***

Когда свет включается, в ресторане начинается действие. Синхронный подъем. У нашего стола основная связка, мы центр выстроенного танца. Две пары, мой напарник Вольт. Когда через несколько движений я оказываюсь с Ниной на столе и откидываюсь назад в свободном падении, он без труда ловит меня. Пышные лёгкие юбки красиво взлетают в такт движениям. Под ними спортивные шорты, так что никакой непотребщины.

В несколько движений и пару поддержек оказываемся на свободном участке зала, где уже ничего не мешает. Всё это время в каждом углу творится своё представление: ребята отжигают, как никогда. Что делает Валёк — это просто бомба. Виртуоз в своём деле. Со стороны кажется, словно в его теле нет костей, настолько он пластичный.

Постепенно паутинка, накрывшая офигевший народ, начинает стягиваться. Сегодня времени на номер отводится меньше, чем в парке — в любой момент кто-то из мажориков может взбухнуть и всё испортить. А на второй дубль шанса нам уже никто не подарит. Охрану тоже подкупили временно затупить и сделать себе кофейку, но если на администратора начнут катить бочки…

Индивидуальные выходы красиво перетекают в групповой слаженный финал. Конец обрывается ломанным падением. Шляпа Ильи к тому моменту оказывается на мне. Музыка замолкает, и мы оживаем, выходя из забавных поз, в которых застыли. И быстро делаем ноги, вихрем пролетая мимо посетителей. Всего мгновение вижу Глеба — сидит рядом со своей куклой, смотрит на меня и улыбается.

Проношусь мимо его стола, на ходу набрасывая шляпку на макушку рассерженного мужика с дурацкой бородкой, которого, судя по виду, вот-вот накроет сердечный приступ от такой наглости. Не жду нелицеприятных высказываний вслед и, хихикая, выскальзываю из зала. Шалость удалась.

Встречаемся с ребятами в установленном месте: на залитой тёплым предзакатным солнцем набережной. Она расположилась недалеко, метрах в пятидесяти от ресторана. От воды дует прохладный ветер, морозя голые плечи. О сменной одежде мы подумали, всё лежит в припаркованной машине Вольта, но до неё ещё надо дойти. Мы же ждём Олю и Гришу: одной нужно время, чтобы собрать аппаратуру, другому камеры. Он у нас технарь, потом смонтирует шикарный видос из всего, что мы там наплясали.

Все довольные. Даже счастливые. Я так точно. Во мне бурлит какой-то непередаваемый спектр эмоций. Буря, цунами, торнадо. Настоящее землетрясение. Меня всю колотит, но знаю, что это от восторга. От зашкаливающего адреналина, от… от всего на свете: по отдельности и врозь. Вот сейчас не жалею ни капли о том, что согласилась принять участие в этом беспределе, хотя ещё утром на нервах подумывала слиться, претворившись ветошью.

Ребята что-то говорят, обнимают меня, поддерживают, говорят, что я молодец, что я такая вся умница-умница, прям куда б деваться… Слышу их и не слышу. Вижу и не вижу. Слишком в себе. Просто скачу на радостях, подражая грациозным горным козочкам. С широченной улыбкой и пылающими щеками.

В очередном прыжке оборачиваюсь на пятках и едва не врезаюсь в Глеба, выросшего вдруг рядом. Он что тут делает? У него же там какая-то капец какая важная встреча, от которой не отделаться и с которой не сбежать. Сам говорил.

— Почему ты здесь? У тебя же… — закончить предложение не получается. Воронцов обнимает моё лицо ладонями и молча целует…

Глава 11. Парк аттракционов


Вместо того, чтобы оборваться, поцелуй, наоборот, затягивается. Такой мягкий. Но напористый. Безумно нежный. А ещё властный. Всё разом сочетается поразительно гармонично, щекоча рецепторы и прося добавки. Как соль с карамелью. Я дурею от этого.

Дурею от вкуса.

От ласковых касаний.

От его запаха.

От навалившейся слабости.

От меня требуют ответа. Грубо пробиваются сквозь неплотно сжатые губы. Грубо и горячо, выжигая следы там, куда этому поцелую добираться категорически не положено — в центр грудной клетки. Туда, где замерло сердце. Только что бесновалось, как сумасшедшее, теперь же словно не бьётся вовсе. В последнее время, когда Глеб рядом, когда он слишком рядом, оно постоянно так сбоит. Долбанная магия вне Хогвартса.

Меня накрывает. Тепло уже разливается по телу электрическим импульсом. В животе назревает тугой ком. Я почти сдалась. Практически отвечаю. Во всяком случае не сопротивляюсь… но ведь это неправильно. Так нельзя. На нас смотрят. Да и вообще, мы с ним это уже проходили…

Вскидываю руку, создавая между нами преграду. Никогда не думала, что для этого мне придётся приложить сто-о-олько усилий.

— Эй, ковбой. Притормози, пока конечности целы, — пытаюсь выглядеть равнодушной, да вот только дрожь в коленках капец как подводит. Надеюсь, кроме меня её никто не видит. — Я просила так не делать.

Вместо ответа… мою ладонь целуют. Целуют, блин.

— Ты меня слышал? — мычит. — Бурёнка, моя твою не понимать. Изъясняйся чётче.

Опять мычит.

