Райен стоит в бассейне в компании четырех учеников. Они совсем еще дети, им нет и десяти. Она погружает лицо в воду и рисует руками большой круг.

Дети считают:

– Раз-два-три, дыши! – кричат они. Райен поворачивает голову, вдыхает и снова опускается под воду. Снова трижды рисует руками круг, притворяясь, что плывет под водой, а дети считают: – Раз-два-три, дыши!

Она поднимает голову, встает и убирает волосы со лба.

– Ладно, теперь ваша очередь!

Малыши начинают повторять за ней, а она считает.

Я же просто смотрю на нее. Ее лицо расплывается в улыбке, когда она замечает, что все они выполняют упражнение синхронно, делают все необходимые движения и дышат как нужно. Я с трудом заставляю себя не засмеяться, когда один мальчик случайно обдает ее брызгами. Она изображает злобный рык и обрызгивает его в ответ.

– Окей, еще раз! – кричит она. – Раз-два… – и замолкает, заметив меня.

Ее глаза превращаются в узкие щелки. Я тоже смотрю ей в глаза, ощущая, как в ней вскипает ярость. Улыбка исчезает с ее лица.

– Еще раз! – резко бросает она детям. Ее взгляд падает на тетрадку у меня в руке.

– Вода выглядит холодной, – комментирует Дейн, и слабый смешок слетает с его губ. Я знаю, что он имеет в виду.

И тоже позволяю себе взглянуть на ее грудь. Сквозь черный закрытый купальный костюм с длинными рукавами просвечивают темные соски. Очень впечатляюще, учитывая, что влажная ткань прилипает к телу, и я вижу, что на ней надет еще и верх от купальника, а сверху все это покрывает футболка, добавляя многослойности.

И я благодарен ей за скромность. Смотрю на трибуны и вижу отцов, что наблюдают за детьми. Не хочу даже думать о том, что они могут смотреть на нее. Ей незачем устраивать для них шоу.

Я опять перевожу глаза на Райен и вижу, как она улыбается детям.

– Какие вы все молодцы! – Она идет вдоль дорожки, давая пять каждому, а потом останавливается напротив последней малышки и спрашивает: – Центрифуга или бомбочка?

– Центрифуга! – взвизгивает веснушчатая девочка.

Райен берет ее на руки, кружит и бросает в бассейн, а малышка зажмуривается и хохочет.

– Вж-ж-ж, вж-ж-ж, вж-ж-ж, – имитирует Райен звук стиральной машины.

Я делаю глубокий вдох, осознав вдруг, что на минуту перестал дышать.

– Я! Теперь я! – машет руками и кричит следующий ребенок. – Бомбочка!

Райен поднимает его над водой. Оказавшись в воздухе, малыш на секунду зависает в полуметре над водой и шлепается обратно, обрызгав всех вокруг.

Я отвожу глаза, напоминая себе, что мне наплевать. Стою тут с Дейном и жду, когда она закончит с детьми. Как только она передает их родителям, подхожу к скамейке, возле которой она вытирается.

– А я-то думал, что ты ешь детей, – улыбаюсь я, протягивая ей тетрадку.

Она сбрасывает полотенце, берет дневник, открывает его и пролистывает.

– Ну, я люблю немного поиграть с едой, прежде чем съесть.

Она внимательно просматривает дневник, наверно, проверяя, все ли на месте.

– Я не вырывал страницы, – заверяю ее я.

– А откуда мне знать, что ты не сделал копию?

– Оттуда, что я не играю с едой, прежде чем ее съесть.

Стоящий в сторонке Дейн наигранно кашляет и говорит вполголоса:

– Я подожду на парковке. Не спеши.

Он выходит из зала через заднюю дверь, вслед за родителями и детьми. Райен убирает дневник в сумку, берет полотенце и продолжает вытирать ноги. Ее лифчик, в отличие от купального костюма, отнюдь не консервативен. У нее крепкие, гладкие загорелые ноги. Капли воды на бедрах заставляют мое сердце биться чаще.

Она понимает, что я не спешу уходить, и сердится.

– Ну? – бросает она. – Теперь можешь идти.

Я убираю руки в карманы.

– А с чего бы мне уходить, куколка? Здесь так жарко в твоем присутствии.

– Почему ты постоянно называешь меня «куколкой»?

Делая вид, что не услышал вопроса, я смотрю ей прямо в глаза. Но потом замечаю, что она дрожит, и, не задумавшись ни на секунду, опускаю взгляд и вижу, что ее соски тверже, чем когда-либо. Конечно, она замерзла. Голову заполоняют мысли о том, как она пойдет в горячий душ. Пар, тепло, нагота…

Подождите-ка…

Душ. Я кошусь на дверь мужской раздевалки. Ее подруга с этим ублюдком все еще могут быть там. Что если она что-нибудь услышит или увидит, как они вместе выходят оттуда?

Я снова поворачиваюсь к ней. Ну и что? Она должна узнать, что люди, о чьем мнении так печется, – мрази. Пусть поймет, какую ошибку совершила. Она все равно скоро это узнает.

Но я почему-то не хочу, чтобы она увидела все своими глазами. Нужно ее подготовить. Если она ни с того ни с сего увидит своего кавалера на выпускной со своей лучшей подругой, никто из них не встанет на ее сторону, и произойдет разрыв.

Поведение Лайлы, наверно, никого не удивит, а Трей еще больше почувствует себя мужчиной.

Сама же Райен в итоге окажется всего лишь глупой обманутой девочкой.

