Она поднимается и, сравнявшись с Гаем, удивляется еще больше. Он увеличился в размерах, став огромным. Или наоборот она уменьшилась до роста пятилетнего ребенка? Подхватив Софию, словно пушинку, Гай посадил себе на колено, и приложив палец к губам, шепнул

— Тсс. Что бы не увидела и не услышала — молчи, не привлекай внимания. Я впервые позволяю человеку присутствовать на церемонии. Не двигайся, не произноси ни слова, тогда они не заметят тебя. Внимательно слушай и запоминай. Поняла?

— Да, — прошептала испуганная София.

— Ничего не бойся, глупышка, ты под моей защитой. Сейчас я еще немного изменюсь…

— Еще?

Смех Гая, словно раскат грома прокатился под покрытыми арабской вязью сводами.

— Сиди смирно!

Гай вытянул руки вперед и закрыл глаза. Из-за стиснутых зубов послышался легкий свист. Ворон, сидящий на светильнике, гортанно каркнув, ударился оземь и исчез среди вороха подушек и ковров.

Сердце Софии зашлось от ужаса, когда руки Гая начали преображаться. Фаланги вытянулись, утончились, острые когти прорезались на концах пальцев. Кисти стали напоминать двух пауков, шевелящих длинными членистыми щупальцами.

Рукава щегольского камзола покрылись черными перьями, которые вырастали прямо из ткани. Удлиняясь, пушась, постепенно превратились в два вороньих крыла.

София подняла голову, чтобы взглянуть на лицо оборотня. Скулы Гая обострились, нос приобрел форму птичьего клюва. Ставшие огромными, глаза, залила непроницаемая тьма.

Зажав рот руками, она подавила крик.

— Тихо!

Длинные пальцы человека — ворона, дотягиваются по очереди до каждого из семи тайных альковов и легким движением отодвигают шелковые занавеси.

София видит, что в нишах на небольших оттоманках, обитой атласом и парчой, утопая в расшитых подушках отдыхают люди, укутанные с головы до ног в черные плащи. Но лишь на первый взгляд, она приняла их за себе подобных. Приглядевшись внимательнее, она замечает страшные глаза незнакомцев, мерцающие влажным блеском отверстия, через которые смотрит ледяная бездна.


Возле каждой из оттоманок появляется по широкому круглому столу, покрытому медной чеканкой. На них материализуются кованые светильники, бронзовые кувшины с напитками, разворачиваются листы пергамента.

Разбудив гостей, ворон, втянув обратно пальцы, достает из-за каменной спинки трона огромный сверкающий хрустальными гранями кальян, поджигает его. Следом по периметру спальни вспыхивают многочисленные курильницы, которые наполняют помещение тягучим ароматом тлеющих благовоний. Клубы дамы плывут по воздуху, скрывая от Софии развалившихся на диванах чудовищ.

Гай — ворон, глубоко втянув в легкие ароматный дым из кальяна, с наслаждением прикрыл пленкой черные как ночь глаза. Выдохнул густую струю. Легким движением паучьей лапы подтолкнул поплывший по воздуху сверкающий сосуд к ближайшему алькову.

Существо, поймавшее кальян за шахту, немедленно поднесло мундштук ко рту и проглотило драгоценный дым. Облако благовония скрыло его с головы до ног.

Мгновенно вытянувшийся палец — щупальце ворона щелкнул выключателем.

Явись!

Свет лампы, стоящей на столике у дивана вспыхнул, выхватив из клубов дыма невысокое субтильное существо, разворачивающее пергамент.

Женщина? София удивлено вглядывалась. Да зрение, ее не обмануло. Чудовище обернулось в миловидную, но бледную словно смерть особу, удивительно похожую на учительницу пения в ее школе. Старую деву, загубившую собственную жизнь во имя служения прекрасному гению.

— Acedia, приветствую тебя!

Женщина, встав с дивана, оправила на бедрах складки плиссированной юбки, почтенно наклонила голову

— Живущий среди людей, приветствую тебя.

Каркающим отрывистым голосом Гай продолжил

— Что привело тебя, на наш совет?

Женщина растянула на бледных впалых щеках улыбку

— Господин, я преследую человеческую душу, погрязшую в грехе Уныния.

— Заслуживает ли она высшей кары?

— Все в твоей власти.

— Да будет так.

Учительница пения, вложила в рот мундштук и выдохнула ароматное облако дыма, затянувшее ее с головы до ног. Светильник на столе погас. Очертания существа погрузились в сумрак.

Кальян вместе с рукой Гая последовал к соседнему столику.

Вспыхнувший свет выхватил из полутьмы сгорбленного старика. Встав кряхтя с оттоманки, он оперся на суковатую палку — посох. Трясущаяся в треморе лысая голова, покрывшаяся пигментными пятнами, тонкие змеящиеся губы, дрожащие руки, слезящиеся глаза за треснувшими стеклами очков — неприглядная картина, рисующая образ язвительного ворчуна… Сухие словно веточки ивы руки старца мелькнули в приветствии.

— Ira явился засвидетельствовать почтение Живущему среди людей.

— Рад видеть тебя!

