София едва сдержала усмешку. Однако тут же взяла себя в руки.

— Как я и говорила, — продолжила она как ни в чем не бывало, — танцевать с Амелией следует лорду Крэнли. — Братья Блейксли уставились на нее, не в состоянии так же быстро следить за сменой темы разговора. — Поскольку ее имя связывают с его именем, ах, бедняжка, — было не слишком ясно, кого она имеет в виду — Крэнли или Амелию, — а ее платье является свидетельством некоего происшествия, то именно лорду Крэнли следует танцевать с девушкой, чтобы прекратить сплетни.

— Не представляю, каким образом это поможет, — пожал плечами Крэнли.

— Вы не настолько неискушенный джентльмен, дорогой, чтобы не понимать, о чем я говорю, — немедленно парировала София. — Если вы скомпрометировали бедняжку, — так, значит, ею все-таки была Амелия! — то будет естественным, что теперь избегаете ее. Однако если в оранжерее не произошло ничего предосудительного, то вы сможете спокойно, словно невинное дитя, подойти к ней.

Поскольку ни один человек во всём Северном полушарии не осмелился бы сказать такое Крэнли, все замерли. Однако спорить никто не осмеливался. Да и зачем? Никто не хотел, чтобы репутация леди Амелии оказалась погубленной.

Даже он сам.

— Я полагаю, что приблизиться к девушке, — проговорил Крэнли, — значило бы подтвердить подозрения, какими бы они ни были. Разумеется, все, что требуется в данной ситуации, — это соблюдать приличествующую дистанцию.

— Мой милый лорд Крэнли, — мягко возразила София, — джентльмен должен делать больше, чем требуется, особенно когда речь идет о даме, разве не так? Но возможно, даже сейчас существует и другое решение. Рядом с ней находится герцог Кэлборн, что, по всей видимости, приятно для них обоих. Они выглядят весьма довольными, и поскольку этот танец заканчивается, очевидно, что он пригласит ее на следующий. Как чудесно! — радостно сказала София. — Похоже, лорд Крэнли, в вас нет нужды. Могу предположить, что герцог прекрасно справится сам.

Что можно было ответить на это?

— Я не стану возлагать свои обязательства по отношению к дочери Олдрета на плечи другого мужчины, — отрывисто произнес Крэнли и направился через зал, провожаемый множеством любопытных глаз. За ним наблюдали все, кроме Амелии, которая целенаправленно повернулась спиной к лорду Крэнли. Связанная обязательствами гостеприимства и женской солидарности, мисс Прествик стояла рядом с ними.

— Полагаю, вам стоит подготовиться, леди Амелия, — произнесла Пенелопа, с тревогой наблюдая за приближающимся к ним лордом.

Амелия прекрасно знала, кто может вызвать у молодой и здоровой девушки подобное состояние: Крэнли. Он блестяще владел умением замораживать юных невинных девушек одним своим взглядом. Ей отнюдь не доставляло удовольствия ощущать его на себе, но еще меньше Амелии нравилось наблюдать, какой эффект это производит на других.

— О чем вы говорите, дорогая? — с преувеличенной беззаботностью спросила она. — Я уже прошла через самое худшее, мисс Прествик, а именно — стою в разорванном платье на главном балу сезона. Мне теперь не стоит бояться ничего, тем более мужчины.

— Даже если он следует за вами по пятам, леди Амелия? — с улыбкой спросил Кэлборн.

— Особенно тогда, — ответила она. — Я могу защитить себя и намерена сделать это. Вы предупреждены. — Она улыбнулась дразнящей улыбкой, когда к их группе подошел Крэнли.

— Это право женщины, — ответил герцог.

— Даже ее обязанность, — вставил Крэнли, отказываясь смотреть на Амелию; вместо этого он уставился на Пенелопу: — Разве не так, мисс Прествик? Разве беречь свою честь — это не первая и главная забота женщины?

— Должно быть, вы подразумевали честь женщины, лорд Крэнли, что, несомненно, является главной заботой мужчины в любом возрасте, — произнесла Амелия, пока девушка раздумывала над ответом. — И он старается либо отобрать ее, либо положить на верхнюю полку, где та будет тихо лежать, покрывшись пылью.

Кэлборн удивленно раскрыл рот. Мисс Прествик застыла. На лице Крэнли появилось обычное хмурое выражение.

— Вижу, что мои слова не шокировали вас, лорд Крэнли, что, несомненно, лишь подтверждает мою точку зрения. Прошу меня извинить, мисс Прествик, я высказалась слишком поспешно, однако разве вы не согласны со мной?

К чести Пенелопы, та тут же отреагировала.

— Полагаю, это должно зависеть от мужчины, — произнесла она. — Разумеется, брат также является представителем сильного пола, но ведь он не стремится украсть честь своей сестры, не так ли? Здесь уместно применять логику, верно?

— Поразительно! — прокомментировал Кэлборн, не скрывая своего мнения. — Полагаю, вы получили отличное образование, мисс Прествик?

— Я изучила алфавит, ваша светлость, — пошутила Пенелопа.

— И арифметику тоже, вероятно, — произнесла Амелия. — Только представители сильного пола почему-то предпочитают, чтобы женщина была необразованной, недалекой и оставалась в неведении. Ведь иначе можно проиграть ей.

