Лариса Бортникова - Пари

— Так. На сегодня акция завершена. Можно расползаться по местам квартирования, — скомандовала я моим мужчинам.

— Вот те раз! А мы как раз в «Елки-палки» собрались. — Братец возмутился и ущипнул меня за бок. Юношеская страсть к «покушать» за чужой счет всегда травмировала мой изысканный вкус (себе правда я подобные грешки прощала). — Слушайте, вдруг я вам мешаю? Так вы не стесняйтесь. Можете запросто обниматься и целоваться в моем присутствии, я же не маленький. И потом я, как единокровный брат, имею полное право знать про твои сексуальные привязанности.

— Ой поглядите, как крокодилы играют, — надо было немедленно замять эту фразу и я развернула мужчин к вольеру с земноводными.

— Ты что не видишь, Лошарик. Они не играют, а усердно размножаются. Пошли от сюда, им неприятно, когда на них так смотрят. Вот вам бы понравилось в их ситуации? — м-да, лучше бы я оставила фразу как есть.

Мы такой веселой семейкой сидели за столиком.

— А вот еще «мулька»: в газете разместили объявление «требуется программист, предпочтительно со знанием компьютера», — изощрялся Владик, надеясь поразить Андрея. Последний явно поддавался тинэйджеровскому очарованию моего братца, чем тот пользовался, уминая уже третий салат-бар.

— Слушай, как это ты ее терпишь? — Кивнул братец в мою сторону. — Это же совсем слепым надо быть, ну или двинутым, — Владислав никогда не страдал комплексами и обычно ко всем людям в возрасте моложе пятидесяти обращался на ты.

— С трудом, — признался Андрей. — и знаешь, Владик, зрение у меня в норме. Остается второе, — констатировал Андрей и обратился ко мне: — А что это Вы сегодня, Лариса, не блещете остротами и вообще на удивление молчаливы?

— Это у нее затишье перед бурей или тяжелые дни, — выдал свою версию Владислав.

— У меня тяжелые дни, а если ты будешь выступать, то тяжелые дни наступят и у тебя.

— В тяжелые и критические дни ассоциация гинекологов рекомендует пользоваться тампаксом, — мой брат был специалистом по части гигиены.

Я размахнулась, чтобы отвесить ему оплеуху, но он резко увернулся и я, вместо того чтобы врезать ему по шее, попала в стакан с пепси, которая благополучно вылилась на мой свитер.

— Сейчас будет драться. Надо скоренько сваливать отсюда. Эх и тяжела у сестрицы рука во гневе. — Владик собрался улепетнуть, но увидев, что я не обращая на него внимания, пытаюсь привести себя в какой никакой порядок уселся поближе к Андрею.

— Я не буду драться, не буду орать, даже говорить ничего не буду. Просто ты завтра пойдешь и купишь мне точно такой же новый пуловер. К твоему сведению, это Келвин Кляйн, поэтому тебе придется раскрутить предков на солидную сумму, своих у тебя точно не наберется.

Братец надулся и обратился за поддержкой к Андрею, с любопытством следящим за нашей перепалкой.

— Нет, прикинь, Андрюх, у самой двадцать абсолютно одинаковых свитеров, а еще выступает. Между прочим пепси легко отстирывается.

— Не двадцать, а пять. И я ненавижу стирку, потому что в этот момент напоминаю себе старательного енота у ручья. Ручками вжик-вжик, и вся такая сосредоточенная и полосатая. Ненавижу!

— Неужели пять? И все одинаковые? — Андрей выглядел искренне удивленным.

— Ага. Ты чего еще не заметил, что она не отличается оригинальностью в одежде? Ну да, конечно. Любовь делает человека слепым, а похоть неразборчивым… — мой братец здорово начинал действовать мне на нервы.

— Вообще-то это не самый оригинальный подход, из тех что мне пришлось видеть, но… — Андрей слегка замялся… — в общем, я тут хотел Вам сказать, то есть, если мы с Вами, Лариса, собираемся изобразить этот чудовищный роман, то Вы тоже должны как-то соответствовать моим вкусам что ли…

— Вы это о чем? — ужасные подозрения начали закрадываться в мою голову.

— Ну я бы хотел, чтобы Вы немного изменили стиль одежды, и прическу и тому подобное. То есть, как бы предполагается, что Вы должны мне понравиться, — он продолжал мяться, но кажется суть его просьбы до меня дошла.

— Так! А чем это я Вам не могу понравиться? Что Вы имеете против меня в моем естественном состоянии? — в моем голосе зазвучало неподдельное возмущение.

— Ну в естественном состоянии я Вас еще, скажем, не видел, а хотелось бы увидеть… — братец гаденько зашмыгал носом.

— Что это Вам хотелось бы увидеть, а? — если честно, меня не так уж и покоробила последняя фраза, однако, необходимость выглядеть возмущенной, заставила меня слегка повысить тон.

— Перепоночки на лапках, Лариса. А Вы про что?

Ах мы еще и веселимся. И Владик — предатель, сидит, лопает бифштекс и делает «страшные» глаза. А еще единокровный брат. Будет наказан жестоко и надолго!

— Вернемся к вопросу об одежде и прическе и тому подобном. Что-то не так?

— Так, Лариса. И все же я бы предпочел более женственный вариант. Не настаиваю, но Ваш нынешний тип пугает своей воинственностью и напоминает о пикетах американских феминисток.

