– Пока, – небрежно помахал лапой сеттер, даже не взглянув в мою сторону.

– Всего доброго, – произнесло кашемировое контральто.

Шлепнувшись со всего размаху на стул, я неприлично зарычала на безвинного Серегу, который подвернулся с предложением поездки в Подмосковье.

Ну а когда Анжелика в сопровождении Андрея покинула офис, чтобы поехать в банк, и когда Ленка-доброжелательница сообщила мне, что забронировала для Андрея столик на двоих в «Якоре» на шесть вечера, что-то конкретно повернулось у меня в мозгу, и я впервые в жизни обнаружила в себе способность к суициду. Шутки шутками, а чувствовала я себя омерзительно. Ничего не понимала, искала ему оправдания и тут же все эти оправдания перечеркивала. Ждала, что он позвонит и хоть как-то меня подбодрит, и боялась, что, если он что-нибудь мне скажет, я его резко и грубо осеку.

Обуреваемая мрачнейшими мыслями, часа в четыре я набрала мобильный Андрея.

– Это я, сегодня мы встречаемся или как?

– Сегодня я у бабушки, – нагло соврал он. – Если хочешь – присоединяйся, она будет рада. К тому же для тебя есть сюрприз, – предложил Андрей, прекрасно зная, что я откажусь. Дались мне его сюрпризы, я и так сегодня осюрпризилась донельзя.

– Нет, я, пожалуй, тоже проведаю свою бабулю и заодно появлюсь дома, а то я рискую получить несмываемое клеймо падшей женщины.

Я услышала, как Андрей закрыл трубку ладонью и что-то кому-то говорил. Догадайтесь с трех раз кому. Я так догадалась сразу и совершенно расстроилась.

– Ну тогда до завтра, – проговорил мой (или уже не мой?) сеттер.

Я аккуратно нажала на рычаг и одним махом смела со стола все, что на нем было, за исключением монитора, разумеется. Все вздрогнули, но промолчали.

– Серега, чего ты там говорил насчет шашлыков?

Серега радостно подлетел к моему столу.

– Сегодня сразу же после работы выезжаем к моему корешу на дачу, будет еще человек шесть, до утра, типа, поем под гитару, пьем водку и купаемся в озере… Пойдет?

– Пойдет. Едем!

Глава двадцать восьмая

(Пока нет развязки, зато есть новости для любителей криминалистики.)

Над озером летали стаи озверелых комаров, в озере сидели пьяные друзья Сереги, а на мангале, пованивая, обугливался шашлык. Я, прислонившись спиной к одинокой рябине, напевала под нос: «Комары слетались в кучи пожевать шашлык вонючий и, надравшись коньяка, отбивали трепака».

Серега пропрыгал мимо меня на одной ноге и завалился в кусты для отправления нужды. Абсолютно трезвая и холодная луна скрылась за тучкой. Серегин кореш подкрался ко мне сзади и, облапив тощими беленькими ручонками интеллектуала, захрипел мне на ухо что-то типа признания в вечной страсти. Мне вдруг стало скучно, холодно и противно, и я, аккуратно отодвинув кореша влево, встала и пошла вокруг озера. Воображение рисовало мне картины одну ужаснее другой: как Анжелика сидит в любимом Андреевом кресле, как он суетится вокруг нее с бокалом хорошего итальянского вина, как они движутся в медленном танце по направлению к спальной комнате, как… Дальше мое воображение отказалось продолжать, и я впала в такой тяжелый-тяжелый транс на почве несчастной любви. Состояние транса завело меня на полянку, где плечом к плечу выстроились автомобили Серегиных корешей. Я присмотрела себе красненький БМВ с удачно позабытыми ключами. Сев за руль, включив зажигание и задав себе сакраментальный вопрос: «Какой же русский не любит быстрой езды?» – я поехала куда глаза глядят. Мои глаза глядели в сторону Москвы.

Раздавив по дороге пару лягушек, БМВ без особых происшествий пересек кольцевую дорогу и через двадцать минут затормозил возле знакомого дома на набережной. С твердым намерением расставить точки над «и» я зазвонила в дверь, которая на удивление быстро была открыта заспанным, но все равно прекрасным шотландским сеттером.

– Вечер добрый. Почувствовала потребность проведать старых друзей и заглянула на огонек. Ты не рад? – По его хмурой физиономии было понятно, что он совсем не рад и даже озадачен. Мне это не понравилось.

– Вечер добрый, – он взглянул на часы и поправился: – Утро доброе. Ты это откуда в таком виде, интересно знать?

– А чем тебя снова не устраивает мой вид? Это, между прочим, натуральный шелк. Тысячи маленьких и симпатичных тутовых шелкопрядов с утра до ночи парились над производством ниток, переживали, мучились, обедать вовремя забывали – а тебе не нравится. Ты видишь перед собой последний писк шелкопрядов и моды.

– Действительно натурально смотрится, – Андрей еще раз критически оглядел мое ослепительно-оранжевое бикини, приобретенное по дороге на дачу Серегиного кореша. – Ты так и шла по улицам?

– Я ехала на красном БМВ с автоматической коробкой передач, – самоуверенно заявила я, и тут мой взгляд наткнулся на кресло, видневшееся через стеклянные двери гостиной.

