— Нет уж, отвалите. Чо, я типа эту муть буду слушать. У меня от этого голова начинает покрываться коркой и чешется. Очень нервничаю. Я вот тут на «Дискотеку-Авария» ходила — так это вещь. Слышали? — бабушка отрицательно помотала головой и в ужасе закатила глаза к потолку.

— Ну я пойду, пожалуй. — Аллочка заторопилась, задергалась. Начала поправлять на беленьком носике оправу очков. Бабушка пыталась ее удержать, но та как-то по-цыплячьи попятилась и, нацепив поверх куцего пиджачка такой же неуклюжий старомодный плащик, упорхнула, на пороге повторив свое приглашение.

Андрей пошел проводить ее до метро, а я осталась с бабушкой наедине. Бабушка вновь разлила чай и уселась напротив, цепко уставившись на меня белесыми глазками древнегреческой прорицательницы судеб.

— А Вы где работаете, голубушка? — Опс! Об этом я как раз не подумала, надо было быстренько выкручиваться. Отказавшись от принадлежности к древнейшей профессии (все-таки я уважаю старость) я процедила сквозь зубы:

— В психушке работаю, санитаркой. Ну в «Кащенко». Слыхали небось?

— Неужели? Сложно наверное? Для девушки занятие не вполне подходящее. — Она внимательно смотрела на меня, на мои разноцветные патлы, белые ногти и сережку в носу, а мне было совестно.

— Где, в психушке-то сложно? Да не очень. Вообще-то там кругом сплошные микро- и макроцефалы, параноики, дебилы и шизофреники. Атмосферка еще та, но я привыкла. Раз-два, запихнул шизика в смирительную рубашку, вколол в задницу успокоительное, вынес судно и все! Делов-то куча!

— А где же Вы, душенька, с Андреем познакомились? — бабушка выводила меня на серьезную беседу. Эх, как же меня подмывало сказать, что он недавно проходил у нас в клинике курс лечения, но я вовремя удержалась.

— Да так, на тачке подбросил однажды. Вот и познакомились. Пошли, выпили по пивку, а там и любовь и все дела, ну понимаете?

— Будете ещё чайку? — она вскочила к чайнику, не желая выслушивать про «все дела» с ее любимым обожаемым внучком.

— Нее. Типа, хватит. Я чай не люблю. Не уважаю.

— Да, да. Конечно. Вам бы чего покрепче, но у меня нет. Не держу знаете ли. — Она забеспокоилась и как-то даже съежилась, верно испугалась, что я пойду крушить ее кухню в поисках чего покрепче.

Тут вернулся Андрей. Бабушка остановила его в коридоре и зашипела по-английски, будучи стопроцентно уверена, что зелено-малиновое уродство с иностранными языками не в ладах.

— Боже, дорогой. Где ты это нашел? Где?

— Что-то не так? — ответил он, — по моему вполне приличная девушка, чистая, неиспорченная, то что надо одинокому мужчине.

— Это же чудовище, внук. Она невероятно ограничена. Я верю в ее неиспорченность и чистоту, но что у Вас может быть общего? — Вот здесь она попала в точку. У нас ничего общего с ним быть не могло, помимо выигрыша разумеется.

— Бабушка, ты не права. Она дивно готовит. А как она моет окна. Залюбуешься. Кстати, лучше всего она делает яичницу. — сеттер фыркнул и бросил на меня быстрый взгляд, я показала ему язык.

— Андрей, — никак не могла угомонится бабушка, — прошу, обрати внимание на Аллу, такая милая барышня. Хорошая семья. Чудная профессия.

Андрей взял встревоженную бабушку за руку, ввел ее в комнату, поставил напротив меня, и заявил.

— Дорогая бабуля, — его голос звучал торжественно — мы с Ларисой не просто знакомые или друзья, мы собираемся пожениться.

— Точно, типа. Собираемся — закивала я головой, и камушек, прикрепленный братцем к моему носу клеем отвалилась и блюмкнулась в чашку с остывшей заваркой.

— Ой! — только и смогла вымолвить старушка. Я приготовилась бежать за аптечкой, но бабушка еще разок тихо ойкнула и взяв себя в руки (старая гвардия) поздравила нас с принятым решением. Держалась она на редкость стойко, но кто бы знал, как мне стало неуютно и совестно. Да! Когда же она ушла за очередной порцией чая я обратилась к Андрею:

— Мне ужасно неловко. Как-то все глупо вышло. Весь этот маскарад!

— Зато достигнута цель. Кто-то мне говорил, что цель оправдывает средства?

— Не кто-то, а Макиавелли. Все равно неловко!

— Да? А мне казалось, что Вы не так давно его приводили в нужных и ненужных местах. И в других местах маскарад Вы устраивали с завидным энтузиазмом.

— И Аллочка действительно чудная девушка. Подумали бы. С утра до вечера Глинка, Рахманинов, Де Бюсси.

— Я предпочитаю поэзию музыке. — Он многозначительно посмотрел на меня и его глаза слегка затянуло поволокой, сеттер снова увлекся.

— Та-ак. Где тут делают яичницы? Мы кажется договорились… А если Вам так небезразлична поэзия, читайте Ахматову, Северянина или Мандельштама, здесь полное собрание. Я обвела глазами стены и увидела в зеркале отражение бабушки, которая внимательно нас слушала, спрятавшись в углу за дверью.

— И вааще, мне здесь, типа, надоело. Давай сваливать. — Я двинула его кулаком в грудь, что должно было символизировать искреннюю сердечную привязанность и показала взглядом на зеркало. Он проследил, понял и подмигнул.