— Вы шутите. Вы же не должны в меня по настоящему влюбляться и все прочее. Тогда к чему такие жертвы с моей стороны? Это лишнее, — отрубила я.

— Не лишнее, а вполне разумное дополнение к Вашему плану. Боюсь, что Вашим соперникам по пари будет тяжело поверить в то, что такой ловелас как я был очарован Вашим Келвином Кляйном. Я среднестатистический мужчина, и предпочитаю что-нибудь попроще, побанальнее.

— По моему Вы на меня элементарно наезжаете, Андрей Николаевич…

— Не по-моему, а точно, — хихикнул мой братец, — а про какие это пари вы тут говорили?

— Не твое дело, противный акселерат. А Вы, дорогой мой Андрей Николаевич, и не надейтесь на то, что я ради Вашей прихоти буду чего-либо изменять. Если Вас замучила тоска по томным и нежным дамам, приглядитесь к Вашим сотрудницам, получите то, чего хотите и даже с лишком.

— Ох Лариса, ну какая же Вы упрямая. Значит, когда Вы приходите и силой вовлекаете меня в Ваше безумное предприятие — это хорошо, а когда я пытаюсь сделать это предприятие более-менее реально выглядящим, Вы упираетесь как мул. И притом это же ненадолго. Вы сами убеждали меня в том, что надо помучиться полтора месяца, даже уже меньше. Так пойдите же и Вы на уступки.

— Так что, Лошарик, придется тебе начать выглядеть как человек, а не как командос. — Подвел черту отвратительный тинэйджер.

Я дожевывала соленый рыжик и шипела. Как будто нельзя было обойтись без этого. Хорошо, где-то Андрей и прав, но разве нельзя было найти решение попроще. Скажем мотивировать его влюбленность тем, что я потрясла его своей неординарностью. Я посмотрела на Андрея. Он смеялся очередному анекдоту, которых мой брат знал в невероятном количестве. Вставать они не намеревались.

— Ну ладно мужчины, вы можете продолжать трапезничать, а я так зверски устала. Покидаю вас и направляюсь на поиски хрустальных башмачков сорокового размера, — я выразительно взглянула на Андрея.

— Браво, Лариса. Впервые вижу, как Вы принимаете разумное решение. Браво!

— Добились своего, да?

Он победно ухмылялся, на лице моего брата блуждала аналогичная ухмылка. Два вредных шотландских сеттера, обожравшихся кормом Чаппи. Радость для рекламодателей.

(О чудесном преображении, и о том, что «встречают по одежке».)

Белое воздушное платье с английскими кружевами удачно оттеняло ее оливковую нежную кожу, подчеркивая линию плеч и слегка приоткрывая девичью грудь. Она откинула белые длинные волосы и дотронулась пальцами до белоснежного шифона. Ах как она была хороша.

Это было именно то что нужно. Значит побольше женственности? Ну так получи! Когда, продавщица на грани нервного срыва приносила мне уже одиннадцатый костюм, у меня проснулось что-то типа совести.

— Извините, девушка. Все это — я обвела рукой горы юбок и пиджаков, очень славно и красиво, но я ищу что-нибудь более эротичное, более смелое что ли.

— Тогда — вот то, что Вы уже четыре часа ищете. — Она швырнула в меня вешалкой, на которой болталось два миниатюрных кусочка ткани. — Очень приталенный жакет, и юбка, открывающая коленные чашечки.

— Девушка, какие чашечки!? Мне требуется показать полностью весь сервиз, включая, но не ограничиваясь соусницей, сахарницей и этим как его, ситечком для чая.

Девушке было не до моего чувства юмора. Она дышала как загнанная антилопа гну.

— А Вы померяйте, а потом будете говорить.

Я померила. Антилопа гну явно загнула про чашечки, эта штука (костюмом ее назвать было сложновато) демонстрировала все как есть, ничего не скрывая и не преувеличивая. Нагибаться и садиться в этой штуке было нельзя, а стоять и ходить надо было с различными предосторожностями, иначе возникал неразрешимый конфликт между «верхами» и «низами».

— Беру! — заорала я счастливо. — Она схватила костюм и помчалась к кассе, на ходу выписывая чек, чтобы я не дай бог не передумала.

Я шла по Тверской, груженая пакетами и напевала песенку покупательниц всех времен и народов, бессмертный мотивчик «Pretty Woman». Пришел мой час превращаться из уродины в красавицу. Да еще в какую! Ха. Андрей не представлял, во что он ввязался.

* * *

— И ты это наденешь? На работу? — мама с сомнением качала головой, — только гляди чтобы отец и бабушка не видели, а то у одного слабое сердце, а другая вообще на ладан дышит.

— Хорошо, что хоть ты у меня здоровая, мамочка, — я крутилась перед зеркалом, зеркало было старинным и толстым, и лишь поэтому не треснуло от возмущения.

— Да, хорошо, наверное, — мама проглотила горсть цветных таблеток и ушла делать себе холодный компресс…

В комнату заглянул мой братец.

— Систер, слышь, твой Андрей просто офигенный перец. Уупс! — Для тех у кого в доме не водится подвид homo sapiens под названием «тинэйджерус оригиналис» перевожу. Владик хотел сказать примерно следующее: Сестрица, душенька, на твою долю выпало познакомиться с весьма достойным мужчиной. А вот «уупс» относилось к моему новому приобретению!