– Отец знает. Полагаю, это он вам сказал? Как это на него похоже – не потрудиться сообщить маме хоть о чем-нибудь. Она всегда последней узнает семейные секреты. – Сомертон улыбнулся Белинде в ответ. – Волнуется, да?

– Не так чтобы волнуется, – ответила леди Федерстон. – Скорее озадачена. И немного обеспокоена тем, что будут говорить люди, если узнают, что вы двое занялись коммерцией.

– Бедный папа. Теперь он получит нагоняй за то, что помогает нам.

– Я сделала все, что в моих силах, чтобы заверить вашу мать, что вполне допустимо титулованным джентльменам иметь деловые интересы. – Подходя к столу, Белинда огляделась. – Я вижу, что вы оба весьма заняты, но в чем смысл всего этого?

Прежде чем молодые люди успели ответить, снаружи раздался такой громкий свист, что Белинда, поморщившись, закрыла уши руками.

Работа моментально прекратилась. Рабочие положили молотки, сняли кожаные перчатки, отложили в сторону метлы. На лестнице послышался топот. Белинда невольно посмотрела направо и увидела шеренгу рабочих, спускающихся с верхних этажей. Они уважительно прикасались к своим кепкам, кивали Николасу и Сомертону и шли к выходу. Двое рабочих, стоявших у стола, последовали их примеру, и меньше чем через минуту в здании остались только Белинда и двое джентльменов. В помещении царило неловкое молчание. Сомертон переводил взгляд с Николаса на Белинду и обратно.

– Ну хорошо, – произнес он наконец, потирая руки. – Думаю, я тоже пойду. Если я хочу сегодня уехать в Кент, должен успеть на вечерний поезд, а у меня еще вещи не собраны. Ты поедешь в Хонивуд этим же поездом?

– Нет, завтра. Хочу до отъезда отдать кое-какие распоряжения десятнику, раз уж меня не будет четыре, а то и пять недель. Сколько ты собираешься пробыть в Аркадах?

– Всего две недели. До моего возвращения назначаем здесь старшим Дженкинза, так? – Николас кивнул, и Сомертон повернулся к Белинде. – Леди Федерстон.

Затем взял свой сюртук со спинки стула и ушел, оставив их с Николасом наедине. В уголках губ еще играла улыбка, когда тот поднял взгляд.

– Так приятно видеть вас, Белинда.

От этих слов откуда-то в душе стало разрастаться ощущение счастья, распирая грудь так сильно, что стало тяжело дышать. Белинде тоже хотелось сказать, что она рада его видеть, но слова застряли в горле, словно их удерживала, казалось, давно исчезнувшая девичья робость. Белинда посчитала нужным отвести взгляд, но даже рассматривая помещение, она чувствовала, что Николас по-прежнему смотрит на нее.

– Значит, – произнесла Белинда наконец, с трудом выталкивая слова, – вот чем вы занимаетесь, вместо того чтобы отвечать на мои письма.

– Я ответил на ваше письмо.

– Только на первое.

– А что, вы мне и после этого писали? – Николас рассмеялся. – Простите, на этой неделе я был так занят, что едва мог выкроить время, чтобы перекусить и поспать. А письма не просматривал.

– Но что же требует от вас столько усилий? Чем вы с Сомертоном тут заняты? Что это за место?

– Милорд?

Оба повернулись к пожилому мужчине, одетому в потертый твидовый костюм. Он только что вошел в дверь. Увидев Белинду, старик остановился и стянул с головы шапку.

– А, мистер Дженкинз, – поприветствовал его Николас, подзывая к себе. – Пожалуйста, скажите, что вы отыскали наши медные сусловарочные котлы!

– Отыскал, ваша милость. Можете поверить – все это время они находились в доках на пирсе Пимлико. Но теперь их доставят нам, как только пожелаете.

– Превосходно! – Николас обратился к свахе. – Белинда, это мистер Дженкинз, работавший пивоваром в Хонивуде целых… о, не меньше тридцати лет. Мистер Дженкинз, это леди Федерстон.

– Миледи. – Он поклонился и снова посмотрел на Николаса. – А еще я нашел для вас поставщика дубовых бочек. Они вам потребуются.

– О да, точно. – Николас засмеялся. – Я помню, вы всегда утверждали, что дуб – единственное приемлемое дерево для пивных бочек.

– Дуб и никакое другое, милорд. С вашего позволения, я отправлюсь туда прямо сейчас и взгляну на них.

– Да, конечно. Нельзя же варить пиво без бочек, верно?

– Нет, сэр. Вы поедете в Хонивуд завтра?

– Да. Если потребуется связаться со мной, телеграфируйте туда. Лорд Сомертон тоже уезжает, так что вы остаетесь за главного, пока он не вернется. Заставьте этих людей поработать, пока нас не будет, Дженкинз, – добавил Николас, подмигнув.

– Всенепременно, сэр. Уж я не дам им бездельничать только потому, что хозяина нет на месте. – Старик кивнул Белинде. – Хорошего дня, мэм, – и направился к двери.

– Он настоящий эксплуататор, – сказал Николас шепотом, пока Дженкинз шел к выходу. – Вам бы стоило посмотреть, как он и мой управляющий подгоняют рабочих во время сбора хмеля. Совершенно безжалостные, оба. Дают несчастным всего четверть часа на ленч. Я думаю… – Он замолчал, дожидаясь, пока старик выйдет, затем продолжил уже нормальным голосом: – Думаю, мне следует настоять на получасовом перерыве, раз уже теперь я за все отвечаю. Сбор хмеля – тяжелый труд.

