ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

(Коротенькая лирическая остановка на долгом пути к развязке.)


— Топографический кретинизм вещь неприятная. Думаю ты умудрилась съездить аж до Рязани. — Андрей мерзко ухмылялся, а мне хотелось повиснуть у него на шее.

— Кризис на мировом топливном рынке. Нефть дорожает. Нефтепродукты заканчиваются. Переходим на подножный корм и солнечную энергию, — объяснила я, проходя вовнутрь.

— Ну и где картина? — он сделал вид, что его интересуют мои художества.

— Не картина, триптих. Опоздал, Андрюшенька. Я пожертвовала его дяденьке из Вольво, в качестве добровольной компенсации за бензин.

— Уверен он оценил шедевр по достоинству. — Андрей ненавязчиво толкал меня к двери в спальную комнату.

— М-м-м, можно сказать что оценил, — я мотнула головой, — он замер в восхищении, и пока я не скрылась за горизонтом так и стоял замерев, не обращая внимания на задевающие его грузовики. Великая сила искусства. Что с ним случилось потом — не знаю.

— Жаль, я так хотел взглянуть. Ты говорила, там было что-то о суетности бытия. — Он усадил меня рядом с собой на кровать и опять же ненавязчиво занялся стягиванием с меня свитера.

— Что то типа того. Три больших зеленых мужских члена с красными крыльями на черном фоне. Колоритно!

— Ой, — он приостановил процесс раздевания. — Зачем же три?

— Ну какой же ты непонятливый. Это же триптих. Значит всего должно быть по три. — Я на секунду задумалась и сняла свитер сама. — Спроси еще почему зеленые…

— Нет я лучше спрошу почему с крыльями. — Он принялся за юбку.

— Зеленые — потому, что замерзли, а с крыльями — потому, что улетают в теплые края. Но ты не бойся — они вернутся, — успокоила я Андрея и откинувшись на спину, увлекла его за собой…

Мы гуляли по ночной Москве, я и мой шотландский сеттер и все было хорошо-о-о-о-о-о. Были звезды и фонари, были бездомные кошки и пьяные бомжи, были любопытные менты и веселые проститутки, то есть все то, что можно найти в столице после полуночи.

— Все в порядке? — поинтересовался сеттер. — А то на протяжении последних двух часов я не заметил ни одного приступа иронии. Ты не больна?

— Ш-ш-ш. Не буди спящих собак. Внезапно может начаться ремиссия с осложнениями. Мне тихо и мило, и я довольна жизнью и собой. Андрей удовлетворенно улыбнулся.

— Это определенно благодаря мне. Видишь какой я полезный и приемлемый на практике.

— Угу, как гигиенический тампончик. Удобно и сухо, — не удержалась я.

— Такой маленький? — ужаснулся он. — Обижаешь, подружка!

Фыркнув, я потеснее прижалась к нему. Была ночь, была Москва, была весна и как это ни странно была любовь. Моя любовь!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

(Размышления о публицистике. Неожиданный поворот в сюжете. Как бы этот путь к развязке не затянулся… Неважно, главное — не увлекаться описаниями природы.)


Нет, неужели вы и вправду поверили, что у меня все может быть в полном порядке? Нет, ну скажите, как вы могли допустить такую невероятную мысль? У меня и в порядке! Ха!

Когда с утра в понедельник я, будучи внимательной дочерью, проинформировала маму о том, что жива, здорова и не беременна, мне пришлось выслушать нуднейшую нотацию, из которой я узнала что представляют из себя тридцатилетние девушки, не ночующие дома. (Интересно откуда моя мама набралась таких словечек?)

Определившись таким образом в собственном статусе, я разбудила Андрея.

— Вставай, публицист. Уже утро.

Он с трудом уселся на постели.

— Уже? Сколько часов мы спали?

— Полтора, ну может два, не более того. Достаточно.

Андрей замотал головой, застонал и залез обратно под одеяло.

— Ну нет, так не пойдет. Я полна энергии и энтузиазма. Поэтому сейчас мы встанем (с этим я спихнула его на пол), затем оденемся (я попыталась натянуть на него трусы) и поедем в офис работать.

Пока я искала в шкафу чистую рубашку, он заснул прямо на полу. Через полчаса он пошатываясь стоял в коридоре при пиджаке, галстуке и ботинках. Я критически осмотрела его с головы до ног.

— Сойдет. Только старайся держаться прямо, публицист. А то сотрудники повесят на меня какой-нибудь непристойный ярлык. Им невдомек, что по ночам можно просто болтаться по улицам, без осложнений.

— Почему публицист? — он стал медленно падать влево и мне пришлось прислонить его к стене.

— Это мама… Она сказала, что место мне в публичном доме — поэтому ты — публицист, я — публицистка и, вообще, мы здесь публицируем вовсю… — Я доволокла его до лифта, втолкнула вовнутрь и нажала на кнопку первого этажа. Лифт, зашумев, поехал вниз, а я вернулась в квартиру, где меня ждал крепкий кофе, который я с удовольствием выпила за процветание публицистики.

В офис я вошла часов в двенадцать. Первая, кого я увидела была Ленка.

— Чего тебя не было три дня? Болела? — не дожидаясь ответа, она исчезла в туалете, Я поплелась за ней. Спать хотелось ужасно.

