Полюбовавшись фонтаном, мы отправились в сторону Марэ по улице Sainte-Croix-de-la-Bretonnerie, где Полина – большая любительница тату – невольно приостановилась перед витриной тату салона.

– У меня традиция – делать тату в разных городах мира, где мне особенно нравится. Думаю, Париж – как раз такой город.

– А давай, я составлю тебе компанию! – не задумываясь сказала я.

Я всю жизнь думала: что-что, а тату-то уж точно не сделаю. Но что-то, видимо, витало в воздухе, побуждающее на безумные поступки. Так мы оказались в салоне.

– Минимальная цена за тату – сто евро, – сказала нам девушка на входе, на которой от наколок живого места не осталось.

Удовольствие не из дешевых. С моими финансами мне точно придется обойтись чем-то совсем маленьким. Да мне и не хотелось чего-то броского, чисто что-то такое символическое, посвященное моему, возможно, самому безрассудному поступку в жизни – переезду в Париж. Пока моя подруга отправилась первой на процедуру, у меня было примерно полчаса, чтобы придумать для себя этот символ, который мне придется пожизненно носить на своем теле.

Пусть это будут три звездочки, символизирующие Эйфелеву башню и мою будущую семью, которую я так мечтала обрести в этом городе.

Через час мы уже вышли из салона со своими обновками.

– Ну как? – поинтересовалась моим первым опытом моя бывалая подруга.

– Совсем не больно, а я боялась. И заняло буквально три секунды. Надо бы отметить.

Мы вышли на улицу Vieille-du-Temple с ее многочисленными барами, ресторанами и магазинами. Устроившись на уютную террасу ресторана «Les Philosophes» и заказав по пиву с лимоном на аперитив (Полина считала, что это очень по-французски), расплываясь в сладкой неге, мы наблюдали за дефилирующими мимо красиво одетыми людьми, как будто все модники Парижа решили одновременно пройтись прямо перед нами.

Наверное, под влиянием названия ресторана, нас потянуло на философские темы.

– Знаешь, Поль, это такое странное чувство. Вроде бы, город дарит такие потрясающие встречи, события, эмоции, но в то же самое время не покоряется полностью. Как будто дразнит и испытывает, чтобы решить, действительно ли я заслуживаю этого. А я совершенно не знаю, как могу это заслужить, что я должна сделать…

– Ничего не надо делать. Просто будь собой и со временем все образуется. Прошло же всего три месяца. Это же такой ничтожно маленький срок. А главное, продолжай идти к цели и любить этот город. И он обязательно ответит тем же, я уверена.

– Я надеюсь. Потому что если я так все время буду одна, и даже смена страны и все мои усилия этого не поменяют, я сойду с ума. Хорошо, что ты приехала. С тобой мне как-то спокойнее, здесь меня никто не понимает. И дело не только в языке. Видела, как официант тебя исправил, когда ты попросила «меню». Типа, надо говорить «ля карт», а не «меню». Как будто все в мире обязаны знать. А со мной так каждый день.

– Это нормальный процесс, и дело не в городе. И зачем вообще искать какой-то глобальный рецепт адаптации? Наверное, его не существует. Зато вот тебе рецепт вполне себе реально осуществимый. Пойти сегодня вечером и с кем-то познакомься.

К вечеру, правда, наш боевой запал изрядно иссяк. Недосып, похмелье, бутылка «бордо», хороший ужин – все это больше склоняло ко сну, а вовсе не к походу в какой-то клуб. Но благо от нашего отеля он был совсем недалеко, и мы буквально силой вытащили себя на улицу.

– Так, девочки, за мной, – скомандовал нам наш знакомый, пробиваясь через толпу людей, скопившихся в баре, в который он нас привел. Помещение по парижской традиции было очень маленьким, и казалось, что люди набились в него, как в консервную банку. Кстати, у французов даже есть популярная песня «Сардины», под которую нужно прыгать, плотно прижав руки к телу, изображая сардин и распевая: «Qu’est-ce qu’on est serré au fond de cette boite…»10 Наверняка, автор сочинил ее в парижском клубе.

Наш друг, пробивая нам дорогу к бару, по пути здоровался с разными знакомыми. Казалось, он знал здесь всех.

– Тут все друг друга знают. О, привет, Рафаэль, – сказал он красивому брюнету у барной стойки.

– Это что за прекрасные девушки с тобой?

– Они русские, знакомьтесь.

Мы завязали разговор с Рафаэлем, и я даже не заметила, как Полина куда-то ушла, оставив нас вдвоем. Он оказался бразильцем. В Париже жил уже десять лет. Мы болтали о том и о сем – в основном, как каждый из нас оказался во Франции, и о перипетиях иммигрантской жизни. Я поразилась, насколько мне было легко и весело с ним, и насколько улетучилась вся моя усталость. Рафаэлю даже удалось найти небольшой столик, и на нашем маленьком уединенном островке перестала ощущаться и духота, и давка, и вся эта безумная толпа вокруг, и как будто не существовало никого, кроме нас.

