— Я абсолютно все могу объяснить, мадам, — ответила Шина. — Хотя мой рассказ может показаться вам немного фантастичным.

— Фантастичным! — Мадам Пелейо повысила голос. — Это чрезвычайно фантастично. Вы приехали сюда скромной простушкой и вдруг за один день оказались одеты по последней моде. Этот костюм, если не ошибаюсь, от Диора. Вы бы не смогли его купить на свои деньги.

— Да, я знаю… — начала Шина.

Но мадам Пелейо не дала ей говорить:

— Я поверила в вашу добропорядочность, потому что за вас поручилась графиня де Бофлер. У меня уже были неприятности с молоденькими гувернантками. Они приезжали в Париж и теряли голову. Если это подарил вам мужчина…

— Конечно нет! — сердито прервала ее Шина. — Если бы вы были так любезны, чтобы выслушать меня, я бы все объяснила.

Ее рассердило, что супруга посла могла хоть на мгновение заподозрить ее в такой безнравственности. Конечно, столь быстрое преображение требовало объяснений. Но гордая, как все О’Донованы, Шина не смогла снести подобных оскорблений. Кровь прилила к ее лицу, глаза вспыхнули, и она рассказала мадам Пелейо историю о возвращении бумажника и о том, как отблагодарила ее Фифи Фонтес.

— Так вот оно что! — Мадам Пелейо была явно удивлена. — Конечно, миссис Лоусон, вашей вины нет в том, что вы приняли подарки. Но обноски звезды «Казино де Пари» вовсе неуместны в вашем положении.

— Я буду носить самые скромные из ее вещей при исполнении своих служебных обязанностей, — сказала Шина. Однако тон ее не был кротким. Неделю назад ее уже оскорбил гнев супруги посла, и теперь она опять рассердилась.

— Да, этот костюм достаточно прост, — неохотно признала мадам Пелейо, но затем с внезапной вспышкой раздражительности добавила: — Но дело не только в вашей одежде, миссис Лоусон. Я просила, чтобы мне порекомендовали солидную женщину среднего возраста на место гувернантки. Но графиня так настаивала, чтобы я взяла вас.

— И вы бы хотели, чтобы я оставила это место? — спросила Шина глухим голосом. Произнося эти слова, она осознавала, что не хочет уходить. Уехать из Парижа в тот отвратительный дом в Лондоне, опять скитаться с дядей Патриком, когда здесь приключения только начинаются…

— Нет, не хочу, и вы прекрасно это понимаете, — раздраженно сказала мадам Пелейо. Дети полюбили вас и слушаются. Но вы должны знать, Париж полон искушений для молодых женщин. Когда вы приехали, я увидела, что вы выглядите слишком молодо… — Мадам Пелейо замолчала, почувствовав, что скажет сейчас что-то лишнее. Минуту она колебалась, но затем развернулась, юбка ее бархатного платья колыхнулась. — Давайте остановимся на этом, миссис Лоусон. — И она быстро вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Шина посмотрела ей вслед. Ее самолюбие было уязвлено.

— Нет, я буду носить эту одежду, — громко сказала она. — Я не хочу больше плохо выглядеть.

Она вспомнила свой пиджак, юбку и пальто в руках Фифи Фонтес. Какая она мудрая женщина! Теперь поздно, их уже не вернешь, как бы ни желала этого мадам Пелейо. Ей нечего носить, кроме той красивой одежды, которую супруга посла так пылко не одобрила.

Теперь, когда Шина вывела детей на прогулку, она чувствовала на себе мужские взгляды. Мужчины ей улыбались, она видела восхищение в их глазах, такое же, как у Анри де Кормеля. И только когда дети легли спать, она вспомнила о дяде Патрике. Почему он ничего не объяснил ей?

Она привыкла слушаться его и не задавать вопросов. Но теперь она чувствовала себя самостоятельной и не стала бы подчиняться никому без объяснений.

Шина легла спать рано. Но даже в мягкой, удобной кровати она не могла уснуть. Она лежала с открытыми глазами, ворочалась, думая о дяде Патрике, о том, в какие неприятности втянули его эти друзья, возымев такую власть над ним.

Она не знала, кто они, насколько они опасны. Ее неотступно преследовала мысль о контракте. Посол оставил его на столе. Он все еще там или заперт в сейфе. Если бы она могла увидеть и изучить его? Люди, принесшие контракт утром, должны быть связаны с человеком, говорившим с ней по телефону. Если бы речь в контракте шла об оружии, она бы поняла, что эти так называемые друзья дяди Патрика интересуются оружием. А может быть, это железные дороги, суда? Все, что угодно. Но узнать об этом можно было только из контракта. Внезапно Шина села на кровати. Она включила ночник и увидела, что уже около двух часов ночи. Мгновение она колебалась, но вдруг решилась, встала с кровати, надела халат из бледно-синего атласа, который дала ей Фифи, завязала розовый шифоновый пояс.

Озабоченная своими мыслями, Шина даже не посмотрела в зеркало. Она надела тапочки и на цыпочках прошла в детскую. В комнате было темно; не включая света, Шина подошла к шкафу с детскими игрушками, нащупала там фонарик и двинулась в путь, светя себе фонариком. Время от времени она останавливалась и прислушивалась. В доме было тихо. Мадам Пелейо уже вернулась. Она слышала, как подъехал ее автомобиль. Если посол и его жена дома, то все должны были спать.

