Лорен Оливер - Паника

Нэт повернулась к нему.

– Ты?

– Я и Рэй Хэнрэхэн.

На секунду воцарилась тишина.

Наконец, Хезер смогла спросить:

– Что?

– Это сделали мы. – Додж затянулся в последний раз и раздавил бычок носком своего ковбойского ботинка.

– Это против правил, – возразила Хезер. – Испытания назначают судьи.

Додж покачал головой.

– Это Паника, – ответил он. – Здесь нет правил.

– Зачем вы это сделали? – Бишоп дернул себя за левое ухо. Это было знаком того, что он разозлился, но старался этого не показывать.

– Это послание для судей. И для игроков. Игра будет продолжаться, что бы ни случилось. Так должно быть.

– Это неправильно, – возразил Бишоп.

Додж пожал плечами:

– Кто знает, что правильно, – сказал он, – а что – нет?

– А как же копы? А пожар? А Билл?

Никто ничего не сказал. Хезер вдруг осознала, что ее трясет.

– С меня хватит, – сказала она. Повернувшись, она чуть не натолкнулась на покрытую ржавчиной печь, которая вместе с перевернутым велосипедом знаменовала начало узкой тропинки, которая петляла через мусор и барахло и вела к дому. Бишоп позвал ее, но она проигнорировала его.

Она нашла Лили, сидящую на корточках в уголке двора, который не был захламлен барахлом. Малышка красила голую траву ярко-синей аэрозольной краской, которую она где-то откопала.

– Лили! – резко сказала Хезер.

Лили бросила краску и встала, выглядя при этом очень виноватой.

– Мы уходим, – сказала Хезер.

На ее лице снова появилось хмурое выражение и маленькие морщинки между бровями, отчего она стала казаться старше и меньше. Хезер вспомнила тот вечер, когда Лили спросила ее: «Ты умрешь?» – и она почувствовала острый укол совести. Она не знала, правильно ли поступала. Ей казалось, что все, что она делает, – неправильно.

Но то, что произошло с Малышом Билли, было неправильно. И притворяться, что этого не было, – тоже неправильно. Это она знала точно.

– Что с тобой такое? – спросила Лили, выпячивая свою нижнюю губу.

– Ничего. – Хезер сжала кулак. – Пойдем.

– Но я даже с Бишопом не поздоровалась, – хныкала Лили.

– В следующий раз поздороваешься, – ответила Хезер. Она практически силой затащила Лили в машину. Она уже не слышала ни Нэт, ни Бишопа, ни Доджа. Интересно, они обсуждали ее? Она долго не могла выехать оттуда. Хезер вела машину в тишине, сжимая руль так, будто он мог неожиданно выскользнуть из ее рук.

Погода испортилась, стало холодно, сыро и слякотно. За два дня от Нэт не было новостей. Хезер не хотела звонить первой. Она переписывалась с Бишопом, но избегала с ним встреч, а это значило, что для того, чтобы добраться на работу, ей приходилось ехать на автобусе до супермаркета, а потом идти пешком три четверти мили под проливным дождем. В итоге она приходила промокшая и несчастная, чтобы простоять под дождем еще несколько часов, бросая цыплятам сырой корм и перетаскивая инструменты в сарай, чтобы они не заржавели.

Казалось, несчастнее Хезер были только тигры. Когда они улеглись под сенью кленов, наблюдая за тем, как она работает, Хезер задумалась, хотят ли они сбежать отсюда так же сильно, как и она. Мечтают ли они о выжженной траве и огромном круглом солнце Африки. Она только сейчас поняла, насколько эгоистично со стороны Энн было держать тигров здесь, в этом дрянном месте, где сначала стоит жара, потом льет дождь, затем снег, мокрый снег и лед.

Ходили слухи, что полицейские обнаружили доказательство того, что дом Грейбиллов был подожжен умышленно. Весь день Хезер провела в мучительном ожидании, уверенная в том, что среди улик будет ее сумка и полицейские упрячут ее в тюрьму. Что с ней будет, если ее обвинят в убийстве? Ей восемнадцать. Значит, ее посадят в настоящую тюрьму, а не в колонию для несовершеннолетних.

Но прошло несколько дней, Хезер никто не разыскивал, и она снова расслабилась. Она не единственная, кто мог чиркнуть чертовой спичкой. На самом деле во всем был виноват Мэтт Хепли. Это его стоит арестовать. И Дэлайну.

Никто не говорил о Панике. По-видимому, выходка Доджа не заставила судей принять меры. Хезер задавалась вопросом, будет ли он пытаться снова, но потом напомнила себе, что это больше ее не касается.

По-прежнему шел дождь. Такова была середина июля в северной части штата Нью-Йорк – пышно, зелено и влажно, как в тропическом лесу.

Криста заболела от сырости и влажности воздуха. Она утверждала, что от этого у нее забиваются легкие. Хезер воздержалась от замечания, что ее легким было бы гораздо лучше, если бы она перестала выкуривать пачку ментоловых сигарет в день. Криста отпросилась с работы из-за болезни и вместо этого валялась на диване в оцепенении от средств против простуды, напоминая что-то мертвое и раздутое, выброшенное в океан.

По крайней мере, Хезер могла взять машину. Библиотека снова открылась. Туда она подвезла Лили.

– Хочешь, заберу тебя позже? – спросила она у сестры.

