– Эй, кто там? – кричит охранник.

Черт! Я хватаю Райен за руку, и мы убегаем через класс в коридор.

– Эй! – кричит он нам вслед.

Райен тоже что-то кричит, стараясь не отставать. Мы влетаем в холл и поворачиваем направо.

– Остановитесь! – раздается голос охранника, и он светит на нас фонариком.

Его рация начинает трещать, я слышу, как он отвечает, но мы успеваем скрыться за углом. Пробегая мимо одного из выходов, замечаю, что он не закрыт цепью, и толкаю дверь, чтобы сработала сигнализация. Но мы не покидаем школу. Я тащу Райен в противоположную сторону, и мы поднимаемся по лестнице.

– Мейсен, – она тяжело дышит.

Думаю, сейчас мы легко могли бы выбежать из здания, но мой пикап припаркован прямо напротив школы, и я понятия не имею, где стоит джип Райен. Едва ли нам удалось бы уйти незамеченными и неузнанными. Хотя надеюсь, раз сработала сигнализация, они решат, что мы сбежали.

Я веду Райен в библиотеку и тихонько прикрываю за нами дверь. После чего бросаюсь по лестнице на второй этаж, слыша за спиной ее дыхание. Мы спешим спрятаться в самых дальних рядах, за высокими стеллажами с книгами, рядом с диванами и креслами. В библиотеке темно, ее освещает только слабый лунный свет, льющийся через окна прямо под потолком. Благодаря ковровому покрытию на полу наши шаги неслышны. Я тяну ее за стеллаж и веду как можно дальше от входных дверей.

Мы здесь одни.

Сигнализация все еще визжит, но уже не так громко.

Райен поворачивается ко мне.

– Мейсен…

Что за черт?

Какого лешего?

Меня охватывает беспокойство. Я беру в руки ее лицо, а она продолжает ловить ртом воздух. Ее глаза закрыты. Она выглядит так, будто мучается от боли.

– У меня в сумке… – с трудом выдыхает она.

Что? И тут мои глаза расширяются, потому что я вспоминаю… Да, точно. У нее же астма. Все верно.

Я бросаюсь к ее рюкзаку, что валяется рядом на полу, залезаю во внешний карман и достаю красный ингалятор.

Потом снова встаю, обнимая ее и не давая упасть.

– Вот, держи.

Она прислоняется ко мне, кладет голову на грудь, делает впрыск, на секунду замирает и делает еще один.

Ее грудь быстро поднимается и опускается. Я прижимаю ее к себе.

Она так ослабла, что как будто тонет во мне, но ее дыхание постепенно замедляется, и она начинает дышать глубже.

Проклятье. Она пыталась предупредить меня, пока мы бежали по коридорам, но я не слушал.

Что бы я делал, если бы она где-нибудь забыла или выронила сумку и лекарство было бы не достать?

Я крепко ее обнимаю и впервые чувствую, какая она маленькая в моих руках. Мне всегда казалось, она высокая. Может, потому, что она никогда не отступает, а самомнение у нее выше Эйфелевой башни.

Я прижимаю ее голову к груди и зарываюсь носом в волосы.

– Все хорошо, – говорю нежно. – Я тебя держу.

– Мое сердце не перестанет биться, – отвечает она. Ее голос все еще слаб, но видно, что она понемногу приходит в себя.

– Знаю, – улыбаюсь я. – Я это чувствую.

Я правда чувствую грудью, как бьется ее сердце, тело наполняется силами, а дыхание успокаивается.

Ну и что мне теперь делать с этой девушкой? Только я подумал, что пора бы ее отпустить, как она еще сильнее прижалась ко мне.

И так всегда. Как только понимаю, что не могу больше выносить ее, собираюсь уйти в закат и никогда не оборачиваться, приходится обернуться, чтобы проверить, все ли с ней в порядке.

Ее руки, прижатые к телу в моих объятиях, вздрагивают, и она отстраняется.

А потом поднимает глаза. Немного сконфуженная, молча опускается на колени и берет рюкзак.

Встает, сжимает губы и осматривается.

Сигнализация замолкает, но у меня нет ни малейшего представления, что происходит за пределами библиотеки. Может, они подумали, что мы сбежали из школы, а может, и нет. В любом случае сейчас Райен нельзя отсюда выбираться.

– Ты никому не расскажешь о том, что случилось сегодня вечером. Тогда я буду молчать о том, что ты был здесь, – говорит она. – Понятно?

Она отворачивается и уже собирается уходить, но я ловлю ее за руку.

– Думаю, людям понравится эта версия тебя.

– Друзья меня возненавидят.

– Они и так тебя ненавидят. И не они одни.

На долю секунды ее лицо становится сердитым, но это тут же проходит. Она смотрит на меня, вызывающе приподняв светло-русую бровь.

– Зачем им притворяться?

Я продолжаю напирать.

– А зачем люди соревнуются друг с другом и играют в игры?

Она делает шаг в сторону, пытаясь уйти, но я не даю ей этого сделать.

– Не уходи.

– Это все не твое дело! – громким шепотом заявляет Райен, вырывая руку и недовольно глядя на меня. – Ты меня совсем не знаешь.

– А кто знает?

Она отводит глаза. В них блестят слезы. Через секунду она добавляет вполголоса:

– Я не хочу остаться одна, – признается Райен. – Может, они меня и ненавидят, но все-таки. А я не выдержу, если меня перестанут замечать, будут высмеивать или… – она осекается, потом продолжает: – Не знаю, почему. Просто мне никогда не хватало смелости быть одиночкой. Я всегда хотела вписаться в компанию.

