Шина подняла свой бокал, выпила вина, довольно неприятного на вкус. Все опять сели и наполнили бокалы. Мадам Боне поднялась и начала убирать грязные тарелки. Шина хотела помочь ей, но не могла выйти. И опять зазвучали тосты в честь месье Боне, а также комплименты Рене, которая хихикала от удовольствия.

— Рене! Я пью за Рене! — внезапно воскликнул дядя Патрик, прервав чью-то речь. Держа бокал, он сделал неудачную попытку встать на ноги. В первый раз Шина серьезно встревожилась за него. На кухне было очень душно. Лицо Патрика О’Донована стало багровым.

— За Рене, — повторил он. — За дочь самого прекрасного повара во всем… — Он неожиданно странно захрипел и схватился за сердце. Медленно, как будто сдувающийся воздушный шар, он упал на стол, все еще сжимая в руке бокал, и красное вино разлилось на белую скатерть.

Глава 11

Обезумев от ужаса, Шина не могла двинуться с места, но месье Боне не растерялся и немедленно начал действовать. Он послал за доктором и священником. Патрика О’Донована уложили на низкую кушетку в гостиной.

Все выражали Шине свое сочувствие, но она ни на кого не обращала внимания, кроме дяди Патрика. Она пыталась вдохнуть в него свою молодость, оживить, но, несмотря на все усилия, он умер час спустя.

В течение этого ужасного часа доктор пытался привести его в сознание, а священник исповедовать старика. Да, дядя Патрик был стар, хотя для Шины он всегда оставался молодым, таким, каким она запомнила его со своих детских лет.

И только когда доктор закрыл его глаза, а священник начал читать заупокойную молитву, потрясенная Шина поняла, что дяди Патрика больше нет. Она не могла в это поверить. Неужели никто больше не назовет ее ласково Меворнин и она больше не увидит его улыбки? Оцепенев от ужаса, Шина не могла даже заплакать. Ее сил хватило лишь на то, чтобы поблагодарить месье Боне за хлопоты.

Доктор и месье Боне уже обсуждали детали похорон. К удивлению Шины, в кармане дяди Патрика оказался бумажник, в котором было около тридцати фунтов. Откуда у него было так много денег? «Еще одна неразгаданная тайна», — вздохнув, подумала она. Но теперь это не имело значения. Деньги пойдут на похороны. Она отдала их месье Боне и попросила обо всем позаботиться.

С тоской и болью в сердце она возвратилась в посольство и вошла в пустую детскую.

Теперь она была свободна и могла рассказать о себе всю правду Люсьену. Она знала, что он любит и простит ее.

В своей комнате она сняла пальто и шляпу и убрала их в шкаф. В первый раз она не посмотрелась в зеркало и не полюбовалась на себя в новой одежде. Все казалось нереальным — и эта роскошная комната, и мертвый дядя Патрик на кушетке.

Но, постепенно приходя в себя, Шина вновь ощутила свою любовь к Люсьену. Она вспомнила его голос, выражение глаз, когда он прощался с ней. Она закрыла лицо руками. Ей было стыдно за свое счастье перед дядей Патриком.

Внезапно дверь открылась, и она увидела одного из лакеев.

— Какая-то дама внизу желает поговорить с вами, мадам, — сказал лакей.

— Со мной? — удивилась Шина.

Лакей утвердительно кивнул:

— Да, но не беспокойтесь, я пришел по поручению мадам лишь узнать, возвратились ли вы. — Он развязно усмехнулся, глядя на Шину. Для лакеев гувернантки были чем-то средним между прислугой и служащими, и поэтому лакеи относились к ним без особого почтения. С этим приходилось мириться.

Он ушел, а Шина осталась в недоумении.

Что за дама хотела ее увидеть? Единственная женщина, которую она знала в Париже, была Фифи Фонтес, но вряд ли мадам Пелейо пригласила бы ее войти.

Шина вошла в детскую, не зная, сама ли эта женщина поднимется к ней или ей нужно спуститься вниз. Вновь она начала думать о дяде Патрике и Люсьене. Если бы Люсьен был здесь, он бы помог ей. Месье Боне обещал взять на себя все хлопоты, связанные с похоронами, но она совсем не знала этого человека. Жаль, что дядю Патрика не похоронят в Ирландии. Для него это бы было намного лучше. Впрочем, не столь важно, где будет находиться его могила. Шина была уверена, что душа дяди Патрика окажется в раю.

Скрип открывающейся двери оторвал Шину от невеселых мыслей. Она вскочила, увидев изысканно одетую женщину с красивой прической. Шину ослепил блеск ее драгоценностей.

— Здравствуйте, миссис Лоусон. — Женщина протянула ей руку. — Хорошо, что мы одни, — продолжила она тихо. — А то я боялась, что кто-нибудь придет со мной, а вы проговоритесь, что не знаете меня.

— Но я действительно не знаю, кто вы, — сказала Шина.

— Я графиня де Бофлер. Теперь вы понимаете?

— О да, конечно, благодаря вам я получила эту работу, — ответила Шина.

— Да, да, — быстро проговорила женщина. — Но у нас мало времени… что вам удалось узнать?

— Я не понимаю, о чем вы… — изумленно пролепетала Шина.

