Я уже стою в воде и закалываю повыше волосы.

– Ты идешь со мной? Проспер кивает.

– Если будешь тонуть, я тебя спасу!

Я нерешительно делаю первые движения. Собственно, получается неплохо. Но здесь я еще могу стоять. А там, впереди, обвал в бездну. Сердце начинает бешено колотиться. Я учащенно дышу, судорожно тяну вверх голову, тем не менее набираю полный рот воды – сейчас утону в пучине.

– Только не бойся, – успокаивает меня Проспер, – не торопись, детка! Медленно-медленно! Я с тобой. Ничего плохого не случится. Главное, не спеши!

Стоило ему это сказать, как моя паника улетучивается. Рядом с этим нежным, сильным гигантом я плыву вглубь и преодолеваю всю длинную дистанцию до другого края бассейна. Оттуда мы возвращаемся назад. Потом я плыву одна. Проспер забрался на вышку и наблюдает сверху за мной.

– Я плыву!!! – кричу я во весь голос. Я и в самом деле плыву. Даже на глубине. Чувствую себя рыбой! Русалкой! Дельфином! Вода – моя стихия. Переворачиваюсь на спину и поднимаю ногами фонтаны брызг.

С криком «ура!» Проспер раскидывает руки и прыгает с трехметровой вышки. Подныривает под меня и выходит рядом со мной на поверхность. Смеется. Его белые зубы поблескивают на темном лице, капли воды сверкают на ресницах, мокрая кожа отливает золотом на солнце. Он подплывает ко мне и целует в губы.

– Я тоже прыгну! Я прыгну! Я не боюсь! Смотри! – Я уже выбираюсь из воды. Быстро вверх по лестнице, пока меня не оставило мужество.

Вот я уже стою наверху. Чересчур высоко. Три метра для меня – слишком большая высота. Сейчас у меня закружится голова. Я одна в воздухе, ухватиться не за что. Вода бесконечно далеко. Ведь я же не сумасшедшая. Не буду прыгать. Это мне не по силам. Я боюсь!

Я боюсь? Нет! Я не боюсь! Страх – величайшее зло, самое большое препятствие. Страх все разрушает. Страх – роскошь, которую я больше не могу себе позволить. Выбрось рухлядь за борт! Я прыгну, даже если мне будет суждено погибнуть!

Шаг вперед – и я обрушиваюсь в неведомое. Две страшные секунды! Удар о поверхность воды! Больно! Вода в носу. Вода в ушах. Вода во рту. Тону! Я погибаю! Но вот я всплываю. Ловлю ртом воздух. Откашливаюсь, тяжело дышу, барахтаюсь, фыркаю, шлепаю руками по воде. Смеюсь и плачу. Глаза горят. В боку колет. Из носа течет – но я дышу. Я живу. Я прыгнула. Я научилась плавать. Я никогда больше не пойду ко дну!

Глава 19

Проспер улетел в Голландию.

Я одна в Париже и готовлюсь к отъезду. Почти шесть месяцев провела я здесь. Трудно поверить. Приехала с полупустой сумкой. Весила семьдесят кило и говорила с сильным канадским акцентом, ела мясо, сало, рыбу. Дурно одевалась, в движениях и во взглядах сквозила провинция.

Я покидаю Париж стройной и изящной с весом пятьдесят три кило, помолодевшей на десять лет, с другим выговором. Я хожу мелкими шажочками, ем только то, что приумножает красоту и здоровье, я многому научилась, приобрела новых друзей, и абсолютно ничто не напоминает мне о Порт-Альфреде.

Я умею плавать и могу защитить себя.

Моя мужская пирамида получила долгожданное завершение благодаря Уинстону, английскому министру финансов. У меня есть темнокожий возлюбленный. Я познала экстаз. Пережила нападение и не поддалась. Я много размышляла, много читала, выносила много идей.

Домой я везу три тяжелые сумки с книгами. А еще два чемодана с платьями и туфлями, сплошь «высокая мода», между прочим! Аккуратно складываю свое желтое платье с пуговками. Неужели оно когда-то было мне впору? Не верится. Сюда же кладу грацию. В этом я приехала в Париж. Все это я подарю Армии спасения. Но красивое зеленое бархатное пальто с капюшоном я сохраню. Дома оно мне понадобится. Так, куда засунуть Неллину подушку? И как упаковать мой портрет? Что взять с собой? Что выбросить? Письма Проспера положу в паспорт, там они не потеряются.

А сейчас приберусь в кабинете. Со щемящей тоской смотрю на письменный стол. Отсюда я звонила в Монреаль, проворачивала свою первую валютную махинацию (которая, к счастью, прошла удачно!). Здесь привела в порядок Неллину книгу, нелегкая была работенка. Книгу об искусстве вечной молодости. Как она будет называться? «Новая романтика»? Или: «Наконец за сорок?!» Нелли сама еще не решила.

Во всяком случае, она мною довольна. Я в срок отправила в Калифорнию варианты на двух языках, вместе с пятьюдесятью фотографиями, рисунками, гравюрами и старинными рецептами красоты, найденными мною после долгих поисков в разных архивах.

А для своего издательства я приобрела права еще на десять книг. Старые вещи, давно не печатавшиеся, но очень важные, воспевающие любовь. А она нужна нам как воздух. Начинается мой последний день в Париже. Я прощаюсь с Жанной и Бадди, гуляю по Люксембургскому саду. В одиннадцать вечера, перед тем как лечь спать, смотрю по телевизору новости.

