Ирина Муравская - Пари на красавицу

Воронцов сердито отвешивает мне щелбан. Отблагодарить его в ответ подзатыльником не получается. Уворачивается, зараза.

— Давай помоем тебе рот с мылом? — предлагает Глеб.

Совсем оборзел.

— Себе кое что другое помой. Полунивера поимел, а теперь хочешь сопливой романтики? Тем более от этой фифы. Да она тебя на три метра не пустит и дихлофосом на всякий случай вокруг обшикается. И правильно сделает.

— Да не упёрлась мне ни в одно место твоя романтика, — ух, сколько недовольства. Как будто его обидела сама мысль, что я допустила эту самую мысль, что ему кто-то может реально понравиться. — Я поспорил на твою Мисс Недотрогу. Последний год, как не воспользоваться возможностью совместить приятное с полезным? Ну так что, ты в деле?

Спор? В натуре? Не гонит? Ещё и так прямо заявляет мне. Ну конечно, знает же, что я из принципа и не подумаю Леру об этом предупреждать. Но неужели он реально думает, что я соглашусь? Да от этой дебильной авантюры разит гнильем за километр. Мы с ней на ножках, не спорю, но не до такой же степени, чтоб подкладывать её под мужиков…

— Ты больной озабоченный полудурок, — оглашаю я официально закреплённый с этой минуты за Воронцовым статус, отмахиваюсь и ухожу. Пусть ковыряется в этой луже сам. Без меня.

Так я думала, пока не вернулась вечером с рампы (прим. авт.: в данном случае речь идёт не о предмете для тренировок со скейтом, а о скейт-площадке в целом) и не обнаружила ванную, забрызганную въедливыми разводами от краски.

В раковине валяется использованный тюбик, грязная щеточка и вскрытая упаковка. Концентрированная вонь аммиака режет глаза, хоть противогаз надевай. Эта дура даже не догадалась оставить открытой дверь, чтоб проветрить.

— Твою-ю-ю ж… — вляпываясь пальцем в невысохшее тёмное пятно шиплю я, вылетая из ванной и врываясь без стука в обитель сводной сестры. К сожалению, мы даже спальни делим по соседству на первом этаже частного дома, куда я переехала с мамой после её официальной свадьбы с Андреем. Просто Андреем. Ну не папой же мне его звать. — Что за сральник ты устроила???

— Отстань, — лишь меланхолично отмахивается Лера. И не смотрит в мою сторону. Сидит за туалетным столиком и намазывает на лицо какую-то дрянь болотного цвета. Ну натурально кикимора. Ей от собственного отражения не противно?

За собой эта низкокалорийная красотка ухаживала с замашками королевы, имея забитые до отказа полочки со всяческими кремами, скрабами, мазями и лосьонами. Всегда с иголочки, без единого прыщика. Зато бело-розовая комната, филиал дурдома для Барби, похож на свалку. Буквально.

— Отстань??? — шикаю я из вредности вытирая испачканный палец об её стену. — Я за тобой эту помойку убирать не буду! Иди и сама отмывай раковину!!!

— Не могу. У меня маникюр.

— Щас я его плоскогубцами у тебя вырву, всё равно не настоящие. Иди, сказала, убирай! Пока окончательно всё не засохло.

— Тебе надо, ты и убирай, — проверяя влажные каштановые пряди на прокрашенность равнодушно дёргает плечом Лера, от чего шёлковый халатик с леопардовыми пятнами кокетливо сползает вниз.

— Как можно быть такой свинотой?

На меня соизволяют, наконец, обратить внимание. Причем одаривают его, как с барского плеча шубейку сбрасывают нищеброду.

— Ну тобой же как-то можно. Ни кожи, ни рожи. За собой не ухаживаешь, ходишь черти в чём. Из друзей: латентный гей, и дура с ульем на башке.

А вот это перебор. Друзей трогать плохая затея.

— Язык откуси и прожуй вместо ужина, дебилка силиконовая.

Тут, конечно, слегка завираюсь. В Лерке не было ничего силиконового. Наверное. Хотя кто его знает. Я её голой не видела. И не планирую. Иначе потом придётся глаза себе выколоть.

— Ты просто мне завидуешь!

— Чему? Свистящему воздуху в дырочках от твоих сожженных волос?

— Моей популярности.

Серьёзно? Она это серьёзно? Боже. И как у Андрея, адекватного и нормального, могла родиться такая дура? Наверняка пошла вся в мамашу, что сбежала от них к какому-то малолетнему сопляку-альфонсу.

— Если ты правда думаешь, что это то, чем стоит гордиться, мне тебя жаль.

— Жалей себя. Это ты так и останешься никому не нужной.

Ну всё, достала. Хватаю со стеллажа с мягкими игрушками и книгами по, ёпт твою мать, психологии, стакан с недопитым смузи. Лера никогда не относит посуду сразу обратно на кухню. Та может неделями копиться, а полки на кухне пустовать. Зато найти в её шкафу грязную тарелку с приклеившейся ко дну вилкой — плёвое дело.

Дом оглашает дикий истеричный крик, на который сбегается мама, Андрей и Вовчик, мой родной восьмилетний брат. Ещё одно бонусное очко отчиму — не каждый мужик согласится на женщину с таким прицепом.