— Уже уходим, зайчик. Потерпи.

Мы пробыли у бабушки еще минут тридцать. Та в течение этого времени не проронила ни слова, а лишь разглядывала мой наряд и чему-то улыбалась про себя. Через полчаса мы заторопились уходить.

— Лариса, — позвала она меня из прихожей. — Вы мне не поможете? Я удивленно пожала плечами и вернулась в комнату. Бабушка притворила двери и я осталась с ней один на один.

— Стыдно, деточка, стыдно. Седой пучочек на ее голове мерно раскачивался в такт. — Стыдно обманывать пожилого человека. Ну что ж, Вам и моему внучку-балбесу удалось меня испугать. Но я сперва услышала как Вы читали наизусть Пастернака, правда подумала что ошиблась глухая тетеря, затем я видела как Вы наслаждались Равелем, но все еще сомневалась, затем я подслушала Ваш разговор с Андреем, и внимательно приглядевшись к Вам, все поняла. Стыдно, голубушка. — Я опустила голову в чистосердечном раскаянии.

— Ну простите, Элеонора Степановна. Это просто был небольшой розыгрыш, надеюсь что Вы не очень расстроились. Уж очень Андрею надоело быть «барышней на выданье», вот он и попросил меня слегка помочь ему справиться с этой бедой. Простите, ради бога. Не обижайтесь на нас.

— Да нет, не обижаюсь, детка, но вот насчет «решили пожениться» — это немного правда или тоже сплошная ложь?

— Боюсь, что ложь — я немного замялась.

— Но ведь он же Вам не безразличен, верно? — все бабушки весьма умны и догадливы, в особенности бабушки шотландских сеттеров с синими глазами.

— Это несколько одностороннее чувство, — мне не хотелось ее больше обманывать, тем более, что это было невозможно, — но не волнуйтесь.

— А мне так не показалось. Не показалось, что одностороннее. Уж слишком внимательно он поглядывает на Вас, Лариса. Я своего обалдуя знаю. А Вы присмотритесь-ка сами, — бабушка хитро высверливала во мне черными зрачками дырочку, надеясь через эту дырочку добраться до моих внутренностей.

— Элеонора Степановна, слишком часто мы принимаем желаемое за действительное, но не стоит жить иллюзиями, — по-английски добавила я и поцеловав ее в сухую сморщенную щеку пожелала всего хорошего. Она долго стояла у входа и смотрела мне вслед.

— О чем говорили? — Андрей ждал внизу у машины.

— Обсуждали модель подвенечного платья. Решили обойтись без фаты и рюшей, и ограничиться минимумом приглашенных. — Он недоверчиво хмыкнул, а я без дальнейших объяснений открыла дверцу и по-хозяйски разместилась на сиденье. Андрею, видно, было недосуг привести машину в порядок после моей неудачной попытки вывести ее со стоянки. Вид у нее был плачевный.

— Что-то машина у Вас подкачала, однозначно требует ремонта. Такой эффектный мужчина как Вы на раздолбанном драндулете. «Это битое авто не для Вас. Не комильфо» — вспомнила я про увлечение стихосложением.

— Клянусь, что вскоре приобрету Харлей Девидсон и кожаные штаны, чтобы совпадать с Вами по стилю.

— Лучше уж покупайте сразу реактивный самолет, будете вылитый Том Круз. Вот тут-то я и растаю.

— А сам по себе я Вам конечно не нравлюсь? — его тон не внушил мне доверия, уж чересчур доверительным и вкрадчивым он был. — Не нравлюсь ни чуточки? Ну никак?

— Андрей. Что Вы хотите услышать? — я тряхнула зеленой гривой.

— Правду, естественно. Ведь Вы же любите играть в открытую, — он притормозил и молча ждал ответа. — Давайте-ка, не отшучивайтесь…

— Я уже говорила, что Вы абсолютно не мой тип, — как же мне надоели эти его вечные изыски Казановы, неожиданно отвергнутого горничной.

— Правду! Ну! — настаивал он.

— Вы слишком хороши собой, слишком умны и самонадеянны и слишком испорчены вниманием, чтобы мне нравиться. В Вас все с лишком. Я с Вами ощущаю себя «мухой в варенье» — вроде бы и классно, только очень много сахара и лапки вязнут.

— Я просил сказать правду, а не делать анализ моих личных качеств. И может обойдемся без аллегорий.

— Ну чего привязались, я уже все сказала. Надоели, — надо было срочно принять никотина для успокоения, а то я могла ему либо нагрубить либо взять и вот так признаться в этих (как их там?) чувствах.

— А по-моему я Вам нравлюсь, Лариса, только Вы, упрямая девица, пытаетесь это скрыть и не только от меня, но и от себя самой тоже. Пора бы уж и признаться.

— Ну-ка отставить, и перестаньте меня трогать! — я и не заметила когда он успел разместить руку на моем колене. — Вы что, не можете спокойно спать, если не уверены, что все окружающие самки от Вас без ума. Хорошо, если кому то станет от этого легче, я Вам отвечу. Да! Ваши предположения верны, что однако ничего-ничегошеньки не означает. Мне, к Вашему сведению, памятник Юрию Долгорукому тоже нравится. Он большой, на лошади и место у него удачное. Я вообще люблю все монументальное и что с того? Поэтому не обольщайтесь, по окончании нашего совместного водевиля я Вас быстренько позабуду, как и Вы меня. Довольны ответом, Ваше сиятельство?