— Я пришел не напрасно, господин. Заблудшая в Гневе душа привлекла меня сюда в поисках спасения.

— Достояна ли она освобождения?

— Все в твоей власти.

— Да будет так…

Дымящийся кальян зависает у следующей ниши. Палец удлиняется и вспыхивает тусклый свет, освещающий сгорбленную старушку, теребящую карманы вязаного кардигана в поисках очков. Найдя ржавое пенсне, цепляет его на крючковатый нос и всматривается в пустоту.

— Invidia, ты с нами?! — звучит громовой голос с трона

— Приветствую тебя, господин, Живущий среди людей.

Она напоминает старуху Шапокляк из детского мультфильма, невольно мелькает мысль. Софии улыбается, — сейчас из под полы ее плаща покажется крыса…

И точно, старушка опускается на колени и подхватывает с полы длиннохвостого грызуна.

" Не вмешивайся в мои иллюзии", слышит София строгий голос оборотня, прозвучавший в голове.

"Не пытайся материализовывать собственные мысли — Ты здесь для другого"

София смущенно прячется, зарываясь в теплые перья вороньего крыла, укрывающего ее от глаз неведомых существ.


— Мой Господин, Зависть завлекла человеческую душу в ловко расставленную мною ловушку. Я привел ее сюда за освобождением. Но все в твоей воле.

— Да будет так.

Светильник гаснет.


— Luxuria! Твой выход!

Тихий вожделенный вздох пронесся по спальне, отразившись многоголосым эхом от стен, затих в мягких коврах.

София, осторожно выглядывает из укрытия.

Сверкающий неземной красотой, молодой мужчина, бог Адонис, спустившийся на грешную землю, предстал ее взору. Его полуобнаженное тело прикрывает легкая туника. Он разворачивает во всей красе широкие мраморной белизны плечи, поворачивается в три четверти, демонстрируя тонкий стан. Вообразив себя на подиуме, делает несколько шагов вперед, приподнимая ненароком подол туники, показывая стройные длинные ноги, одетые в легкие сандалии.

— Ты как всегда неподражаем, развратник! Уймись, кого ты хочешь здесь совратить! Неужели забыл — для чего мы здесь?

Адонис обиженно фыркает.

— Мне нечем прельстить Того, кто живет среди людей. Остается лишь сухо поприветствовать в соответствии с заученным сценарием. Я сопровождаю заблудшую овцу, погрязшую в похотливой скверне, сотворившего кумира из собственной смазливой внешности, принесшего мужское достоинство на алтарь потребления.

— Ты исполнил свой долг. Он заслуживает суда.

Клубы благовония скрыли от восторженного взора Софии почтительно склонившего голову сердцееда.


Церемония продолжается. Трон повернулся вслед за кальяном и замер перед альковом, где под легким шелком, на низком диване развалилось двое. Дым рассеялся, и София смогла разглядеть новые действующие лица.

Бродяга, в поношенном костюме, в ботинках на босу ногу восседал в компании с огромным ребенком, ростом со взрослого бугая. Нищий кормил его, но пища все время попадала мимо огромного разинутого рта. На груди малыша болтался грязный слюнявчик, огромный живот покрывали остатки засохшей каши. Толстые короткие пальчики подхватывали падающие ошметки и немедленно тянули их обратно в рот, но через щеки, дырявые словно решето, еда вновь вываливалась на пол.

Бродяжка, заметив, что свет лампы выхватил их из мрака, немедленно прервал кормление ненасытного чадо. Вскочил на ноги, нагнулся, чтобы натянуть соскользнувший ботинок.

Из всех его дырявых карманов на ковры ручьями хлынули припрятанные монеты, рассыпались мятые купюры, разлетелись веером платиновые кредитки.

Громкий клекот Гая — ворона прозвучал вместо приветствия.

— Неразлучные приятели, вы снова вместе! Gula! — нищий подобострастно поклонился, приложив ладонь к сердцу.

Avataria! — взрослый младенец, размазав несуществующую кашу по щекам, радостно пошевелил пальчиками — сосисочками.

— Говорите!

— Мы здесь, Господин, чтобы наказать души, потерявшиеся в пагубной страсти. Оба мучаются от непрекращающегося голода и жажды. Одна алчет наживы, другой яств. Отдаем их на твой суд.

— Да будет так!

Толстый ребенок, набрав в рот дыма, выдохнул благоухающее облако через множество дырочек в щеках, моментально скрывшее парочку из глаз.


Ворон, закурив новый кальян, некоторое время наслаждался свежим опиумным ароматом.

В комнате воцарилась невольная тишина. Трон со скрипом повернулся и замер перед последней нишей.

— И, наконец, мой главный и самый желанный гость…, - прозвучал громовой голос — раскат.

— Явись нам, несравненный Superbia!

Ярко вспыхнул светильник, освещает склоненную на подушки голову прекрасной женщины.

Изящная тонкая фигурка нехотя поднялась с оттоманки, потянулась по- кошачьи, томно мяукнула. Мурр!

Недовольная, что ее разбудили, красавица, копия белокурого кино идола Мерлин, надула прелестные губы, приподняла растрепанные волосы вверх, закалывая в пучок. Надменно оглядела зал.