— Да как он ответит, если ты ему рот зажала? — хихикает Нина.

А, да. Точно. Правда зажала. Ослабляю хватку.

— Ну так? Что скажешь в своё оправдание? — уворачиваюсь, потому что ко мне опять лезут с очевидным намерением продолжить целоваться. — Ты устриц пережрал? Перевозбудился? Остынь. Или полетишь купаться в речку.

— Давай уйдём? — просит он негромко, но все всё равно слышат. Ещё б не слышали. Специально локаторы настроили. Мне от этого не по себе. Я в отношениях, они это знают, а тут такая Санта-Барбара…

— Куда?

— Куда угодно. Туда, где можем побыть вдвоём.

Ох, меня эта идея пугает уже на этапе предложения. Вот только пугает не потому что я боюсь остаться с ним наедине… а потому что хочу согласиться.

— Вдвоём? Сейчас? Когда ты в таком состоянии, а я в таком виде? И где потом искать моё истерзанное бренное тело?

Кривится. Вижу, как пульсирует желвак на скуле. Ожидаю какой-нибудь дерзкий ответ, но получаю вместо этого тихое и поражающе спокойное:

— Давай уйдём. Пожалуйста.

Пожалуйста. Глеб Воронцов говорит "пожалуйста". Не "раздевайся". Не "хочу". Не "мне надо". Пожалуйста?

— А как же твой семейный ужин?

— Нахрен ужин.

Нахрен ужин. Меня бросает в жар. И это несмотря на порывистый ветер, дующий от воды.

— Не думаю, что… — не договариваю, потому что мне протягивают руку. Вопросительно? Просяще? Приглашающе? Зависит от того, как хочется думать.

— Синь-синь. Сама потом пожалеешь, — слышу не особо довольный голос Вольта за спиной.

— А ты заткнись и не лезь, — раздражённо скалится Глеб.

Зря, очень зря.

— Чего сказал? А ну повтори…

— Мальчики, мальчики! — пока два задиристых петуха не решили устроить для всех желающих бесплатные бои, поспешно хватаю Воронцова под локоть и увожу его в сторону, извиняюще кивнув ребятам. Правда почти сразу возвращаюсь обратно с моськой шкоды. За телефоном.

— Нам тебя ждать? — спрашивает Оля, когда я прошу её взять на передержку сумку с аппаратурой. Не таскать же на себе.

Знаю, что ребята планировали поехать к кому-нибудь на квартиру, отметить удачное выступление и посмотреть нарезку видео.

— Не надо. Если что, я потом подъеду, — отрицательно качаю головой. Я понятия не имею насколько затянется моя прогулка.

Под многозначительные взгляды, которые ещё долго будут меня после преследовать, тут без вариантов, убегаю к дожидающемуся меня Глебу. Стоит такой, весь из себя небрежно-очаровательный. Официальный вид подавило врождённое бунтарство. Рубашка выпущена из брюк, несколько пуговиц расстёгнуто, развязанный галстук болтается на шее дохлой змейкой. Руки спрятаны в карманах, а встопорщенными волосами насмешливо играет ветер. Зараза, ну почему он такой симпатичный?

Рука из его кармана исчезает почти мгновенно… потому что нашаривает мою, переплетая наши пальцы. Омг… сильно видно, как я пунцовею??? Меня уверенно увлекают за собой. Куда — не имею представления, но послушно разрешаю собой командовать. Послушно — потому что мне, дуре такой, не хватает силы воли сопротивляться. А-а-а, идиотка, идиотка, идиотка-а-а!

Залитая лучами набережная пестрит жизнью. По асфальтированным дорогам прогуливаются мамочки с колясками. Проносятся на великах лихачи по специально выделенной полосе. Какая-то девочка с криво нахлобученной шапкой рисует мелом классики. Собачники гордо вышагивают с питомцами. Ну или наоборот. На лавочках расслабляются отдыхающие. Над ними курлыкают голуби, устроившие пернатое совещание на линиях электропередач.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ За последние недели от снега не осталось и следа. На деревьях уже вовсю набухают почки, а на газонах проклёвывается зелень. Весна ощущается буквально во всём. В лёгкой одежде, сменившей пуховики. В неспешности и расслабленности, с которой народ греется на солнышке. В играющей у касс с теплоходами музыкой. В ярких воздушных шариках, которые продаёт какой-то мужик. В качающихся на волнах катерах. Даже в аромате варенной кукурузы и кофе, которыми торгуют в передвижных ларьках на колёсиках.

Хоть и тепло, но я мёрзну. Мой прикид предназначен для августа, но точно не для начала мая. Глеб замечает, что я ёжусь и накидывает мне на плечи пиджак. Глеб. На меня. Пиджак. Сам. Без подсказки. Кажется, я плохо не него влияю.

Я УЖАСНО НА НЕГО ВЛИЯЮ.

Через пару минут мне протягивают стаканчик с ароматным кофе. Мне!? Мамочки, я разбудила зверя. Девочки, держите крепче свои колготки. Даже я уже готова из них выпрыгнуть.

Мы мало разговариваем, да это и не нужно. Так тоже комфортно. Меня, конечно, смущает то, что он снова взял меня под руку, но в традициях клинической идиотки, диагноз которой уже не лечится, даже не пытаюсь вырваться.