– Мы покажем эту голову Австриячке! Пусть поцелует ее, не то мы и с ней так поступим!

Обезумев, толпа вновь ринулась на обезображенные обрубки тела и принялась в остервенении топтать их. Когда порыв утих, размозженный, раздавленный труп был оттащен в особое место – его еще предстояло протащить по всему Парижу в назидание тем, кому удастся избежать правосудия. Ветер развевал роскошные белокурые кудри принцессы де Ламбаль, обрамлявшие окровавленную голову, и у убийц уже созрело намерение отнести ее к парикмахеру, чтобы завить.

Я больше не могла смотреть и отошла от окна. Страха не было, но кровь стыла у меня в жилах. Меня прошибал холодный пот, бросало то в жар, то в холод. Что я могла говорить, что я могла думать и чувствовать, если весь мир вокруг меня осатанел и, упиваясь кровью, захлебывается в сатанинской пляске?

Я молча встала на колени рядом с аббатом Эриво, но молиться не могла. Ведь я слышала все, что происходило там, за окном. Мерзкие всплески, выстрелы, вопли, непередаваемо отвратительные звуки… Боже мой, как я до сих пор не сошла с ума?

– Они идут сюда, – холодным голосом сообщил маркиз. Бедняга Жакоб вскрикнул и в ужасе прижался к моим ногам.

Я сидела как каменная, не шевелясь.

– Почему я оказалась среди мужчин? – тупо вырвалось у меня.

Поднялся аббат Барди – огромный, плечистый, могучий, со спрятанным в рукаве длинным ножом и в сапогах со свинцовыми подошвами.

– Они умели убивать женщин! Поглядим, умеют ли они убивать, когда им небо становится в овчинку!

Аббат растолкал всех и стал возле двери.

– Я пойду первым, черт возьми! Может быть, на мне они поломают зубы.

Никто из нас не произнес ни слова. Только Жакоб, обезумевший от страха, бросился ничком на пол, пытаясь накрыться соломенным тюфяком, словно думал, что там его не найдут.

Мы слышали шаги в коридоре, хохот, издевательские замечания. Все ближе, ближе. И вот… В замке заскрежетал ключ, дверь распахнулась, и перед нами предстали наши убийцы, вообразившие себя судьями, – люди, обагренные кровью и засучившие для удобства рукава, как мясники, собравшиеся резать свиней.

– Проститутки, убийцы, воры, грабители, поджигатели есть? – с ухмылкой спросил один из них. – Выходи, отпускаем. Да только не врать – у нас все проверено!

Никто из нас ничего не ответил. Грозной глыбой возвышался аббат Барди, и тихо скулил под своим тюфяком Жакоб.

– Ха-ха, какой тут расчудесный господин кюре! Прямо как из шайки Картуша!

– Эй, ты, под тюфяком! Вылезай! Пойдешь с нами!

– И ты, долговязое дерьмо!

– А женщин мы возьмем на десерт. Они уже надоели. Тяжелыми шагами аббат Барди вышел из камеры. За ним последовал Савиньен де Фромон. Жакоба силком вытащили из-под тюфяка и, несмотря на отчаянные мольбы и сопротивление, выволокли из камеры.

Я смотрела им вслед, а в голове у меня медленно всплывало то событие, что произошло двумя неделями раньше. Меня вывели из женского отделения и передали в руки Мишо. Что мне сказали при этом?

Я подошла к окну, взглянула в него, снова отвернулась…

Два санкюлота, оставив дверь открытой, прислонились к косякам и наблюдали, как по коридору их товарищи тянут во двор арестованных. На нас они мало обращали внимания. Повернувшись к ним спиной, я тихо зарядила пистолет.

Во дворе отбивался от целой своры санкюлотов аббат Барди. В каждую руку он хватал по два врага и сшибал их лбами. Огромными сапогами он расшвыривал убийц. Они отскакивали от него, старались держаться подальше и орудовали пиками. Аббат выхватил нож. Размахивая этим оружием, ставшим в его руках просто страшным, он медленно и угрожающе пошел на враждебную толпу. Толпа отступала, норовя дотянуться до аббата пиками. Барди успел схватить еще троих или четверых и вспороть им животы, но чья-то пика вонзилась ему под нижнюю челюсть. Уже падая, он продолжал борьбу, не позволяя к себе приблизиться.

– Я вспомнила! – звонко крикнула я, отскакивая от окна.

Маркиз метнул на меня странный взгляд. Пистолет выскользнул у меня из рук и грохнулся оземь. Меня изумил звук, раздавшийся при этом, – казалось, рукоятка ударилась о каменную плиту, за которой – пустота. Звук был гулкий, звонкий.

Санкюлот, прислонившийся к косяку, стремительно обернулся.

– Ба, да тут целый арсенал! Они вооружены, Жером! Он бросился к пистолету. Сердце у меня замерло.

И вдруг – я даже не сразу поняла, что произошло, – маркиз молниеносным движением бросился в сторону, схватил тяжелый дубовый табурет и обрушил его на голову санкюлота. Шевалье де Мопертюи напал на другого убийцу, Жерома, сзади, сдавил его шею мертвой хваткой и стал душить.

Чтобы помочь шевалье, я наклонилась, быстро подняла пистолет и выстрелила.

– Нужно забаррикадировать дверь!

Шевалье отшвырнул в сторону раненого противника. Маркиз, Эли де Бонавентюр и аббат Эриво тащили к двери все, что было в камере – стулья, стол, чугунную каминную решетку, тюфяки… Нужно было выиграть время.