Не знаю, почему меня это волнует.

– Пойдем, – говорю я. – На улице темно. Я тебя провожу.

– Отвали.

Она натягивает какие-то шорты, завязывает веревочку и надевает бейсбольную кепку, продолжая смотреть на меня.

– По ночам кто-то вламывается в школу, – указываю я, и в моем голосе появляются сердитые нотки. – Тебе не стоит тут оставаться одной.

Смеясь, она наклоняется и застегивает сумку.

– Да, и, может быть, это ты, и тебе только и надо, чтобы я ушла и не мешала писать на стенах всякие глупости.

Я зависаю.

Ладно, да, я пару раз пробирался в школу. На этот счет она права. Но я не из тех, кто вламывался бы сюда по ночам и портил стены. Это определенно не по мне.

Я не для того так рисковал, приехав сюда, чтобы попасться на таком глупом дерьме.

Она выпрямляется и меряет меня взглядом.

– Ты назвал меня шлюхой, отрезал мне клок волос. Думаешь, я доверю тебе свою защиту? И не надо моргать с томным видом, куриные мозги. Растеряешь и без того редкие клетки мозга.

Я широко открываю глаза, и каждая мышца моего тела напрягается так, что начинает гореть. Что она, черт побери, сейчас сказала?

Сам не успев понять, что делаю, я хватаю ее на руки и тащу к краю бассейна.

– Бомбочка или центрифуга?

Теперь ее глаза расширяются.

– Что?!

– Значит, бомбочка! – восклицаю я и бросаю ее в бассейн. Слышится ее крик. Она с размаху падает в воду и полностью погружается.

Я вылетаю из зала, не оглядываясь. Надеюсь, преподавательница плавания умеет плавать.

Вынимая из кармана ключи, я направляюсь к машине. Куриные мозги? Моргать с томным видом?

Она не умеет замолчать, когда надо, и в этом корень всех ее проблем. Она вообще хоть когда-нибудь затыкается?

Я залезаю в машину и захлопываю за собой дверь.

– Проклятье! – бешусь я. – Что за чертова… – Но заставляю себя остановиться и делаю глубокий вдох. Я сейчас так зол, что уже почти мечтаю, чтобы сегодня вечером был концерт. Или тренировка. Хочу выплеснуть свои эмоции.

Но слышу, как рядом кто-то шмыгает, и вдруг вспоминаю, что со мной Дейн.

– Я же тебе говорил, – злорадствует он. – Мне показалось, она замерзла. Готов поспорить, если ее согреть, ей станет гораздо лучше.

– Мне абсолютно наплевать.

Я вставляю ключ в зажигание, включаю первую передачу и нажимаю газ.

– Оно и видно, – сухо комментирует Дейн.

Глава Шестая

Райен

Дорогая Райен,

что ты думаешь о том, чтобы заменить последние строчки припева в «Титане» вот этими? Это та песня, что я присылал тебе в прошлый раз, помнишь?

Не обижайся, что не первая ты.

По протоптанной дороге проще идти.

Вчера вечером я был на складе, и они сами пришли мне в голову. Мне кажется, они гораздо лучше вписываются в песню и ложатся на нужный ритм. Я уже представляю, как это будет звучать, и мне нравится. Что скажешь?

И да. Прежде чем ты начнешь меня критиковать. Да, я был вчера вечером на вечеринке, сидел в сторонке и писал песню. Ну и что? Если честно, я считаю, что это хорошо поддерживает мой имидж. Знаешь… имидж молчаливого одиночки, загадочного, горячего бунтаря? Что-то подобное. Может такое быть?

Неважно. К черту все. Сама знаешь, что я не люблю людей.

В прошлом письме ты спрашивала о моем любимом месте. Так вот, заброшенный склад – одно из них. В светлое время суток, когда там никого нет, можно услышать, как голуби ходят по балкам и хлопают крыльями. Можно спокойно разглядывать граффити, и никто не маячит перед глазами. Некоторые из них просто невероятные.

Но все же думаю, что мое любимое место, если не считать нашего с тобой уютного мирка, – это, конечно, мой дом. Знаю, знаю. Там мой отец, так что с чего бы мне хотеть там находиться? Но на самом деле… После того как папа и сестра ложатся спать, когда на улице темно, я вылезаю на крышу через окно. Между двумя коньками крыши есть незаметная ложбинка. Я обожаю сидеть в ней, прислонившись к трубе. Порой делаю это часами: залипаю в телефоне, наслаждаюсь видом, иногда пишу тебе письма. Мне тут нравится. Я вижу верхушки деревьев, которые колышет ночной ветерок, улицу, освещенную фонарями, и звезды. Слышу шорох падающих листьев… В такие моменты я верю, что все возможно.

Мир – это ведь не всегда только то, что у тебя перед глазами, понимаешь? Он и выше, и ниже, и еще где-то – неизвестно где. Каждый огонек в каждом доме, который я вижу, сидя на крыше, имеет свою историю. Иногда нужно просто взглянуть на вещи под другим углом.

И когда я смотрю на все сверху вниз, я вспоминаю, что жизнь не ограничивается тем, что происходит со мной: ссорами с отцом, школой, моим будущим. Я смотрю на все эти дома, в которых живут люди, и понимаю, что я – только капля в море. Нет, не спорю: каждый из нас особенный, и каждый важен – но это своего рода приятное ощущение, понимаешь? Перестаешь чувствовать себя таким одиноким.