Райен, каждый хочет, чтобы общество его принимало. Она что, думает, никто и никогда не сталкивался с этой проблемой?

– Почему ты пишешь на стенах?

Она стоит на месте, смотрит в сторону и как будто подбирает слова.

– Миша… – говорит она и снова осекается.

Я напрягаюсь. Пульс набирает темп.

Но она качает головой и выкидывает эту мысль из головы.

– Неважно. Просто раньше у меня был способ выплеснуть эмоции, возможность сделать так, чтобы меня услышали, а теперь ее нет. Я начала всего пару месяцев назад.

Пару месяцев назад. Вскоре после того, как я перестал писать ей.

Я на мгновение закрываю глаза.

Фальшивые друзья, назойливая мама, тревога из-за того, что общество тебя не принимает, как и у большинства ребят, отчаянные попытки вписаться… Я помогал ей удержаться на ногах.

Но я был так занят своей утратой, так зол, что неустанно думал о том, как больно ей будет потерять меня после семи лет переписки. Нет, я не в ответе за ее поступки, но должен отвечать за свои. Я был ее опорой.

– А что ты здесь делаешь? – спрашивает она, переводя стрелки на меня.

Я смотрю на спортивную сумку у себя в руках. Нет, я не стесняюсь того, что пришел сюда принять душ, но такой ответ вызовет только новые вопросы. Почему я живу в Бухте? Где мои родители?

– Ясно, – злорадствует она, и ее милое лицо озаряет деланая улыбка. – То есть другие должны перед

тобой отчитываться, а как доходит до тебя, ты сразу не при делах, так? – Она поглядывает в сторону лестницы. – Моя мама на расстоянии одного телефонного звонка. Меня крепко схватят за руку и отведут домой. А ты, надеюсь, насладишься долгой и нудной ночью в холодном обезьяннике, – усмехается она и восклицает, обернувшись через плечо: – Эй, охранник! Помогите!

Она разворачивается на месте, я подбегаю, хватаю ее и прижимаю спиной к себе.

– Заткнись! – рычу я, зажимая ей рот рукой.

Но она тут же бьет меня локтем в живот, пытаясь сбежать, а я начинаю заваливаться назад и тяну ее за собой. Земля уходит у нее из-под ног, она падает на меня, и мы оба летим на пол.

Хмыкнув, я вытягиваюсь на ковровом покрытии, не выпуская из рук ее отчаянно сопротивляющегося тела. Она лежит на мне, спиной прямо на груди.

И продолжает извиваться в попытках освободиться, то и дело прижимаясь ягодицами к моему паху. Я напрягаюсь. Меня накрывает волной тепла.

Блин.

Стиснув зубы она убирает одну мою руку.

– Отпусти меня.

– Тогда перестань дергаться.

– Не тебе меня судить, – продолжает Райен, поворачивая ко мне лицо. Я чувствую на щеке ее дыхание. – Не тебе меня допрашивать и выдвигать требования. Какое тебе, вообще, до меня дело?

Ее тело напрягается под моей рукой, она снова пытается высвободиться и трется о меня, вызывая сдавленный стон.

Но затем я что-то слышу.

Поэтому зажимаю ей рот так, чтобы она не могла двигаться, и шепчу на ухо:

– Тсс.

Она резко замирает. Мы оба задерживаем дыхание. В библиотеку входит охрана.

Через полки с книгами я вижу свет фонаря и слышу звон ключей. Они разговаривают, но я не могу разобрать слов.

Райен тревожно переводит глаза на меня, я отвечаю тем же.

– И что ты собираешься делать? – шепчу я едва слышно, чтобы никто, кроме нас, не услышал, и ищу взглядом ее глаза. – Попробуешь меня сдать?

Она лежит на месте, дышит, но не шевелится. Я крепче прижимаю ее рукой и не могу удержаться, чтобы не провести большим пальцем по ее подбородку.

Ее небесно-голубые глаза способны выражать множество чувств разом. Она может говорить какие угодно гадости, но если я увижу в ее глазах страх или разочарование, с меня хватит.

Когда она пыталась вырваться, ее спортивная майка задралась, и открылась полоска обнаженной кожи. Я медленно скольжу пальцами по ее животу и наблюдаю, как она опускает веки.

– Да, друг, я же тебе сказал, – говорит один охранник другому. – Они сбежали через ту дверь. Пойдем поищем во дворе.

Я прижимаюсь губами к ее щеке. Она все больше и больше выгибает шею, пока ее губы не оказываются от моих в какой-то паре миллиметров. Я ощущаю ее дыхание.

– Подними майку.

Она открывает глаза и испуганно мотает головой.

Я наклоняюсь ближе и шепчу ей прямо в лицо:

– Ну давай же. Я думал, ты любишь риск.

Моя рука лежит у нее на шее. Я прикусываю ее нижнюю губу и нежно тяну на себя, чувствуя, как ускоряется под моей рукой ее пульс. Она прижимается ко мне, и я сдерживаю стон, наблюдая, как свет фонарей меняет направление и наконец скрывается за пределами библиотеки.

Как только вижу, что две пары ботинок исчезли за дверью и она закрылась, я проскальзываю рукой ей в шорты, одновременно касаясь губами ее губ, и выпускаю на волю стон, который так долго сдерживал.