На кресле, удобненько расположившись, лежал небезызвестный кашемировый жакет, и не сложно было догадаться, где лежит его владелица. Если до этого внутри у меня еще теплилась какая-то надежда, то теперь она, скорбно пискнув, как тутовый шелкопряд, скончалась. Андрей проследил за моим взглядом и усмехнулся – не смутился, не сделал равнодушного, ничего не понимающего лица, а именно усмехнулся. Эта его усмешка меня просто раздавила, смяла и уничтожила. Я вдруг ощутила себя дешевой безделушкой, которой поиграли просто так, от нечего делать, и вышвырнули на помойку: мол, там ей и место… Нахлынувшая боль и злоба развернули меня и вывели на негнущихся ногах на улицу. По-моему, Андрей что-то пытался сказать мне вслед и даже выскочил на улицу в одних шортах и босиком. Но я ничего – ничегошеньки не слышала, да и слышать не хотела. Меня захлестнула волна горькой обиды. Я и не поняла, как очутилась за баранкой того же красного БМВ на Садовом и почему за мной гонятся гаишники на «Волгах» с мигалками и сиренами…

* * *

Сидя на неудобном стуле перед злым дядькой в милицейской фуражке и очках, я ежилась от холода. Оранжевый купальник ничуть не грел.

– Прикройте срам, – дядька протянул мне китель. – Так, говорите, документов у вас нету?

– Ну куда я, по-вашему, могу их спрятать? – Я развела руками, дав дядьке возможность сообразить, что потайных карманов на бикини быть просто не может. Там вообще мало что можно было разместить.

– И машина, значит, не ваша, а вашего знакомого? – Он грозно пошевелил бровями. – И как его зовут?

– Не помню, – я мотнула головой. – Может, Саша, а может, Жорик… или Жоржик.

Дядька что-то долго разглядывал на допотопном дисплее, затем зыркнул на меня очками и прошипел:

– Машина уже час числится в угоне! Пройдемте-ка в КПЗ.

Рассвет я встречала как в «Графе Монте-Кристо». Солнце заглядывало в зарешеченное окно, и по сырому стылому каземату бегали большие серые крысы (ну ладно, ладно, насчет крыс я преувеличила). Завернувшись в зеленое в клетку одеяло, я ходила из угла в угол в поисках рифмы к КПЗ. Нашлось только «безе», и все тут. Пока я сочиняла начало фразы, молоденький краснощекий сержантик распахнул дверь и звонко выкрикнул: «На выход!» Я надела страшное лицо маньяка-убийцы и, сделав сержантику «козу», вальяжно покачивая бедрами, вышла в коридор.

Не скажу, что на душе у меня было спокойно, но все же я находила все происходящее забавным, плюс это помогло мне позабыть на время вероломных шотландских сеттеров. Впрочем, ненадолго…

Андрей собственной персоной о чем-то спорил с очкастым дядькой в фуражке, возле Андрея стоял, покачиваясь, Серега, а не то Жорик, не то Жоржик подписывал какие-то бумаги.

– Рада вас видеть, граждане, в добром здравии! Какое дивное солнечное утро! – С этим заявлением я театрально сбросила с себя зеленое в клетку одеяло и предстала перед ними в полной оранжевой красе.

Не то Жоржик, не то Жорик громко икнул и чертыхнулся. Серега побледнел и закачался еще сильнее, а Андрей, пройдя за перегородку, взял меня за руку и вытащил вон из отделения. Не говоря ни слова, он запихнул меня в свою машину.

– Едем в номера!!! – взвизгнула я и бросилась ему на шею. Он оттолкнул меня и завел мотор.

Я была выгружена возле бабулиного дома и выставлена на обозрение бабулиных подруг, дружной стайкой сидевших на лавочке. Андрей, молчавший всю дорогу, так же молча развернулся и уехал. Я же, рассылая воздушные поцелуи направо и налево, прошествовала в подъезд и, зайдя в лифт, опустилась на пол и горько-прегорько заревела. Эта сказка про Золушку имела неожиданно печальный конец.

Глава двадцать девятая

(Все ближе и ближе к развязке, неожиданный поворот на финишной прямой.)

Прошел вторник, прошли среда и четверг. Я сидела дома и не отвечала ни на какие телефонные звонки. Трезвонили вовсю. Ленка, Серега, Наташи, Ольга Шпитко и даже Митрич. Несколько раз звонили Вован и Женюлик. Объявился даже Макфеллоу с просьбой о встрече. Мой братец безупречно выполнял обязанности личного секретаря, по-видимому надеясь на нехилое материальное вознаграждение. Он без лишних комментариев бегал в ларек за сигаретами и раз в полчаса делал мне крепкий кофе. Мама и папа ко мне не совались, потому что им было официально сообщено, что я нахожусь в глубокой депрессии. Они на мысочках крались по коридору и старались громко не разговаривать, зная, что моя депрессия чревата непредсказуемыми последствиями.

В пятницу часов в двенадцать утра братец с кислой миной давал мне отчет о политической ситуации.

– Итак, два раза – Ленка с работы, четыре раза – некий Сергей с работы, один раз – бабуля, один – Иннокентий Митрофанович, пять раз – стоматолог, один – поэт-киллер и четыре раза – этот твой лесбиян.

– Он не лесбиян, он трансвестит, – хмуро поправила я братца.

– Какая разница? Сказал, что женится…

– Не женится, а выходит замуж, – опять поправила я.

– Нет, именно женится. Что же я, по-твоему, не могу отличить одно от другого? Будучи кровным братом старой девы со стажем, в таких вещах я здорово разбираюсь.