— Какая-то ты сегодня не такая. Я повнимательнее присмотрелась к Ленке. Минимум макияжа, аккуратно уложенные волосы, строгий брючный костюм… Кого-то она мне напоминала? Впрочем, мне не пришлось долго раздумывать КОГО?. Дверь в туалет открылась и передо мной предстала Анжелика. У-у-ух! Америка пошла ей на пользу, да еще как! Настроение у меня резко упало. Бессонная ночь не сделала меня краше, и Андреева джинсовая рубашка, висящая мешком, никак не могла соперничать с кашемировым жакетом от Версаче.

— Здравствуйте. Кажется Вас зовут Лариса, — промолвила Анжелика томным голосом.

— Рада Вас видеть, Анжелика. Давно вернулись? — бесцветно поинтересовалась я и покосилась в зеркало. Радости увиденное не добавило.

— Уже четыре дня на работе. Но Вас ведь не было? Наверняка болели? Неважно выглядите.

Ах, стерва полосато-звездная, какое ее собственно дело до того, как я выгляжу? Я слегка разъярилась.

— Свинкой с осложнениями. Старайтесь ко мне не прикасаться, очень заразно. Страшно болят уши, чешется пятачок и потом все время хочется хрюкать.

— Ах, Анжелика, не обращайте внимания, это наша Лариса так шутит, она все время несет подобную чушь, — вмешалась Ленка.

— Я поняла, уже наслышана про Вас, — со спокойной улыбкой ответила та. Она повернулась к Ленке и они стали обсуждать какие то новые духи, а я постояла с полминуты раздумывая, что это такое поняла Анжелика и о чем и от кого она наслышана. Настроение сошло на «нет», и опустилось на «нет-нет», когда я села за стол. Наши дамы перешли на стиль «а ля Деловая Леди тире Анжелика», а мужчины оторопело сидели по углам, переваривая происходящее. Открыв компьютер, я взяла недоделанный перевод.

— Видала? — прошипел Серега мне на ухо. Я вздрогнула от неожиданности. — Как в музее восковых фигур, типа. Все холодные, неприступные, едят ножом и вилкой и краснеют от нормального мата. До чего докатились…

— Неужели краснеют? — поразилась я.

— Все как одна в натуре. Даже Серафима.

— Действительно ужас. Что-нибудь еще?

Серега помялся, потоптался, помычал.

— Ну выкладывай. Я-то уж точно не покраснею.

— Типа, твой Андрей… Ну как это, в общем, он и Анжелика… — Я не очень (все таки на мне, а не на Анжелике была Андреева рубашка), но насторожилась. — В общем они каждый день ходят вместе обедать, часами сидят и болтают в офисе после работы, и по всем признакам ты, типа, проигрываешь пари.

— Чушь! Я то уверена в обратном, так что ты, Серега, не спеши с выводами. Есть еще ровно неделя и один день. В следующий вторник тащи бабки, предпочтительно крупными купюрами. Вопросы?

Серега недоверчиво хмыкнул и удалился, а я принялась думать. Мужчины — звери ненадежные, особенно если они шотландские сеттеры, и за три дня может много чего измениться. И вообще, кто сказал, что он меня действительно любит. Ах ОН сказал? Так я тоже много чего могу наговорить. И действительно, зачем ему я, когда рядом есть Анжелики, умные и прекрасные, к тому же недавно из Америки и от Версаче. Так я думала, думала, думала и додумалась до «кровавых мальчиков в глазах». Построив «кровавых мальчиков» в шеренги, и скомандовав «за мной», я ворвалась к Андрею. Представшая картина, заставила меня резко остановиться. Разведка доложила точно: Андрей, по-пудельи виляя хвостом, прыгал на задних лапках вокруг жакета от Версаче, рассыпаясь заумными словами из области негуманитарной и посему мне малоизвестной.

— Конечно, Лика, твоя идея по поводу получения кредитной линии заслуживает рассмотрения, думаю, что если европейский банк даст подтверждение… — Что-то хотела, Лариса?

Небрежный тон, которым он это произнес плюс обращение «Лика» вынудили моих «кровавых мальчиков» открыть огонь на поражение.

— Так, хотела сказать, что с утра позаимствовала у тебя рубашку. Не возражаешь? А то, мою футболку ты ночью запихнул под кровать и она вся в пыли.

— Не возражаю, — отмахнулся он от меня, но не от мальчиков. Кровавые мальчики алкали крови!!! Их просто перло на прорыв.

— Да, нижнее белье сохнет в ванне на батарее, погладишь и пошлешь в мой адрес заказным письмом, — я покосилась на Анжелику. Та с целомудренным лицом делала вид, что ничего не понимает. Андрей усмехнулся:

— Не драматизируй и не хулигань не по делу. Лика, кстати, абсолютно свой человек и все знает и про пари, и про тебя — сумасшедшую, и про меня — наивно попавшему к тебе на крючок. Я посчитал, что поскольку Лика не имеет никакого отношения к пари, можно рассказать ей об этой невероятной истории. Ты, надеюсь, не возражаешь.

Я возражала, да еще как возражала! «Ах Иуда Искариот, ах паразит — продал страшную тайну за одну кашемировую улыбку». Меня просто передернуло от такого предательства. Но, не подав вида, я улыбнулась во всю пасть.