогда!

Исследовав плечо Хейли, губы Тайлера вернулись к ее губам и нетерпеливо впились в них. Женщина, тосковавшая по мужской ласке, неистово отвечала на его поцелуи. Скотт снял руки Хейли со своей шеи и опустил их себе на талию, и она без тени смущения обвила его руками, желая ощутить бугристые сплетения мускулов, которые до сего момента имела возможность ощупывать только глазами. Теперь этим с жадностью занялись ее пальцы. От омытого дождем лица Тайлера исходил слабый аромат дорогого одеколона и, смешиваясь с его собственным запахом, пьянил женщину.

— Хейли!

— Да?..

Он поднял ее руку к своему лицу и с любовью поцеловал мягкую ладонь.

— Тайлер… — выдохнула она, ощутив жаркое прикосновение его языка.

— Хейли, я хочу, чтобы мы прикасались друг к другу.

Поначалу до нее не дошел смысл этих слов, но затем Скотт просунул ее ладонь между пуговиц своей рубашки и прижал к своей теплой, поросшей мягкими волосами груди. От этого ощущения она потеряла контроль над собой и уже не помнила, как он расстегнул первые пуговицы ее платья и пробежал пальцами по ложбинке на ее груди. Когда Хейли осознала смысл происходящего, сопротивляться было поздно.

Протест, созревший в ее мозгу, утратил свою силу. Всего лишь глубокий вздох вырвался из груди женщины. Мужчина истолковал этот звук на свой лад. Бретельки платья, уже стянутые с плеч, были спущены еще ниже, и ткань, до сего момента защищавшая ее, уступила под натиском его нетерпеливых пальцев.

Упругая плоть ее грудей наполнила его ладони. Оценив их щедрую тяжесть, мужчина начал поглаживать большими пальцами ее нежные соски. Они не обманули его ожиданий и набухли, словно розовые бутоны под благодатными лучами солнца.

Хейли ощутила, как ее подбросило на самый пик желания. Раньше она и думать не могла, что нечто подобное возможно. Но сработало какое-то внутреннее реле, заставившее ее нырнуть вперед, прижаться лицом к его груди и тихо воскликнуть:

— О нет!

— Хейли, милая, взгляни на меня.

— Нет! — Зная, что стоит ей взглянуть на него и — она пропала, женщина, не отрываясь от его груди, лишь отрицательно помотала головой. И этот ее собственный жест заставил понять: она проиграла. Он мог… Нет, он уже соблазнил ее!

— Посмотри на меня. Пожалуйста. Хейли подняла на него глаза. Они были полны слез, вызванных неведомыми ей доселе чувствами.

— Никогда больше не смей говорить мне, что ты некрасива. Ты слышишь меня?

Хейли лишь кивнула головой. Она все еще находилась в сладком забытьи, поскольку его руки продолжали нежно и осторожно ласкать ее тело. Женщине казалось, что она грезит наяву.

— Поцелуй меня, — сказал Тайлер, и она, не колеблясь ни секунды, потянулась навстречу ему. Действия Скотта напоминали некий эротический танец: его язык ласкал язык женщины одновременно с тем, как его пальцы жадно поглаживали ее соски.

— О Боже! — простонал он, отстраняясь от нее.

Дыхание Скотта было горячим и прерывистым. Некоторое время он смотрел на доски у себя под ногами и лишь затем поднял на нее взгляд, в котором Хейли — впервые за все время, которое они были знакомы, — прочла смущение. С нежностью, которую до этого она замечала в нем лишь во время его общения с дочерью, Тайлер водрузил на место бретельки ее платья и застегнул все пуговки.

— Если не остановиться сейчас, я не смогу сдержать свое обещание не гнать лошадей. — Он взял ее лицо в ладони и заглянул в глаза. — Но, боже мой, как ты прекрасна! Спокойной ночи. — Скотт в последний раз нежно поцеловал ее, отступил назад и растворился в струях дождя.

Хейли вошла в дом и приготовилась к тому, чтобы ложиться спать. Все это время она была в состоянии эйфории. Он не стремится просто уложить ее в постель. Он любит ее такую, какая она есть, а не за то, что она может сделать для него в сексуальном или каком-либо другом смысле. Если бы он хотел всего лишь овладеть ею, уже этой ночью она принадлежала бы ему.

Он пообещал, что соблазнит ее, но это будет соблазнение по плану, включающее в себя нежность, ласку, а может быть, даже… любовь. Любовь? От этой мысли по ее коже побежали мурашки. Тайлер уже назвал ее своей любимой, но вкладывал ли он в это слово тот смысл, какой хотелось бы ей? По собственному горькому опыту Хейли знала, что люди нередко употребляют это слово лишь для того, чтобы достичь какой-то своей, эгоистичной цели.