Графиня прекрасно говорила по-английски, но, очевидно, была француженкой. Она нахмурилась и нетерпеливо топнула ногой:

— Пожалуйста, не глупите. Вы должны были выяснить кое-что, пока находились здесь.

— Выяснить? — повторила Шина и наконец поняла. — А, вы имеете в виду контракт. Мне очень жаль, но я не справилась с этой задачей.

— Но это невозможно, — раздраженно бросила графиня. — Ведь вы мне обязаны своим местом. Ну хорошо, что случилось?

— Ничего, — ответила Шина.

— Вы хотите сказать, что вам ничего не передали?

— Мне передали, что нужно пойти в книжный магазин на улицу Сан-Франсуа. И там я говорила по телефону с человеком… — начала Шина.

— Я все это знаю, — прервала ее графиня. — А дальше, дальше? — нетерпеливо спросила она.

Шина, отбросив застенчивость и страх, проговорила:

— Я думаю, что должна сказать вам, что не хочу больше лгать…

Графиня опять прервала ее:

— Теперь послушайте меня. Я должна Вернуться в гостиную, иначе они сочтут странным, что наша беседа так затянулась. Итак, говорите, вы были там?

— Я не хочу отвечать на этот вопрос, — сказала Шина. — Когда полковник Мансфильд вернется, я расскажу…

— Не тратьте время на Люсьена Мансфильда, — не дала ей договорить графиня. — Это бесполезно. Мы уже пробовали получить от него информацию. Это все равно что пытаться сломать железную дверь. Он не поддается на женские уловки.

— Что вы имеете в виду? — спросила Шина.

— Неужели у вас нет глаз? Люсьен Мансфильд уже давно влюблен в Ивонну Пелейо.

— Это неправда, — прошептала Шина.

— Именно поэтому от него нельзя получить никакой информации. Нам было так трудно внедрить вас сюда. Но это был наш последний шанс. — Графиня замолчала и смерила Шину злобным и презрительным взглядом. — И, кажется, мы потеряли и его, — добавила она.

— Но вы сказали неправду о полковнике Мансфильде и мадам Пелейо! — вскричала Шина.

— Только слепой или слабоумный может не заметить этого, — злобно проговорила графиня.

— Но Люсьен сказал… Люсьен… — Голос Шины замер. В ее глазах застыла боль.

Графиня издала неприятный смешок:

— Так вот откуда ветер дует. Теперь мы должны быть очень осторожными. Если Люсьен ухаживает за вами, значит, он что-то заподозрил. — Она слегка пожала плечами. — Я должна вернуться в гостиную. Вы знаете, что случится с вашим дядей, если вы предадите нас. Так что держите свой язычок за зубами и ни слова Люсьену или еще кому-либо.

Графиня вышла из комнаты, хлопнув дверью. Шина долго стояла, глядя на закрытую дверь, и даже не могла думать.

Спустя некоторое время она вошла в свою спальню, села на кровать и начала вспоминать все, что случилось с ней в Париже. Она вспоминала о беседах между Люсьеном и мадам Пелейо, которые она слышала. Как они сидели за столом в гостиной, вместе спускались по лестнице, выходили на улицу. Она вспоминала их голоса, выражение глаз, улыбки, и внезапно ее осенило.

Возможно, графиня была права, ведь Шина была совсем неопытной в любовных делах. Как угадать, кого любит Люсьен — ее или мадам Пелейо? Как она была счастлива, когда он признался ей в любви! Она стала самоуверенной и храброй, после того как усилия Фифи преобразили ее. А до этого она чувствовала себя наивной простушкой среди умудренных опытом образованных людей. Ее охватило отчаяние. Сначала она потеряла дядю Патрика, а теперь и Люсьена. Шине хотелось умереть от боли и ужаса. Разумом она понимала, что слова и поцелуи Люсьена были всего лишь средством, чтобы вытянуть из нее информацию, но сердце говорило обратное. Она вспомнила, с какой нежностью смотрела мадам Пелейо на Люсьена. Теперь Шина понимала, что означала эта нежность. Влюбившись сама, она могла сейчас распознать это чувство в других людях.

Разве Люсьен обратил бы внимание на скромную, незаметную гувернантку, если в него влюблена такая красавица, как мадам Пелейо? Какая же дура была она, что поверила его словам и поцелуям на набережной Сены.

«Я люблю вас!» — вспоминала Шина его голос. Это слова звучали в ней снова и снова, причиняя невыразимую боль. Она не могла больше терпеть, и из ее глаз хлынули слезы. Шина уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Ее губы шептали: «Я люблю вас! Я люблю вас!»

Еще не рассвело, когда Шина поднялась и начала собирать свои вещи. Она твердо решила, что не останется здесь больше. Теперь ей больно будет видеть Люсьена.

Наивная, она полагала, что расскажет ему правду о себе после смерти дяди Патрика. Думала, он поймет и пожалеет ее. И простит все ради их любви.

Боже, как смешно! Оказывается, он притворялся. Как бы он стал презирать ее, если бы она это сделала.

Когда она уйдет, возможно, он и мадам Пелейо будут смеяться над ней. А может быть, они уже смеются? Люсьен пересказывает мадам Пелейо их беседы? И мадам Пелейо уже знает о поцелуе у реки. Когда весь мир замер, а окрыленная душа была готова улететь к звездам!