И ушёл с собакой подмышкой.

А я, спрятав усмешку, пошла осваивать кофейную станцию.

Глава 20. На последнем сеансе

20 августа, вторник

Когда я разобралась с почтой, напечатала два приказа и одно письмо, две с половиной сотни раз перенаправила телефонные звонки по внутренним номерам и сварила двадцать пять различных чашек кофе, из-за спины раздалось весёлое:

— Глинская, да ты освоилась, я смотрю!

— Кузя, я тебя убью, — автоматически ответила, снимая телефонную трубку. — Компания «Нью Лайн», Юлия, чем могу вам помочь?

— Ой, здрасьте, а где Ниночка? — растерянно спросил женский голос.

— Ниночка в декрете, я вместо неё, слушаю вас.

— А, ну хорошо… Соедините меня с главным бухгалтером, пожалуйста.

— Соединяю, — я сверилась с бумажкой и потыкала в кнопки. Положив трубку, обернулась к Кузе. Он сиял, как новый рубль. Улыбка до ушей отчего-то умилила меня, и я сменила гнев на милость:

— Ладно, не убью. Пришёл посмотреть, как я тут… — оглядев розовое рабочее место, нашла подходящие слова: — упахиваюсь?

— Не-а! Я пришёл забрать тебя с работы и отвезти на то место, которое ты приготовила для нашего марафона.

— А сколько времени? — спохватилась я, вытащив смартфон из сумки. — Что? Пять минут шестого? Уже? Я думала — часа три, не больше…

— Всё с тобой ясно, Глинская. Ты заработалась.

Он скорбно покачал головой, но глаза смеялись. Вот жук! Он доволен, как слон! Нет, всё-таки жук. А, пофиг. Марафон, вот что важно, а я не подготовилась… Плохо, Глинская, плохо. Садись, два.

— Кузя, а я это… Я тут работала, работала… И ничего не придумала.

Повинилась, стало легче, а потом меня поцеловали прямо у выхода, на глазах всех сотрудников. Даже Ритка заревновала, запрыгала вокруг, но Кузя помахал пальцем перед собачьим носом:

— Не сегодня, девушка! Люди, всем пока. Мы едем отдыхать!

Смешки проводили нас на лестницу, и я укорила Кузю:

— Ты всё-таки мог бы и не афишировать.

— Ц-ц-ц, мне надо было застолбить тебя от покушений на твою честь всяких холостых и разведённых. Не спорь, я лучше их знаю. Уже завтра начались бы букетики, конфетки, шоколадки…

— Кузя, ты гонишь, — рассмеялась я. — Да кому я нужна!

— Кто внушил тебе такую богомерзкую мысль, женщина? — изумился друг. — Во-первых, ты нужна мне. Во-вторых… Нет, во-первых уже достаточно! Так куда мы идём?

— Я не знаю, — пожала плечами. — У меня правда не было времени!

— Думай, пока мы ищем, где ты припарковала машину.

Мы спустились на улицу, и Кузя обнял меня за плечи. Никогда не любила так ходить — мне всё время казалось, что только подросткам можно слоняться в обнимку. Но с Кузей… С ним всё по-другому. С ним всё как само собой разумеющееся. С ним можно даже целоваться под дождём прямо на улице и не думать о том, что люди смотрят. Пусть смотрят…

Я остановилась, и Кузя тоже, обернулся ко мне. А я его поцеловала — на улице, под дождём, между людьми и на цыпочках.

И снова время остановилось.

И снова я растворилась в мужчине, который обнимал меня.

И снова я забыла спросить себя, что же будет с нами дальше.

Но пазл сложился сам. Почти без моей помощи. Я лишь озвучила мысль, которая показалась мне самой логичной и самой верной в сложившейся ситуации.

— Пошли в кино?

— А пошли! — отозвался Кузя с воодушевлением. — В какое?

— А которое поблизости, — неуверенно отозвалась я. — Какое тут есть кино?

— Гугл тебе в помощь, дитя моё, — был мне ответ.

Гугл помог чуть больше, чем нифига. Неподалёку оказался слегка реставрированный кинотеатр под прелестным названием «Художественный», и мы решили не мудрствовать лукаво, а пойти и купить билеты. На месте осмотримся и решим — надо нам это или не надо. Я очень сильно надеялась, что на сеансе в начале вечера во вторник не окажется слишком много народа. И мои ожидания оправдались.

Когда мы добежали до входа под проливным дождём, который решил начаться именно сегодня и сейчас, нам очень охотно продали билеты, удивились, что не нужен попкорн, и велели идти через боковой вход, чтобы не мешать тем двум ценителям, которые уже наслаждались новомодным блокбастером. Правда, наслаждались они в третьем ряду, а мы взяли билеты на балкон. Пробираясь туда первым, Кузя шепнул мне:

— Придётся максимально сдерживать эмоции… Звук не слишком громкий. Пока.

— Я могу молчать, как рыба об лёд! — почти обиделась я. А он фыркнул:

— Проверим! Если нас выведут, ты знаешь, кто будет виноват!

— Ой, лучше не надо, — сразу испугалась я и затормозила. Но Кузя прижал меня к стене у тяжёлой бордовой портьеры, оглянулся на экран, а потом просто-напросто толкнул в простенок. Плотная материя скрыла нас ото всех и вся, в том числе и от возможных камер, а мои губы накрыл жадный рот. С восторженной паникой я отдалась на волю партнёра, а где-то в душе то и дело замирало, когда я думала, что слышу шаги в зале или голоса рядом с нами.

