— Что за дурацкие вопросы? — удивилась я деланно. — Конечно! Вот каникулы будут, и увидитесь.

Примерно на полпути из лагеря к дому, на телефон пришли сразу три смски. Остановившись на обочине и выпустив мальчиков, нывших, что им надо в туалет, открыла сообщения.

Первое было от Женьки: «Я дома, что за спешка?»

Второе от Пети: «Спасибо за печенье и конфеты!»

И третье от Кузи: «После ужина встречаемся в коридоре и постарайся не шуметь!»

Меня пробило на хи-хи. Что за конспирация опять? Ну что за человек такой?! Я же сказала, что оплачу ему отпуск на Тае! Нет, он продолжает и с таким упорством! Ладно, вот придёт с работы, и мы с ним разберёмся.

Если, конечно, Кузя даст мне время и возможность разобраться.

С него станется связать меня и утащить куда-нибудь на место следующего разврата!

Но что же это за место?

Глава 26. Темнота - друг молодёжи

23 августа, пятница

Женька выглядела, как один из трёх медведей — злая и бурчащая. Первым вопросом, который она мне задала, был классический:

— Кто спал на моей кровати?

— Кто ел из твоей миски? — фыркнула я.

— Я серьёзно! Блин, то Галка-корова, то твой любовник, да?

— Не угадала.

Я кивнула на коридор. Женька выглянула и растерянно спросила:

— Это то, о чём я думаю?

— Я что, телепат? О чём ты думаешь?

— Это папины сыновья. Чего только двое? Где третий?

— Папа исчез. По ходу, слился, но точно мы пока не знаем. Мальчики пока поживут у нас.

Женька смерила меня недоверчивым взглядом, потом в глазах её блеснуло ехидство, и сестра огляделась:

— А где собаки, кошки? Где блохастые подобранцы? Не могла же ты начать сразу с крупного, надо было потренироваться на мелком!

— Евгения!

— Что Евгения?

— Никогда не думала, что ты… такая…

— Какая такая, — пробормотала Женька, смешавшись. Видно, поняла, что перебор вышел.

А я вынула из шкафа стопку чистого постельного белья и сунула ей:

— Перестилай. Мальчики будут спать в моей кровати. А я на диване.

— Да ладно, что я, зверь, что ли, — буркнула сестра, укладывая бельё обратно в шкаф. — Куда ты своего красавчика уложишь на диван? Он же его сломает.

— Какого ещё красавчика? — я резко повернулась и подозрительно глянула на сестру. — Кузю, что ли?

— Ага. Ненаглядного Кузеньку.

— Который, между прочим, помог, когда я тебя искала, который мне работу нашёл, и вообще!

— Всё, Юлька, всё! — Женька здраво оценила ситуацию и бросилась с обнимашками. Стиснула меня в объятиях так, что дыхание перехватило. Она всегда так делала, когда я сердилась… И сразу же переставала сердиться. Так и сейчас.

— Ай, иди уже, — пробурчала я довольным тоном. — Пойду ужин разогрею.

— Я привезла банку помидоров, — сообщила сестра.

— Ням, — облизнулась я.

Помидоры заценили все. На кухне стало тесно. Раньше там сидели только я и Женька, теперь прибавились Кузя с мальчишками. Поэтому решили ужинать в два приёма. Сначала Димка с Денисом умяли свои тарелки, посасывая свежезакатанные солёные помидорки, а, когда закончили и убежали смотреть мультики, сели мы втроём.

— Я так понимаю, ты меня вызвала домой, чтобы присматривать за этими двумя? — спросила сестра, когда поговорили про погоду и работу.

Я кивнула. Потом развила ответ:

— Пока не пойдут в садик-школу, а то мне работать надо. Неудобно людей подставлять.

— О, Второй сегодня с тоской вспоминал о тебе! — отозвался Кузя. — Я думал, он заплачет!

— Во! Из-за меня хороший человек печалится, — фыркнула я от смеха, представив несчастного юриста Андрея.

— Ну правильно, а нянчиться мне, — возмутилась сестра.

— Ой всё. Обед приготовить сможешь, проследишь, чтобы не разбили ничего, вот и всё.

— Я ж и говорю — нянчиться, — буркнула она.

Я промолчала. Женька язва, но добрая. Она привяжется к пацанам. Но, конечно, было бы лучше, если бы нашлась их мать. Или отец.

Отправив сестру налаживать контакт третьей степени, я помыла посуду, убралась на кухне и услышала из коридора тихий шёпот:

— Пс-с-ст! Дамочка, у вас сигаретки не будет?

— Кузя! Я не курю, — фыркнула от смеха, оборачиваясь. — Да и ты тоже!

Друг делал мне таинственные знаки, прижавшись спиной к стене, поглядывая на дверь в зал, загадочно подмигивал и кивал куда-то в сторону входной двери.

— Боже, что за секретность? — удивилась я и вспомнила смску. Ага, встреча в коридоре и не шуметь. Ладно, дорогой, как скажешь.

Я покладисто сняла передник и последовала за Кузей. Он совершенно бесшумно отворил входную дверь и выскользнул на лестничную площадку. Я постаралась повторить его ниндзевские движения, чуть было не обрушила вешалку с верхней одеждой и зацепилась тапком за коврик. Но Кузя вовремя меня поймал, поэтому можно было считать, что мы испарились из квартиры, никем не замеченные.

