Лариса Бортникова - Пари

— Вызывайте «Зарю». Барщина и оброк закончились. Мои силы тоже. Не видите что ли, я даже шутить и каламбурить не могу от бессилия.

— Ну ладно. Молодец. Пора ужинать, все готово. — Так вот зачем он громыхал на кухне кастрюлями. А я-то думала, что он отмачивает в масле свое неоценимое «достоинство».

— Вы уверены, что Ваше призвание есть бизнес, а не кулинария? — я облизала пальцы и плотоядно оглянулась в поисках, чего бы еще такого съесть.

— Правда понравилось? — Андрей ожидал моего вердикта с искренним нетерпением.

— Ого. Еще бы. Если осталось что-нибудь еще, то у меня найдется в животе местечко, и не одно.

— Как это Вы еще умудряетесь держаться в форме при таком зверском аппетите? — он с довольной улыбкой положил мне на тарелку кусище офигенного пирога, собственного приготовления.

— А-а-а. Чушь… — Мой рот был занят. — Кстати, из Вас должен получиться исключительный спутник жизни. Может, Вам стоит серьезнее рассмотреть мою кандидатуру. Коль Вы в состоянии меня кормить так три раза в день, я обещаюсь пребывать с Вами в болезни и здравии до конца дней своих. Как, кстати, со здравием-то? — я указала пальцем в область полотенца.

— В стадии заживления. Хотите посмотреть? Может после того, как Вы увидите этот обожженный ужас, Вам уже не столь важно будет, сколько раз в день Вы будете питаться. Ну что, показать? — Я многозначительно кашлянула и приподняла чашку с чаем. Андрей поперхнулся.

— Ладно, Андрей. Объявляю временное перемирие. Я устала, Вы утомлены, давайте просто завершим наш ужин и не будем мучить друг друга взаимными придирками. А?

— Мудро. Договорились. Только так: кто срывается первым — моет посуду.

Поужинав, мы перешли в гостиную, где из динамиков летели блюзы Бенни Гудмана, поскрипывая раскрытой форточкой, шалил весенний ветер, а на низком столике у кресел, стояли стаканчики для виски. Все это здорово напоминало глупый черно-белый фильм со счастливым концом.

Домой я уехала около двенадцати, сделав вид, что не заметила одуревшую от усталости Анечку в кафе напротив. Ехала и с абсолютно тупой блуждающей улыбочкой, вспоминала как мы с Андреем сидели в старых креслах друг против друга, слушая забытые мелодии сороковых, как потом очень долго обо всем и ни о чем разговаривали, как я зачем-то читала ему свои стихи, не те которые выдавала экспромтом в офисе, а те которые были спрятаны дома в секретере в коробке из под ассорти, и которых никто и никогда не слышал. Вспоминала о том, как мы от души смеялись над историей с яичницей, как потом он вдруг неожиданно посерьезнев, извинился передо мной, и как его глаза глядели в мои — ласково и задумчиво. Вспоминала о том, что когда он взял мои руки в свои, прощаясь, мне вдруг стало больно и одиноко, и захотелось остаться и прижаться к его груди и почувствовать его пальцы в своих волосах. Я ехала домой с абсолютно тупой блуждающей и горькой усмешкой, потому что я, эмансипированная и прагматичная, самоуверенная и наглая, я не могла, не имела права позволить себе расслабиться. Какого черта? Все равно ни к чему хорошему это не приведет. Нет. Не дам, не позволю я себе хорошей пережить еще одну боль. Не допущу я себя до ненужных слез. Да и к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Я, к счастью, уже научилась оберегать себя, как умею. И пусть всем вокруг понятно, что вся моя ирония, сарказм, экспромтики и каламбуры ни что иное, как наивная самозащита. Плевать! Слышишь, Андрей! Если я не удержалась и влюбилась в тебя, то обязательно удержусь и не полюблю. Это точно. Но все же как хотелось любить, как хотелось… Что поделать? ВЕСНА.

(Не очень удачная, не известно, зачем нужная, но, как можете сами убедиться, не испорченная природой.)

В воскресенье был день звонков. Сначала объявился мой «бывший», и бестолковый братец не догадался соврать, что меня нет дома. Около получаса я слушала, как он меня любит, как без меня не может (как будто со мной мог), какая я стерва, какой он хороший, и какие новые бормашины привезли ему в клинику. Ближе к завершению беседы я бессильно опустилась на пол и почти выла в голос.

— Я заскочу за тобой к четырем. Поедем к моим на дачу, — безапелляционно объявил «бывший», после того как проинформировал меня о методах ранней профилактики пародонтоза.

— Отстань от меня, а? — Взмолилась я. Ну отстань, что тебе стоит. Хочешь, я тебя с девушкой симпатичной познакомлю, или даже с двумя.

— Ты сейчас необдуманно отказываешься от собственного счастья, но я не позволю тебе разрушить свою судьбу. На сегодня, так и быть, дам тебе время поразмышлять, но на следующей неделе снова позвоню. Так и знай.

На этой оптимистичной ноте наш разговор был закончен, и я с облегчением закурила.