Сердце Шины бешено колотилось. Она начала спускаться по лестнице, освещая себе дорогу фонариком и стараясь ступать как можно бесшумнее.

Вот дверь кабинета посла. Шина повернула ручку. Дверь открылась. Крадучись, она вошла в кабинет, закрыв за собой дверь. В комнате стоял запах сигаретного дыма, смешанный с ароматом гвоздик. Ваза с гвоздиками стояла на письменном столе.

Обмирая от страха, она подошла к столу. На нем лежали стопки документов. Здесь ли контракт?

Шина отодвинула стул, чтобы дотянуться до документов. И тут послышался щелчок. Свет в комнате зажегся, ослепив ее на мгновение. Она услышала знакомый голос:

— Не двигайтесь!

Шину как будто парализовало, и тут она увидела Люсьена Мансфильда. Его зловещий взгляд был страшнее револьвера, который он держал в руке.

Глава 7

У Шины перехватило дыхание, в глазах потемнело, и она почувствовала, что проваливается в темноту. Краем сознания она успела уловить, что ее подхватили чьи-то сильные руки и что ее куда-то несут. Когда она открыла глаза, она была в большом мягком кресле. В камине горел огонь, согревая ее своим благодатным теплом.

— Выпейте это, — настоятельно произнес чей-то голос.

Шина хотела возразить, но стакан уже был поднесен к губам, и она проглотила, закашлявшись, пламенную жидкость, которая обожгла ей горло.

— Нет… не надо больше, — смогла только выговорить она, сама не узнавая свой собственный голос.

— Вы уверены? — спросил Люсьен Мансфильд.

Теперь, увидев его, она вспомнила все. Эти воспоминания вызвали у нее тошнотворное чувство праха.

Он застал ее у стола посла. Что она теперь скажет ему? Как объяснит? В панике она вспомнила про дядю Патрика. Если она попалась, то он тоже. Ведь ясно, что она это делала не для себя, а для кого-то. Что она могла сказать? Что? Этот вопрос пульсировал в ее мозгу, и ей хотелось закричать. Она должна придумать, разыграть, объяснить. Шина закрыла глаза.

— Выпейте еще бренди, — сказал Люсьен Мансфильд. — Вам просто необходимо это.

Ослабев от страха, она повиновалась. Потом протянула ему стакан. Он подхватил его.

— Больше не надо… сейчас… пожалуйста.

— Вы все еще выглядите бледной. — Мансфильд опустился на одно колено и начал растирать ей руки. Она не предполагала в нем такой нежности. Она считала его серьезным и сильным и, когда его руки коснулись ее, почувствовала смущение. И затем, прежде чем она успела что-то сказать, он поднял ее ноги на скамеечку, снял одну тапочку и начал с той же нежностью растирать ее ногу.

— Пожалуйста, не надо… — возражала она, но он улыбался.

— Расслабьтесь. У вас был шок. Вам надо согреться.

Страх заставлял ее повиноваться. Она почувствовала, как кровь приливает к ногам, как по всему телу разливается тепло от выпитого бренди. Шина поняла, что находится в кабинете Люсьена Мансфильда. При свете камина его строгий кабинет казался уютным. Это немного сняло владевшее ею напряжение.

«Что я скажу? Что я скажу?»

Он продолжал легко массировать ее ноги. Поленья потрескивали в камине, их огромные тени, отбрасываемые из-за горевшего огня, плясали на потолке.

«Что я скажу? Что я скажу? Что я скажу?» Она повторяла мысленно эти слова, почти молясь, чтобы к ней пришел ответ на них, и наконец сообразила, как следует себя повести. Изобразить из себя наивную простушку. Изобрести какой-нибудь незначительный повод, почему она оказалась в кабинете поздней ночью. Это нужно было сделать не для себя, для дяди Патрика. Одно ее неосторожное слово, и его жизнь окажется в опасности.

— Я… как жаль, что так глупо…

— И часто вы падаете в обмороки? — спросил Люсьен Мансфильд.

Он все еще держал ее крошечную ножку в своих больших руках. Он улыбался. Грудь Шины вздымалась, дыхание перехватывало при каждом произносимом им слове. Она улыбнулась в ответ:

— В последний раз в церкви.

— В школьные годы я всегда падал в обморок в церкви, чтоб не слушать скучную проповедь.

— Это совсем другое, — сказала Шина. — Я так испугалась, увидев, что вы держите в руке.

— Я думал, что это грабитель.

Шина сделала удивленные глаза:

— Что грабителю искать в библиотеке, когда наверху замечательные драгоценности мадам? Я искала лишь книгу.

При этом она сделала над собой усилие и прямо посмотрела полковнику в глаза. Он пронизывал ее своим взглядом. Но тут догоревшее полено упало в камине, и это позволило Шине повернуться к огню, чтобы он не увидел, как она покраснела.

— Книгу? — спокойно, но с сомнением переспросил Люсьен Мансфильд.

— Да, что-нибудь почитать. Я не могла уснуть, а в детской только книги для детей. С тех пор как я здесь, я еще не прочла ни строчки.