— Но она всегда может победить другим способом, — с сарказмом ответил Крэнли.

— И каким же, интересно? — сухо бросила Амелия, в упор глядя на него.

— Искусно изображая невинность, — огрызнулся тот. — Я уверен, что именно таким образом женщины получают то, чего хотят.

— А что им остается делать, если это является пунктиком любого мужчины. Правда, не припоминаю, чтобы я спрашивала вашего мнения по этому вопросу, — произнесла Амелия. — Но мне любопытно, что думаете вы, лорд Кэлборн. — Она перевела взгляд с Крэнли, который молча бесился, на изумленное лицо Кэлборна. — Вы тоже считаете, что женщине на пользу неосведомленность?

— По крайней мере в отношении некоторых вопросов, — ответил герцог.

— Я полагаю, в картографии и математике, искусстве и философии? — серьезно поинтересовалась Амелия.

В наступившей тишине она обнаружила, что не может отвести взгляд от Крэнли, да и к чему ей отворачиваться? Ведь это он пытался самым неизящным и предосудительным образом удалить ее с этого бала. Какое потрясение он, должно быть, испытал, когда ему это не удалось! Девушку не сбить с толку такой мелочью, как дырка на платье — хотя их там гораздо больше, — для этого потребовалось бы что-нибудь посерьезнее.

Он поцеловал ее сегодня. Она не хотела этого, не ждала, но не сумела уклониться. И только потому, что была заключена в ловушку из колючих роз и не могла пошевелиться. Единственно по этой причине она стояла как столб и не оттолкнула этого нахала. Ну не виновата она.

Что же касается причин, по которым она ответила на поцелуй Крэнли, пока они оставались для нее загадкой. Но только пока. В тот момент она знала лишь то, что сердце колотилось как бешеное, кожа пылала, а грудь вздымалась от волнения. В этой тайной войне, которую они вели друг с другом все эти два года, считались лишь очевидные победы и поражения. По крайней мере так она решила. Ее не заботило, что думает об этом Крэнли. Возможно, он вообще умеет только браниться, рычит и ведет себя как ему заблагорассудится.

Вот только этот невоспитанный морской волк еще не понял, что теперь их война стала открытой.

Амелия, конечно, не должна была позволять ему целовать себя в тот первый раз. Это было чрезвычайно глупо и повлекло за собой такие серьезные последствия. Конечно, он скорее украл тот поцелуй, чем попросил его, и сколько бы раз она ни возвращалась к воспоминанию об этом — по правде говоря, гораздо чаще, чем это было необходимо, — девушка не представляла, каким образом можно было избежать его. Представлялось непростым делом выйти замуж за Айвстона, когда его брат целует ее при каждой удобной возможности; для него это должно быть очевидно.

Может ли Крэнли остановиться? Вряд ли.

Может ли воздержаться она? Похоже, что нет. Он положил этому начало, в конце концов, но завершать, кажется, придется ей. Хотя это и не совсем подобает леди.

Что ни говори, а Крэнли запутал все до крайности. В происходящем можно винить исключительно его. Она не стала бы целовать мужчину в восемнадцать лет, особенно того, кто не обладал перспективой стать герцогом. Амелия всегда четко следовала своим приоритетам и поступала так с шести лет, если не раньше. К десяти годам ее принципы стали абсолютно непоколебимыми. К шестнадцати она уже хорошо знала, что у нее ровные белые зубы, высокая грудь и чистая кожа, а еще — что она выйдет замуж только за герцога, потому что обладала всем необходимым для достижения этой непростой цели.

В восемнадцать, в год ее выхода в свет, она увидела лорда Крэнли, и эта встреча тотчас же изменила все. Однако он, казалось, не догадывался об этом.

Молодой человек, будучи старше и опытнее, использовал хитрость, притягательность и грубую силу, чтобы заключить ее в свои сильные объятия, прижать к широкой груди и пылко поцеловать. Правда, для этого смелого шага понадобился почти целый день, что также изрядно раздражало. Ей казалось, что он никогда не отважится, но Крэнли решился, однако больше ничего не происходило. Вообще ничего. За два долгих года он так и не сделал ей предложения. Ничего, кроме страстных поцелуев и нескольких совсем невинных ласк — и никакого движения вперед. Однозначно, он был самым недогадливым мужчиной во всей Англии. Неужели он никогда не предложит ей руку и сердце?

Единственное, что помогало девушке оставаться в здравом уме все эти два года, был тот факт, что ни один человек не знал о том, что произошло между ними. Никто не догадывался об их встречах. Эта мысль приятно грела Амелию. Разумеется, Луиза была бы шокирована, ведь она считала, что ей известен каждый шаг ее кузины. Почти так и было. Однако некоторыми событиями из своей жизни она не собиралась делиться ни с кем, и к этой категории относились все ее соображения относительно Крэнли.

Они встречались гораздо реже, чем ей бы хотелось, поскольку тот был далеко не светским человеком, хотя это ничуть не уменьшало его привлекательности. Даже напротив. Опасность, таящаяся в их свиданиях, добавляла немалую долю азарта тем довольно скучным мероприятиям в обществе, которые так часто приходилось посещать. Крэнли был готов увлечь ее в какую-нибудь нишу при любом удобном случае, чтобы поцеловать, что делало посещение даже очередного занудного домашнего концерта довольно сносным.