Следующим пробился сосед Вован. Сначала он зачитал мне начало своей поэмы под отчего-то знакомым названием «Преступление и наказание». С учетом Вовановой жизнедеятельности название было более, чем актуальным. Текст был тоже недурен, но количество ненормативной лексики превышало допустимое. Мы пообсуждали с ним последние литературные новинки, подискутировали на тему театрального рейтинга и довольные друг другом расстались. Только было я села за компьютер малость поработать над переводом (а вы думали я только курить и виски хлебать умею) снова задребезжал телефон.

— О, моя валькирия! — Макфеллоу, навечно сдвинутый на почве скандинавского эпоса, все свои комплименты щедро сдабривал подобного рода обращениями.

— О мой конунг! — не осталась я в долгу.

Так, собственно и протекала наша получасовая беседа, в финале каковой я уже была готова совершить все немыслимые подвиги. Завершив разговор я стала напевать небезызвестные вагнеровские мелодии, на что мой братец, сидевший на кухне и опустошающий холодильник, заявил: «Лошарик, не скули, а то салат норовит вылезть обратно в виде кошмарного продукта метаболизма». Пришлось внять требованиям масс. Я вернулась к переводу и тут…

— Не знаю, куда Вы намеревались попасть, но попали в фонд бескорыстной помощи «золотому фонду» отечественной литературы и искусства. «Золотой фонд» в отключке, во включке только автоответчик, то есть я. Оставьте сообщение, а лучше дайте в долг, — оттарабанила я в трубку с механическими интонациями.

— День добрый «золотой фонд». Узнаю Вас, Лариса. Вчера нормально добрались? Никого по дороге не напугали? — шотландский сеттер любопытствовал, немножечко иронизируя, а у меня отчего то запершило в горле. И, знаете, было очень радостно слышать его голос, знакомый до мельчайших интонаций и знать наверняка, что он сейчас легонько так теребит прядь своих волос и покусывает нижнюю губу.

— Здрасте, здрасте! Чем обязаны? Что, надо опять вымыть пол и обмазать маслом ожоги?

— Пол в порядке, а ожоги…. М-м-м… Иногда у Вас появляются такие чудные мыслишки. А если серьезно, может составите мне сегодня вечером компанию. Хотел поиграть где-нибудь в бильярд, все равно на большее не способен. Пошли?

Я чуть не растянулась на полу. Вот это да! Сам звонит да еще и приглашает в бильярд играть! Вот это прогресс! — на какую-то долю секунды я позволила себе думать, что Андрею действительно приятно мое общество. Но правое, ответственное за логику, полушарие запульсировало и я тут же одернула себя. Еще чего навыдумывала! Окстись! Да ему или просто скучно или снова взыграло мужское самолюбие, жаждущее подмять под себя все что шевелится. Сейчас спросите: «А почему не могло быть иначе, почему он не мог просто взять и просто так пригласить?» Эх вы! Не понимаете! Да я бы многое отдала за это «просто так». Но мне было необходимо держать нейтралитет столько, сколько это было возможным. Да мне хотелось все бросить и бегом бежать к Андрею в любой бильярдный клуб, схватить эту палку несуразную, называемую кий, и тыкать ей по шарикам, загоняя куда угодно, только не в лузу. Как угодно, куда угодно лишь бы с ним! Но я стукнула себя по лбу, пришла в более-менее нормальное состояние и вежливо отказала, мотивировав отказ тем, что поскольку никто об этом не узнает, во встрече нет никакой необходимости. Мне показалось, (или мне так хотелось) но он огорчился.

Положив трубку и закурив, я занялась собиранием себя в кучку. Процесс этот был знакомым, посему не долгим. А тут подоспел звонок Женюлика.

— Лора, мне очень надо с тобой поделиться. У нас намечается «сейшн». Приезжай. — После звонка Андрея работать мне уже не моглось, поэтому я влезла в небезызвестный Живанши и направилась вместе с разодетым Женюликом на какую то неземную вечеринку, где одна дама нетрадиционной внешности и ориентации тут же прицепилась ко мне со странными намерениями. Пришлось долго рассказывать ей о прелестях классического подхода к жизни. Так я сеяла и сеяла «разумное, доброе, вечное», но меня не поняли. Дама меня выслушала, а после плюнула мне на туфлю и невежливо прошлась по поводу моей «мамы». Уходя, она еще и про папу вспомнила, что мне совсем не понравилось. Осмотревшись, я осознала, что на сей раз моя склонность к оригинальничанью и фанфаронству завела меня уж совсем не туда.

Женюлика я отловила на балконе. В глазах у него была любовь, на голове шляпка а в лапище мундштук с тлеющей сигаретой.

— Ну и что ты хотела рассказать? — за перипетиями своего чувства я таки не забывала об окружающих.

— Я выхожу замуж, — страшно вращая глазами, зашипел Женюлик.

— Ну да! За кого?!

— Его здесь нет. Но он такой!!! Психотерапевт, японец, красавец и ТАКАЯ душка! — Женюлик прыгал на месте и хлопал меня по плечу в экстазе. Плечо заныло. Женюлик был несколько крупноват.

— А твоя душка в курсе, что ты это… — я не знала как покультурнее обозвать состояние Женюлика.

— Разве это важно? Сделаю ему сюрприз! — Женюлик счастливо прикрыл замазанные синим перламутром веки, а я поежилась, вообразив лицо психотерапевта после сюрприза.