Лили снова стала вести себя дерзко.

– Я не ребенок, – ответила она, вылезая из машины и не обращая внимания на зонтик, который Хезер взяла для нее. – Я доеду на автобусе.

– А как же… – прежде чем Хезер успела напомнить ей про зонтик, та уже хлопнула дверью и пошлепала в библиотеку по грязным лужам.

Несмотря на дождь, у Хезер было неплохое настроение. Лили было почти двенадцать. Для ее возраста нормально быть непослушным ребенком. Может, это было даже хорошо. Это значит, что с ней все в порядке. Возможно, она сможет вырасти нормальным человеком, даже несмотря на то, что живет в трейлерном парке, где муравьи спокойно разгуливают по столовым приборам, а Криста прокуривает весь дом.

Полиция по-прежнему не стучалась в дверь Хезер, и о Панике по-прежнему ничего не было слышно.

Работа была тяжелой – Энн хотела, чтобы Хезер почистила конюшню, после чего им пришлось снова замазывать часть подвала, куда попадал дождь, и стены были покрыты плесенью. Хезер удивилась, когда Энн сказала, что рабочий день закончен. Было почти пять часов вечера, но Хезер не заметила, как пролетело время, – она работала, практически не разгибаясь. Дождь был сильнее, чем когда-либо, – лил стеной, напоминая дрожащее лезвие гильотины.

Пока Энн заваривала себе чай, Хезер впервые за несколько часов проверила телефон, и ее сердце ушло в пятки. Она пропустила двенадцать звонков от Лили.

Ее горло сдавило так сильно, что она едва могла дышать. Она тут же набрала номер Лили. Произошла переадресация на голосовую почту.

– Что случилось, Хезер? – Энн стояла возле духовки, седые вьющиеся волосы обрамляли ее лицо, как странный ореол.

– Мне нужно идти, – ответила Хезер.

Потом Хезер даже не помнила, как села в машину и поехала вниз по дороге; не помнила, как доехала до библиотеки, но каким-то образом она оказалась там. Она припарковала машину, но оставила дверь открытой. Некоторые лужи были ей по щиколотку, но она почти не заметила этого. Она побежала ко входу. Библиотека была уже час как закрыта.

Хезер звала Лили и в поисках сестры обошла парковку. Она всматривалась в улицы, пока ехала, представляя самое ужасное, что могло случиться с Лили – ей причинили боль, похитили, убили, – и пыталась остановиться, чтобы не поддаться панике и не сдаваться.

Наконец, у нее не осталось другого выбора, кроме как поехать домой. Придется вызывать полицию.

Хезер справилась с очередным приступом паники. На этот раз с очень сильным приступом.

Дорога, ведущая в «Свежие Сосны,» была вся в ямах, грязи и лужах. Когда Хезер пробиралась по ней, колеса машины буксовали и прокручивались. Квартал выглядел еще более уныло, чем обычно: дождь барабанил по трейлерам, сносил колокольчики[32] и заливал открытые костровые чаши.

Хезер даже не успела остановить машину, когда заметила Лили – та сидела, сжавшись в комок и обхватив руками колени, под тонкой березкой, на которой почти не было листьев. Она была всего в пятнадцати футах от крыльца их дома. Хезер не заметила, как припарковалась, и вот она уже несется к Лили, шлепая по лужам. Она обняла сестру.

– Лили! – Хезер не могла обнять ее достаточно крепко. Она здесь, здесь, здесь. В безопасности. – Ты в порядке? С тобой все хорошо? Что случилось?

– Мне холодно. – ее голос звучал приглушенно. Лили говорила в левое плечо Хезер. У той сжалось сердце. В этот момент Хезер была готова заставить планету крутиться в обратном направлении, лишь бы найти одеяло.

– Пойдем, – сказала она, отстраняясь. – Пойдем в дом.

Лили попятилась, как брыкающаяся лошадь. Ее глаза расширились и стали дикими.

– Я не пойду в дом, – сказал она. – Я не хочу туда идти!

– Лили. – Хезер моргнула, и капли дождя слетели с ее ресниц. Она присела на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне. Губы Лили были синие. О господи! Сколько она просидела снаружи? – Что случилось?

– Мама прогнала меня, – ответила Лили. Она говорила тихо и прерывисто. – Она сказала, чтобы я поиграла во дворе.

Что-то внутри Хезер дало трещину, и в тот момент она осознала, что всю свою жизнь она возводила вокруг себя стены и готовила оборону, ожидая чего-то подобного, в то время как давление по ту сторону становилось сильнее и сильнее. Теперь плотина прорвалась, и Хезер переполняли ярость и ненависть.

– Пойдем, – сказала она. К ее удивлению, ее голос не изменился, несмотря на то, что внутри нее была гложущая чернота, яростный шум. Она взяла Лили за руку. – Посидишь в машине, хорошо? Я включу печку. Там хорошо и сухо.

Она отвела Лили в машину. На заднем сиденье валялась старая, пропахшая дымом футболка Кристы, но она по крайней мере была сухая. Хезер помогла сестре снять ее мокрую рубашку. Она расшнуровала ее кроссовки и сняла влажные носки, а затем попросила Лили положить ноги на печку, откуда начало поступать тепло. Все это время Лили была безвольной и послушной, как будто из нее вымыло всю жизнь. Хезер двигалась машинально.