Белинда посмотрела на него, пытаясь осмыслить все услышанное.

– Вы с Сомертоном варите пиво?

– Ну пока еще нет, – со смехом ответил Николас. – Сначала нужно получить хмель и ячмень. Но когда соберем урожай – да, будем варить пиво. Видите ли, это то, что я умею делать.

– Я даже не догадывалась, что вы разбираетесь в пивоварении.

– Ну, в Хонивуде выращивают и хмель, и ячмень и на домашней ферме всегда работала пивоварня. Хонивуд производит эль, горькое пиво и портер для всех имений Лэнсдауна, а я всю свою жизнь следил за этим процессом. И Сомертон тоже. В его имении, Аркадах, тоже растут хмель и осоложенное зерно. Да во многих поместьях в Кенте. Мы оба продавали почти весь урожай на открытой ярмарке, но цены на сельскохозяйственную продукцию настолько низки, что прибыли практически нет. Но впредь оба наши имения будут продавать весь урожай хмеля и зерна нашей собственной пивоварне. Разумеется, по справедливой цене, но основную прибыль даст пиво.

Белинда улыбнулась, одобряя возбуждение в его голосе.

– Звучит так, будто вам не терпится начать.

Николас рассмеялся.

– Ну да, меня всю жизнь завораживал процесс. Ребенком я постоянно таскался вслед за Дженкинзом, задавал вопросы, путался под ногами – в общем, изводил его, как мог.

Белинда всмотрелась в его лицо и увидела того мальчишку, что хотел изучать науки в Кембридже.

– Когда Лэнсдаун лишил меня денег, – продолжал Николас, – я изо всех сил напрягал мозги, пытаясь придумать, как заработать на жизнь. Но вот это мне даже в голову не приходило, наверное, потому что я никогда не расценивал пивоварение как бизнес. Оно всегда было просто частью имения, а не источником дохода, и до этого времени я даже не думал, что можно превратить его в выгодное дело.

– Но у вас нет начального капитала. Что, все предприятие финансирует Сомертон?

– Нет, лорд Коньерс. Он согласился купить десять процентов акций, а остальную сумму нам ссудить. Прежде чем лорд согласился, нам пришлось предоставить ему подробный план, этим мы и занимались всю последнюю неделю. Показали его всего два дня назад, и он решил рискнуть.

– Но когда… как… что подтолкнуло вас…

Белинда замолчала и покачала головой, смеясь над собственными неуклюжими попытками добиться объяснений. Она меньше всего ожидала, что Николас предпримет что-нибудь в этом роде, и теперь не знала, как к этому относиться.

– Как вы двое решили этим заняться?

– Это моя идея. Я возвращался из Хайклифа, и поезд остановился тут, прямо напротив здания. – Он замолчал и показал на открытую входную дверь, канал и железнодорожные пути за ним. – То, что поезд остановился тут – это провидение, Белинда. Провидение, указавшее мне цель в жизни.

– Даже не знаю, что и сказать, Николас. – Она, смеясь, прижала ладонь к груди. Его радостное возбуждение оказалось заразительным. – Вы привели меня в замешательство.

– Правда? Холодная, сдержанная леди Федерстон в замешательстве? Вот это подарок – так поменяться ролями.

– Поменяться ролями? Что вы имеете в виду?

– Когда я рядом с вами, у меня буквально все идет вверх ногами. Черт, да бо́льшую часть времени я даже собственное имя не могу вспомнить!

Белинда затихла, перестала смеяться, а сердце подпрыгнуло в груди.

– Не понимаю, почему, – прошептала она.

Николас протянул руку, прикоснулся к ее щеке.

– Не понимаете? – спросил он ласково.

Белинде следовало отпрянуть. Но не хотелось, хотя дверь была открыта нараспашку, и любой, кто прошел бы мимо, сразу их увидел. Белинде казалось, что она может целую вечность стоять вот так рядом с ним, и хотя знала, что должна отодвинуться, сделать этого не могла. Николас опустил руку, прежде чем она успела прийти к какому-нибудь решению.

– Если вы не понимаете, почему, – произнес он, – я вам не скажу. Я чувствую себя лучше, зная, что не вся моя душа вывернута наружу.

Николас произнес это легко и беспечно, но Белинда знала, что он просто скрывает свои истинные чувства. Она никогда не понимала, где правда – с кем угодно, только не с ним. Ей хотелось увидеть его душу и понять, что в ней таится, но Белинда не могла произнести этого вслух. Только не после того, что уже успела ему наговорить.

– Вы видели надпись снаружи? – спросил вдруг Николас.

Она моргнула, слишком уж резко он сменил тему.

– Что? – Белинда потрясла головой, чувствуя, что сейчас маркиз перевернул ее мир вверх ногами. – Надпись? Какую надпись?

– Я рад, что вы ее не заметили. Это значит, что я смогу показать ее вам сам. – Николас схватил ее за руку и потянул к распахнутой двери. – Идемте.

Белинда позволила вывести себя на улицу. Там, на тротуаре, Николас положил ладони ей на плечи и развернул кругом.

– Смотрите, – сказал он, показывая на белый символ и слово, начертанные на кирпичах.

– «Лилифилд», – прочитала Белинда и засмеялась, посмотрев на него. – Полевая лилия?