Конечно, это было весьма круто: знать, что мы не одни, что в любой момент по шевелению портьеры нас могут вычислить и с позором выгнать из кино… А Кузя не давал расслабиться. Он словно хотел снова пройти всю обязательную и произвольную программу. Обстоятельно и неспешно…

Юбка задрана к бёдрам, трусики на полу, язык на клиторе…

Райское наслаждение, Баунти!

Электрический скат в животе бьёт хвостом, увлекая меня в пучину вожделения и почти бессознательного состояния. Я не оседаю на пол только потому, что Кузя держит меня за бёдра, как утопающий за соломинку.

Он входит в меня, не дав опомниться, прижимая всем телом к холодной стене, и контраст между ней и горячим членом внутри бодрит, приводит в чувство, заставляет двигаться навстречу с яростью, порождённой жаждой оргазма. Смогу ли я здесь? Какая разница! Главное — это ощущение вседозволенности, которое охватывает нас обоих, это щедро впрыснутый в кровь адреналин, это руки и губы, которые, кажется, уже не могут друг без друга…

А на экране что-то взрывалось, билось, ломалось, кто-то орал, кто-то дрался… И в этот самый момент я тоже взорвалась, когда ощутила, как Кузя входит в последнем усилии — далеко, больно, сладко, горячо… И застонала в голос, не боясь уже ничего, а если бы не застонала — умерла бы на месте от сдерживаемых эмоций.

Услышала смех:

— Я же говорил!

— Что? — спросила слабым голосом.

— Ты не можешь молча!

— Пофиг…

— Правда твоя, Глинская… Погодь, я видос запишу. Фильм будем смотреть?

— Какой фильм, Кузя? Ты совсем уже? Мы поедем ко мне, не обсуждается!

— Юльк…

Он прижался лицом к моей шее, выдохнул горячо:

— Мы же договорились…

— Да плевать, честное слово! Я хочу спать рядом с тобой! Хочу разбудить тебя и получить ещё порцию! Мы же взрослые люди, мы не собираемся жениться, так ведь?

— Так, — усмехнулся он.

— Ну и в баню условности. Я тебя знаю, ты меня знаешь, всё хорошо, правда же?

— Правда.

— Ты же надеваешь презик?

— А як жеж, — он потряс у меня перед носом снятым и завязанным в узелок резиновым изделием номер два. Я успокоенно выдохнула:

— Вот и хорошо.

— Ненасытная девчонка, — пробормотал Кузя, включая камеру. Я дёрнулась подобрать трусы с ноги, но он успел первым, отобрал их и сунул себе в карман: — Фигушки, так лучше!

— Развра-а-атник! — удивлённо протянула я, натягивая юбку на бёдра. Кузя вытянул руку с телефоном за портьеру, показывая рефери, где мы находимся, а потом снова втянул её и сказал экрану:

— Короче, чтобы не быть застуканными, я отрубаюсь, спасибо за внимание, до следующих встреч.

И потянул меня наружу:

— Пошли, блудница, я голодный. У тебя дома есть что поесть?

— Найдётся уж как-нибудь, — с замирающим от предвкушения сердцем проворчала я. — Правда, теперь опять бежать до парковки…

— Впервые, что ли? Не сахарные, не растаем!

Мы не растаяли. Более того — мы благополучно выбрались из киношки, добежали до моей машины, доехали до дома и, держась за руки, вошли в мою пустую квартиру. Муха удивлённо мяукнула, когда, заперев дверь, я начала раздеваться прямо в коридоре. Кузе пришлось пережить процедуру вынужденного стриптиза, когда я тянула его в комнату, одновременно стаскивая с его плеч свитер. Но всё неприятное всегда заканчивается, а после него начинается только хорошее, весёлое и приятное.

Как поцелуи.

Как минет.

Как долгие прелюдии.

Как обжигающий оргазм.

Как вкусный ужин.

Как сон обнявшись…

Глава 21. День варенья

21 августа, среда

Когда я проснулась утром, мне показалось, что я снова в детстве. Просто на момент ощутила такое воодушевление и умиление! Мне пять, мама готовит завтрак на кухне, и я чувствую запах яичницы-глазуньи с зелёным луком и помидорками… Сама она пьёт кофе, горький и невкусный. Кофе тоже пахнет… Это жаркий, солнечный, летний запах…

Рядом никого не было. Нет, вру. Рядом, на подушке, где спал Кузя, теперь развалилась Муха. Небось, она его и выжила, разбудив, трогая лапкой, мяукая… Коза, а не кошка.

Я встала, накинула на плечи халатик и пошла на запах.

Кузя готовил.

Боже, как это сексуально — мужчина в женском переднике с лопаточкой в руке перед плитой! Даже если яичница сейчас сгорит, пофиг! Я изнасилую его прямо на кухонном столе! Или на подоконнике — да-да, и окно открою, чтобы все соседи нас видели и слышали!

И аж покраснела, как красна девица, при такой крамольной мысли. Чему этот Кузя меня учит только, скажите пожалуйста? Разврату, содому и гоморре!

Главный развратитель моих вечеров обернулся от плиты и улыбнулся: