Эмилия Грант - Пари на девственность

Я не сдержала прерывистого вздоха облегчения… И, как оказалось, зря.

- Развлекаетесь? – донесся до меня знакомый насмешливый голос. – Какая ты, оказывается, прыткая. Организм требует, Настасья?

Выглянув из-за плеча Эдика я увидела того, кого бы предпочла не видеть. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-либо.

- Макс, брось, не завидуй чужому счастью, - Эдик обернулся и как ни в чем не бывало вышел, хлопнув товарища по плечу. – Увидимся, красавица! – последняя фраза, видимо, предназначалась мне.

Макс, сегодня, конечно, выглядел с иголочки, но вряд ли бы Эдик стал кидаться в друга такими сомнительными комплиментами посреди офиса. Я попыталась загородиться гортензиями и проскользнуть, слившись с обстановкой, чтобы шеф не заметил, как горят мои щеки. И не начал снова издеваться. Но он, кажется, только разминался.

- Ублажение мужиков тоже входит в твои обязанности, Лаврова? – он неотступно следовал за мной. – Я думал, это исключительная привилегия моего батюшки.

Я стиснула зубы и терпеливо промолчала.

- Что ж, надо было почитать твою должностную инструкцию… - он цокнул с наигранной досадой. – Может, там и мне что-то причитается…

«Пригляди за ним, Настасья. Помоги ему освоиться»…

 - Я не подведу, Василий Петрович!

 - Что ты там шепчешь? – Макс схватил меня за локоть и развернул лицом к себе. – Стой, когда я с тобой разговариваю. И в глаза смотри.

- Я не ваша прислуга! – не стерпела я.

- Ну, конечно! – он язвительно ухмыльнулся. – Я, видимо, рожей не вышел…

- Очевидно! – выпалила я и со злостью отдернула руку. – А еще воспитанием, хамством, наглостью…

- Максим Васильевич! – прервал меня робкий голос Светочки: она подошла аккуратно и держалась в стороне от нас, словно мы могли обжечь ее ненароком отлетевшей молнией.

- Я уже ухожу! – я уцепилась за секретаршу, как за спасательный круг, и поспешила уйти.

Не хватало еще драки устроить! Вот был бы позор! А если бы это дошло до Василия Петровича… Не знаю, как я вообще бы после этого смогла с ним разговаривать.

- «Вестфинанс» оборвали мне все телефоны! – пожаловалась Светочка. – Ругаются, просят вернуть три миллиона… А все уже в производстве…

Дослушивать я не стала – рванула к своему рабочему месту. Весь день до меня долетали обрывки разговоров. Криков, если быть точной. Орал Макс, орали креативщики, режиссер… Звенели телефоны… Такой скандал был на моей памяти впервые. У «Вестфинанс» сменилось руководство, и новый мужик, Алиханов, пришел в ужас от затрат на рекламу. И на концепцию компании тоже. Стал обвинять нас в откатах, грозился судом… На Макса было жалко смотреть.

Я терпела и убеждала себя: пусть барахтается сам. Пусть хоть разок закусит свое несчастное самолюбие и поцелует клиента в задницу, как это делали до него. Но в голове снова и снова звучал слабый голос Василия Петровича, и я не выдержала.

Одернула юбку, в надежде, что она каким-то чудом превратится в паранджу и скроет меня от косых взглядов Макса, мысленно сосчитала до ста, и отправилась в логово зверя. Постучала раз, два и, не дождавшись ответа, распахнула дверь.

Шефский сын сидел за столом, схватившись за голову. Его каштановая шевелюра была взъерошена, пиджак валялся на полу, рубашка… Казалось, он продирался в ней через толпу футбольных фанатов.

- Максим Васильевич, может, я могу помочь? – начала я, но ответом было молчание. – Я подумала… Может, я предложу Алиханову дополнительное маркетинговое исследование? Докажу, что наша концепция была правильной… Или… В конце концов, может и ему тоже предложим откат?..

- Она подумала… - процедил Макс и швырнул со стола бумаги. – Подумала она! Кто вообще тебя сюда звал, а? Содержанка несчастная! Что ты лезешь везде?! – он встал, и в ужасе попятилась. – Один раз помогла – все теперь? В спасители заделалась? Подумала она… У себя в Тамбове думать будешь, ясно?!

Я рванула прочь, с трудом сдерживая слезы. В любой другой момент я бы собралась с духом, дала отпор, но сейчас… Он просто выбил почву у меня из-под ног. Стало трудно дышать. Так обидно мне не было еще никогда. И почему?! Почему я приняла все так близко? Он ведь наглец, избалованный мальчишка! И слова правда ни сказал! Так почему тогда мне больно слышать это именно от него?! А я ведь правда хотела помочь…

Мне стоило немалых усилия прийти в себя. Пятьдесят умываний холодной водой, тридцать хлопков по щекам… И бессчетное число повторений нашего девиза: «Лавровы не сдаются». И все-таки мне нужно было знать, что я кому-то нужна здесь. Поэтому вечером, ровно в шесть, я отправилась в больницу. Купила полезных гостинцев: фруктов, яблочной пастилы, обезжиренных йогуртов… Да, Василий Петрович не очень-то их жаловал, но врач сказал, что нужно следить за питанием. И уж мы с Маргаритой Михайловной договорились дружно нести вахту и следить: она дома, я – на работе.

Василий Петрович лежал в частной палате: плазменный телевизор, живые цветы, картина на стене, удобная койка и кресло для посетителей. И все равно это была больница, и мне тяжело было смотреть на него в таком виде. Где тот добродушный весельчак, который встретил меня в первый день в Москве? Сейчас я видела только его бледную тень. Он похудел, осунулся, под глазами пролегли серые круги, жалобно пикал сердечный монитор.

- Настасья! – улыбнулся он, только увидев меня. – А я как раз вспоминал о тебе! Ну, заходи, рассказывай…

Конечно, я не стала жаловаться. Конечно, умолчала про историю с «Вестфинансом». Черт бы их всех подрал, здоровье важнее. Мы наболтались всласть и домой я собралась только в половину девятого, но, выйдя в коридор, я обнаружила, что я сегодня – не последний посетитель. Прислонившись к стене, меня дожидался Макс, и весь его вид говорил о том, что ничего хорошего я не услышу.

- Прибежала ябедничать? - с тихой угрозой произнес он.

-    И не собиралась! - возмутилась я, но он шикнул, схватил меня за руку и оттащил подальше от палаты.

-    Какого черта ты тут делаешь? Недостаточно ты втерлась к нему в доверие? Хочешь, чтобы он и квартиру на тебя переписал?

-    Ты что, опять пил? - я принюхалась.

-    О, ты и об этом ему доложила? Как я мог сомневаться! - он фыркнул. - Ты не остановишься ни перед чем, да?

Это было слишком даже для Макса. Я собрала всю волю в кулак, чтобы не разреветься перед ним, и изо всех сил ткнула его в грудь.

- Людей можно любить просто так. Особенно - твоего отца, - отчеканила я. - Попробуй на досуге.

И зашагала прочь, радуясь, что он не стал догонять меня и не увидел моих слез.

Обида засела где-то в глубине сознания прожорливым шредером, заставляла органы сжиматься, выбивала слезы из глаз и засаленными пальцами ползала по нанесенной Максом ране. И когда я уже подходила к знакомому и ставшему привычным дому, к ней присоединилось и раздражение.

Я не понимала… искренне не понимала, почему он злится?! Чем я заслужила его неприязнь? Что я сделала не так?! Наоборот – пыталась помочь. Раз, два, три. Но вместо слов благодарности получала лишь подколки, претензии и обвинения. Разве это справедливо?

Погрузившись в мысли, я вдруг почувствовала, что не могу сделать шаг. Опустила взгляд: каблук запутался в пустом грязном пакете, и я пошатнулась, чуть не рухнув в лужу, куда постепенно стремилась вся моя жизнь.

– Оооп, поймал! – меня подхватили чьи-то руки, заставляя замереть чуть ли не в раскорячку. Я подняла взгляд. Вот… Эдик! Глаза хитрые-прехитрые и ухмылка мартовского кота.

– Ты что, следишь за мной? – сорвалось с губ, но после я осеклась и исправилась. – Спасибо, конечно, но…

– Но ты наверняка хочешь меня как-то по-особенному поблагодарить, – улыбнулся Эдик, игриво заглядывая в глаза. Он чуть меня приподнял, так, чтобы его лицо было прямо напротив моего, но руки не убрал.

– Но не мог бы ты меня поставить? – вежливо закончила я и вымученно улыбнулась. Эдик, в конце концов, не виноват, что его лучший друг – мерзавец.

– Плохой день? – нахмурился парень, выпуская меня из импровизированных объятий.

– Бывало и лучше, – ответила, – но и хуже тоже бывало.

– Знаешь, что самое лучшее в плохих днях? Они имеют свойство неплохо заканчиваться.

– Лужей, к примеру, – едва слышно буркнула я.

– Ну, может, у кого-то и лужей, но тебе я предлагаю сходить со мной в кафе и пропустить по кружке капучино.

Я мрачно глянула на элитную высотку, больше похожую на королевский замок двадцать первого века, чем на квартирный дом. И как бы мне не нравились хоромы Василия Петровича, возвращаться туда сейчас, в таком состоянии, не хотелось.

– Пойдем, – я неловко пожала плечами. Внимание Эдика к моей персоне все еще ставило меня в ступор.

Эдик галантно проводил меня к своему транспорту.

– Не-не-не, я сюда не сяду! – вырвалось у меня. – Мне еще жить хочется!

Черный блестящий монстр на двух колесах внушал почти трепетный ужас. А прицепленный к широкой сидушке шлем доверия не вызывал: голова-то, может, целая и останется, но вот размазанное по асфальту тело собирать проблематично. Это я и озвучила.

Эдик обиженно насупился: еще бы, наверняка он очень трепетно относился к своей игрушке. Но уже через мгновение предложил кафе неподалеку.

Местечко оказалось уютным: светло-бежевые стены, расписанные всякими мотивирующими цитатами, дразнящий запах корицы. Я нацелилась к столику с мягким диванчиком, ноги с непривычки ныли.

– Два айриша, пожалуйста, – заказал Эдик, делая вид, что не замечает мой красноречивый взгляд.