— Что слу… — Андрей замолкает и начинает ржать при виде дочери, с лица которой вместе с маской стекала красная жижа. Да там всё теперь ею украшено. — М-м-м… ну понятно.

— Придурошная!! Что ты наделала??? — визжит Лера, дрыгая всеми конечностями. Её так колбасит, словно я на неё дождевых червей высыпала.

Торжественно ставлю опустевший стакан перед сестрой. Сестрой, чтоб тебя.

— Это называется контратака. А теперь, когда пойдешь смываться, будь любезна, отмой заодно и ванную.

Молча ухожу в соседнюю комнату, минуя тяжело вздыхающую маму, уставшую от наших вечны перепалок, и закрываю за собой дверь. За стеной продолжают истерить, но мне уже пофиг. Сама нарвалась. И так каждый день. Не ванная, так что-нибудь другое загадит. Никогда за собой ничего не уберёт.

По дому эта краля делать из принципа ничего не хочет: царице не пристало, видите ли, с веником прыгать. С готовкой не помогает, только сжирает всё, а потом орёт, что потолстела и требует у папани денег на фитнес. В магазин за майонезом и то не сходит, всегда найдёт отговорку: магнитные бури, педикюр, религия не позволяет. Вся помощь маме ложится на меня, словно мы тут слуги. Нет, эту стерву давно пора спустить с небес на землю.

Именно поэтому на следующий день вылавливаю в холле Воронцова.

— Я в деле.

— Прошу уточнить.

Прикалывается?

— Твоё пари ещё в силе?

— Конечно.

— Ну вот. Я в деле. Размажем эту заразу.

Глаза напротив загораются азартом.

— Отлично. С чего начнём?

Эй, я что, типа мозг намечающейся операции? Когда это меня успели из ранга пассивной сообщницы повысить до генерала?

— Как минимум, для начала стоит узнать слабые места противника. А для этого для необходимо пробраться в логово врага.

— Логово?

Во ту-у-у-упой.

— В её комнату, балда! Помнится, сестрёнка ведёт дневник. С него и начнём. Она сегодня на своей йоге зависает, так что до семи не вернётся точно. Родаки тоже приедут поздно, у мелкого дополнительные. Так что чтобы в шесть был как штык.

— А чё не раньше?

— Потому что у меня есть и своя личная жизнь… А, и это… Захвати антисептик и резиновые перчатки.

Глеб

Озабоченно присвистываю. Сложно удержаться.

— Теперь понятно, зачем резиновые перчатки. А я думал, типа, чтобы отпечатки не оставлять.

— Ну да, — хихикает Мальвина. — Лерка же у нас великий сыщик. Первым делом с порошочком по комнате бегать будет, искать, кто посмел сожрать её диетические крекеры, забытые под подушкой ещё в прошлом году.

Шкала моей озабоченности продолжает расти.

— Ты сейчас пошутила? Или на реале?

— Не знаю. Я к ней под подушки не заглядывала. Я, знаешь ли, брезгливая. Да и вообще — помойки не мой конёк.

— Хм… что-то меня уже не так прельщает идея её завалить.

Меня ехидно сверлят саркастичные синие омуты. Вот прям синие-синие. Я такого цвета яркого раньше и не видел. Обычно они в голубизну или в серый уходят, а тут моментальные ассоциации с океаном возникают. Интересно, это свои такие или линзы?

— Что такое? Эрекция подводит? — хмыкает Праша. — Ну ничего. Бахнешь таблеточку и всё будет в ажуре.

Язва.

— Ты за мою эрекцию не переживай. С ней всё отлично. Но если не веришь, можешь проверить.

— Лучше руку себе откушу.

— Правую или левую?

— Обе! Хорош лясы точить. Эта грязнуля скоро вернётся. Ищи под матрасом, я посмотрю в столе. К шкафу не лезь. Нарнии там не найдёшь, а вот заикой станешь.

— Так, мне чур туда, где бельишко!

— Да кто бы сомневался, — прилетает мне такое презрительное, что становится даже обидно. Уже и пошутить нельзя. Я ж не фетишист.

Начинаем поиски. Мда, грязнуля — это ещё мягко сказано. Кто мог подумать, что такая красотка может оказаться подобной… неряхой. Из шмоток громоздятся бастионы, на горизонтальных поверхностях завалы. На полках слой пыли. На туалетном столике хаос: всякие баночки-скляночки перемешаны с использованными ватными дисками и ватными палочками. На подоконнике печально вздыхает сгнивший кактус. Зачах от перелива или офигев от происходящего?

— Слушай… — озадаченно кашляю. — А она часто душ принимает?

— Не бойся. Из ванной не вылезает, — отмахивается Покровская, ловко роясь в выдвижных ящичках письменного стола. Очень ловко, так что потом всё умудряется оставаться на своих местах. Прям талант. — И каждый день по сто раз переодевается, один её хлам потом стирается в десять заходов. Это тот самый уникальный вид людей, что голову моют три раза в день, зато живут в хлеву.

— А так можно?

— Оказалось, можно. Сама в шоке. И я с этим живу, прикинь? Кажись нашла, — ну да, похоже на правду. Мягкая обложка в стразах, закладка в виде пушистой кисточки — на тетрадь по тригонометрии не похоже.

Усаживаемся на не заправленную постель с уехавшей простыней, словно ночью тут свершались эротические игрища.