Оказалось, что у Рафаэля – свой дизайнерский бизнес, что живет он в самом Марэ, что, как любой бразилец, обожает футбол и сам всегда мечтал стать футболистом. Он был уверен, что у бразильцев и русских есть, несомненно, что-то общее, не зря же мы страны развивающегося мира.

Полина уехала в отель, а мы с Рафаэлем проболтали до самого утра. Как человек, любящий искать во всем разные знаки, я сразу интерпретировала как знак судьбы тот факт, что он делал свою огромную татуировку на груди в том же салоне, что и я сегодня, и что это была переведенная на английский фраза из Маяковского (откуда он вообще узнал ее?). У меня даже промелькнула мысль, что это уже вот так быстро сбылось загаданное мною днем желание, касающееся, конечно же, любви, но отогнала ее, памятуя слова Саши, что я слишком быстро привязываюсь к мужчинам.

Поймав мне такси, он все же взял меня за руку и поцеловал, плюс предложил обязательно встретиться еще раз. Добравшись до отеля, я тихонько устроилась под боком спящей Полины и заснула счастливым сном.

Отъезд Полины на следующий день был как жесткое отрезвление, возвращение в реальность. Я плелась к своему дому, роняя слезы на нашу с ней фотку из фото-будки на Елисейских полях.

– А ты знаешь, почему они называются Елисейскими? – пыталась я продемонстрировать Полине свои скудные знания экскурсовода. – Поля Элизэ, или поля Элизиума, в греческой мифологии олицетворяли рай.

– А я-то думала, это в честь какого-то Елисея, – рассмеялась она.

Я уже, наверное, месяца три так не веселилась, как за эти два дня. Эх, если бы Полина осталась здесь со мной, мы бы горы свернули вместе. Но мне снова надо было продолжать этот путь одной. Дома мне стало настолько невмоготу, что я решила немного подсластить горькую пилюлю, написав Рафаэлю:

Привет, месье Рональдо! Ты не хочешь вечером поужинать?

Нажав «Отправить» я сразу пожалела о содеянном, памятуя о том, что инициатива наказуема. Однако ответ пришел почти сразу.

Привет, мадам Горбачева! У меня сегодня вечером ужин, я бы рад на него не пойти, но я уже договорился. Встретимся обязательно на неделе.

Я расплылась в улыбке. Даже несмотря на то, что вечер сулил неутешительные перспективы, хотя бы он поддержал мою глупую шутку.

А мой «Старичок» тем временем уже второй раз нетерпеливо окрикивал меня в ожидании ужина. Да уж, тоска тоскою, а обязанности есть обязанности. Пусть я проведу этот ужин хоть и не с мужчиной моей мечты, но хотя бы не в одиночестве.

А завтра будет новый день. И новая неделя. Я вновь вольюсь в привычный ритм жизни, буду учиться, разглядывать людей в метро, покупать «американо» с молоком, просить разогреть мне сэндвич, любоваться Парижем, а, возможно, даже и пойду на первое парижское свидание. И, конечно же, буду перечитывать сообщение моей Поли и греть душу светлыми воспоминаниями о нашем маленьком приключении в большом городе:

Я плачу, потому что моя дорогая далеко. Я буду скучать по нашему полутораместному номеру, пиву с лимоном, виски на вынос, по карте, а не меню, по нашему плавному оживлению после того, как казалось уже ничего не поможет, байку без шлема, по воспоминаниям о Линче и по Рам Па Па Пам… Я люблю тебя!

10


С понедельника меня вновь засосала парижская рутина. «Бразилец», как я стала называть про себя Рафаэля, пропал, не успев появиться. Да еще и «Старичок» начал проявлять все больше и больше странностей.

Кроме того, что мне было ужасно неуютно спать в проходной комнате, вздрагивать по ночам от каждого шороха, просыпаться ни свет ни заря, «Старичок» еще взял моду постоянно лезть с объятиями и говорить, как он рад, что я появилась в его жизни. При этом эти приступы любви легко сменялись приступами злости, когда меня долго не было дома.

Вот и теперь, после нескольких дней моего отсутствия, он обрушился на меня с обвинениями, что он, якобы, так волновался за меня, что у него болело сердце, и что он больше этого не потерпит. Я не на шутку испугалась, и чтобы хоть как-то сгладить ситуацию начала причитать, какая я несчастная, и как мне некуда податься. Причем мне даже не нужно было особо притворяться – я действительно была подавлена, и глаза и так все время были на мокром месте.

Мне даже показалось, что посредством объятий или скандалов он подпитывается моей энергией. И как я докатилась до такой жизни?

С каждым безуспешным взглядом в сумку в надежде увидеть мигающий красный огонек моего «BlackBerry», возвещающий входящие сообщения, моя радость улетучивалась. Какое-то странное поведение после столь оглушительного знакомства. Что-то мне подсказывало, что эти отношения обречены на подобное ожидание. Но все же хотелось верить в лучшее.

В итоге, после четырех дней упорных занятий и еще более упорного ожидания, я свалилась с гриппом. Не имея ни медстраховки, ни какого-либо понятия, как во Франции лечатся от гриппа, ведь многие лекарства выдаются в аптеке только по рецепту врача, я пролежала два дня в безуспешной попытке вылечиться парацетомолом.