– Послушайте! – сказала я громким шепотом. – Я знаю, знаю, как отсюда выбраться! Мне сказали… когда меня переводили сюда, тюремщик шепнул мне, что здесь есть каменный колодец!

Они недоверчиво переглянулись, явно не воспринимая мои слова всерьез. Я разозлилась и снова швырнула пистолет на пол. Снова раздался тот странный гулкий звук.

– Видите? Там пустота!

Маркиз де Лескюр наклонился, осторожно ощупал каменную плиту.

– Ну-ка, Эли, и вы, шевалье, – помогите мне!

Плита сдвинулась. Откуда-то из глубины на нас повеяло влагой, затхлостью и запахом плесени. Без сомнения, там было наше спасение. Уже уверенная в этом, я бросилась к оглушенному санкюлоту и легко выдернула у него из-за пояса пистолет. Теперь у нас было целых два пистолета.

– Зажгите свечу! Быстрее!

По коридору к нашей камере уже бежали санкюлоты. Валентина дрожащими руками зажгла огарок свечи и протянула его маркизу. Он склонился над колодцем. Пламя огарка, колеблемое сквозняком, отчаянно затанцевало.

– Есть тяга воздуха. Значит, есть и выход. Я иду первым, господа.

Я отдала маркизу пистолет. Он сунул его за пояс и, не раздумывая, прыгнул вниз. Послышался звук падающего тела, потом всплеск воды и отчаянная брань. Я взглянула вниз. Огонек пламени где-то внизу светился всего несколько секунд и погас.

– Маркиз! Вы живы? – спросила я. Голос мой отозвался эхом.

– Жив, черт возьми! Поспешите!

Я со страхом взглянула вниз. Там было так темно, что я не различала не то что маркиза, но даже дна. На сколько футов в глубину уходит этот колодец, смогу ли я прыгнуть?

В дверь уже ломились. Я увидела, как трещит наша баррикада, и поняла, что у меня только два выхода: колодец или смерть. Я выбрала первое. Испытывая безотчетный ужас, я опрометью спустила ноги вниз и прыгнула.

Прыжок, казалось, длился бесконечно. Чьи-то руки подхватили меня, но не очень ловко. Я упала в воду, а когда поднялась, то почувствовала острейшую боль в щиколотке. Только бы не перелом! Я тихо застонала от боли. Правда, то, что вонючая застоявшаяся вода доходила мне до колен, приносило некоторое облегчение.

– Валентина, быстрее! – скомандовал маркиз. – У нас нет ни секунды времени.

Валентина приземлилась более удачно, чем я. После нее глухо шлепнулся в воду Эли де Бонавентюр, потом – аббат Эриво. Вверху прогремел выстрел, и шевалье де Мопертюи просто-таки упал вниз, до крови разбив голову о стену.

– Они прорвались, они вышибли дверь, – воскликнул он глухо.

Я подняла голову и увидела трех или четырех людей, склонившихся над колодцем. Мы бросились в сторону, в темноту. Наше положение было ужасно, но все же более выгодно: ведь мы их видели, а они нас нет.

Маркиз и Эли тихо взвели курки, потом разом выстрелили. Я зажала уши руками. Эхо от выстрелов гоготало так, что я чувствовала себя оглушенной.

– У нас хватит пороха, чтобы перестрелять каждого, кто сюда сунется! – угрожающе крикнул маркиз. – Я всажу пулю в любого, кто попытается спуститься!

Грубая площадная брань была ему ответом. Санкюлоты благоразумно отошли в безопасное место. Слышно было, как они переговариваются.

– Что делать? Может, выкурить их оттуда огнем?

– А вдруг там есть выход?

– Вряд ли. Они бы уже убежали.

Между тем я уже ясно ощущала, что отсюда есть выход. Сквозняк был так силен, что меня обдавало целыми струями холодного воздуха. Это приносило и надежду, и физическое облегчение. На левую ногу я едва могла ступить и стояла, держась руками за сырую скользкую стену. Только теперь я ощутила безумный, безотчетный страх. Мне не верилось, что мы выскользнули из этого ада, что смерть прошла мимо нас. Я боялась, что к каменному колодцу соберутся все санкюлоты, бесчинствовавшие во дворе, и тогда они вытащат нас отсюда и убьют. Когда я думала об этом, мне хотелось в ужасе бежать куда глаза глядят.

У меня зуб на зуб не попадал, отчаянная дрожь пробегала по телу, я чувствовала, что вот-вот начнется истерика.

– О, дорогая, – услышала я шепот Валентины, – вы были правы. Помните, тогда, после разгрома Тюильри, вы сказали, что если мы спаслись на этот раз, то теперь уж будем жить вечно. Нам можно уже ничего не бояться.

Я молча посмотрела на нее, звеня зубами, но у меня не нашлось ни слова, чтобы ей ответить. Эта святая наивность просто убивала меня.

– Послушайте, – глухим шепотом сказал шевалье де Мопертюи, – нам нужно уходить отсюда. Командуйте нами, маркиз!

Маркиз, всколыхнув воду, повернулся к нам. Его лица я не различала, видела только его белеющую в темноте перевязь.

– Женщины пойдут первыми. Мы останемся здесь и будем прикрывать их уход. С ними, пожалуй, пойдет и Эли.

Он подтолкнул юношу, дал ему в руки пистолет.

– Ступайте! Да только тихо, чтобы плеск воды вас не выдал.

Легко было сказать – ступайте! Я шла, вытянув вперед руки и абсолютно ничего не различая. Темнота была такой, что временами Мне всерьез казалось, что я ослепла. Впереди шлепал по воде Эли – я с тоской думала, насколько ненадежен он как защитник.