— А что теперь? — шёпотом спросила я уже на лестнице, прислушиваясь к гулу лифта.

— Следуй за мной, — Кузя взял меня за руку и потянул наверх. Отлично. Опять подъезд? Начинаем повторяться?

— Кузьмин, это нечестно, — тихо сказала ему. — Мирусь не засчитает.

— А куда он денется, во-первых. И ты загрузила его работой, это во-вторых. Так что не жужжи и тише, тише!

Ну тише так тише.

Надо уже научиться доверять Кузе. Пока он ни разу меня не подвёл и не поставил в опасную ситуацию.

Так я думала ровно до того момента, как мы поднялись на последний этаж. Думала, там и остановимся. Думала, сделаем это прямо под дверью, благо глазков не было. Но нет. Мой любимый экстремальщик потащил меня дальше, то есть, выше. На чердак!

На чердаке нашего дома я была всего лишь один раз. Когда мне было что-то вроде пятнадцати лет. С Наталкой мы там пробовали курить. Обе решили, что сигареты говно, и больше не ныкались по чердакам. Видимо, сегодня пришло время повторить экспириенс.

Узенькая лестница вела под самый потолок, и Кузя, держа меня одной рукой, второй открыл люк:

— Велкам, мисс, не стесняйся, проходи, будь как дома.

— Но не забывай, что ты в гостях, — продолжила я любимой фразой покойного деда и вскрикнула, шуганувшись назад: — Блин, кто там?!

— Где? А, там… Не бойся, — заржал Кузя. — Это манекены!

— Какого чёрта тут делают манекены? — пробурчала я, разглядывая белые статуи в одежде из папье-маше. Некоторые были без голов. Но самые страшные — с головами и белыми пустыми глазами. Мне стало не по себе, и даже Кузин поцелуй не спас ситуацию.

Хотя друг старался вовсю. Ласкал меня под кофточкой, сжимая груди в ладонях, теребя пальцами соски, а потом и вовсе задрал одежду, приник к соску губами, одновременно расстёгивая джинсы. Я старалась отдаться процессу с головой и остальными потрохами, но манекены смотрели. И я косилась на них. Они на меня, я на них…

— Кузя…

— Что, — отозвался он, тяжело дыша, пока его пальцы ритмично входили и выходили в любимое отверстие моего тела.

— Они смотрят…

— Пусть смотрят, тебе что — жалко?

— Балда! — я шлёпнула Кузю по макушке, и он обиделся, развернул меня спиной к себе и нагнул:

— Ты наказана, Глинская! Смотри теперь на них!

— Эй!

Вместо пальцев в меня ворвался уже член, причиняя сладкое удовольствие, распаляя робкий огонек страсти и желания снова вжаться бёдрами в Кузины бёдра и выпить его до конца, до самой последней капельки…

— Кузя… Я их боюсь… — задыхаясь от наслаждения и нахлынувшего страха перед страшными белёсыми лицами, простонала я. — А вдруг они и правда смотрят?

— О-о-о-о! Глинская!

Он посильнее ухватил меня за талию, словно возбудился от этой мысли, и я тоже вскрикнула:

— Кузьмин! Что?

— Не мигай и не отворачивайся, — бросил он сдавленным голосом, обнимая меня крепче, вколачиваясь глубже и стремительней.

А я растопырила глаза, пялясь на всех манекенов сразу, чтобы не дай бог не пропустить малейшее шевеление. И заорала:

— Он двинулся! А-а-а-а!

— О-о-о-о! — вторил мне Кузя.

— Ы-ы-ы-ы!

Восхитительный оргазм, слепленный из возбуждения и адреналинового выброса, накрыл меня с головой, заставив влагалище сжиматься в ритме пульса, и Кузя не выдержал, хрипло зарычал, кончая…

Выжатые, как две губки, мы некоторое время так и стояли обнявшись, пока его член не выскользнул из меня. Ощутив противную пустоту внутри, я сказала вредным голосом:

— Если ты ещё раз… Ещё один маленький разочек заставишь меня заниматься эксгибиционизмом…

— То что будет?

— Будет мясо, Кузьмин!

— Они милые, эти манекены! Стоят, смотрят, не критикуют!

— Ах-ах, главное — не критикуют!

— Тебе есть что добавить? Что-то не устроило мисс?

— Нет-нет, всё было прекрасно, паутина на балках, мусор и шуршание крыс — это так романтично!

— Нет тут никаких крыс, — неуверенно ответил Кузя.

— Значит, это голуби.

— Голуби — милые птички! Ты когда-нибудь видела голубят?

— Не видела. И не милые. Это летучие крысы, между прочим…

— Да пофиг!

Он развернул меня лицом к себе, вгляделся в глаза, сказал:

— Глинская, ты чувствуешь то же, что и я?

— Зависит, — шёпотом ответила, любуясь отблесками фонарного света, проникающего через маленькое окошко в крыше.

— Значит, не чувствуешь…

— Ты скажи, что именно…

— Не скажу.

— Отож. Догадайся, мол, сама…

— Да.

— Мне хорошо с тобой. Даже если на нас пялятся манекены.

— Это почти оно, — весело и громко сказал Кузя, спугнув тишину. — Пошли, твои уже, небось, хватились.