Вдруг я встрепенулась. Первое сообщение словно обухом по голове ударяет меня. Сразу после взлета потерпел аварию самолет. Бомба на борту. Все погибли. Аэропорт Шипхол. Боинг 747. Полет из Амстердама в Нью-Йорк. Дымящиеся обломки. О, господи! Ведь это рейс, которым летел Проспер. Проспер мертв! Сегодня утром он звонил мне, чтобы сообщить, что вечером летит домой.

У меня нет сил выключить телевизор. В полубессознательном состоянии я лежу на полу, на розовом ковре. Как я там очутилась, я уже не помню.

Проспера нет в живых. Я начинаю рыдать. Все мое тело сотрясается, меня колотит изнутри, я не владею собой и реву, пока у меня не остается ни одной слезинки. Я не хочу больше жить.

Встаю, выключаю телевизор и гашу повсюду свет. Быстро направляюсь в ванную, к аптечке. Снотворное. Где же оно? Недавно мне бросилось в глаза, что оно тут в большом количестве. Вероятно, мой директор страдает бессонницей. Мне это сейчас весьма кстати.

Большой стакан воды. Нет, два стакана. И таблетки. Высыпаю все на тумбочку. Теперь мне легче.

Ложусь на кровать. На мне надет лимонно-желтый, прозрачный, отделанный кружевами пеньюар, который я тогда купила в Лондоне в «Харродз». Просперу он очень понравился. Может, я все же не кончу жизнь самоубийством. Однако поменяю свои планы. Я не буду создавать издательство. К чему столько усилий? Лучше укроюсь на «Голливуд-Брайт-Стар-Ранч». Уж какую-нибудь работу Нелли мне подыщет. Твердый заработок, никаких забот.

Или уеду в деревню и отрекусь от рода человеческого. Я сыта по горло этими чудовищами! Пусть они убивают друг друга, избивают, расстреливают, терзают и поднимают на воздух, мне абсолютно все равно.

Мир так и так долго не продержится. Да и как бы ему это удалось? Повсюду атомные электростанции! Наша вода отравлена. Моря заражены. Леса умирают. Пустыня наступает. Остальное довершат террористы.

НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Я больше не хочу.

Гашу настольную лампочку. Закрываю глаза. Ощупью нахожу стакан с водой. Все это не имеет смысла. Мир рушится. Выбрось рухлядь за борт!

Глава 20

Мир не обрушился.

Я лежу довольная на зеленом канапе в моем загородном доме в окрестностях Монреаля. На мне длинное красное, мягко струящееся летнее мексиканское платье, золотые сандалии и воздушный, затканный золотом жакетик. Сегодня 18 августа. На дворе две тысячи тридцать пятый год. Идет двадцать первый век. Он лучше, чем предыдущий. Слава богу!

Позавчера я отпраздновала свое девяностолетие. Праздник кончился только сегодня. Мой дом утопает в экзотических цветах. Сейчас четыре часа дня. Недавно ушли последние гости. Оливия, моя горничная, приносит мне чашку чая. Я выпрямляюсь и бросаю взгляд в парк. Я радуюсь жизни.

Я не стала глотать снотворные таблетки, тогда в Париже, сорок восемь лет назад. Только воды выпила. А утром был звонок из Нью-Йорка. От Проспера Дэвиса. Он оказался жив. Улетел более ранним рейсом. Боже! Какое это было счастье, какое облегчение! Я очень любила Проспера. Но замуж за него не вышла. Он остался в своей семье. И правильно сделал. У нас была долгая связь, мы часто виделись. Проспер обогатил мою жизнь, а я его.

Приносят цветы. И новая порция поздравлений. Куда все это ставить? Я потеряла счет. Вся Канада поздравила меня. Со всего мира мне звонили, присылали подарки, даже ордена, медали и премии.

Обо мне написаны книги и сотни статей. Скоро должны появиться диссертации. О моей жизни снимается фильм (уже не в первый раз!).

Да, мои дорогие, я всего достигла: я самый крупный издатель в Канаде и главный продюсер Северной Америки. Проспер был прав: мне не приходилось никогда идти ко дну.

Конечно, не всегда было легко. Бывали и плохие годы. Часто я думала: все, не могу больше, все продаю. Однажды сгорел мой склад, это случилось именно на третий год, когда я наконец начала получше зарабатывать. Мне пришлось взять кредиты, меня мучил смертельный страх, что я не смогу их выплатить. Но я опять выплыла, совсем как после прыжка с трехметровой вышки.

Тогда, после пожара, меня спасла моя прабабушка.

Ее мемуары имели бешеный успех, я продала их по всему миру. Они не раз экранизировались, поскольку первая Офелия жила во времена, напоминающие конец двадцатого века. Эпидемии, стихийные бедствия, террор, гражданская война, попытки путчей – все это она уже пережила в свою бытность молодой актрисой в Бразилии.

Но она не поддалась всеобщему страху. Конец света? Нет, это не для нее. Пессимизм был так же чужд ей, как и мне, это я, наверное, от нее унаследовала. Я тоже верю в будущее и всегда верила. А уж теперь, с высоты моих девяноста лет, тем более верю!

Я никогда не приспосабливалась к духу времени, в особенности если он был негативным. Да-да, фундамент своего состояния я заложила во времена депрессии. Я не дала себя запугать повальным пессимизмом, я не продавала, наоборот, еще покупала! Права на новые книги, типографию и переплетную мастерскую – у одного человека, потерявшего мужество, впавшего в панику и сбывшего все, что он имел, по бросовым ценам!