– Могу задать тебе тот же вопрос. – Мама Доджа оставила яйца жариться на сковороде, подошла к нему и чмокнула его в щеку, прежде чем он успел отстраниться. – Почему ты рано?

На ее лице были видны остатки макияжа. Значит, вечером она ходила на свидание. Неудивительно, что она в таком хорошем настроении.

– Мне больше не спалось, – ответил он осторожно. Интересно, признается ли мама в том, что ходит на свидания? Иногда, когда свидание проходило действительно хорошо, она говорила об этом Доджу.

– Как раз к завтраку. Будешь омлет? Ты голоден? Я делаю завтрак для Дэйны. – Она переложила омлет на тарелку. Он был так хорошо взбит, что лежавший на нем кусочек масла немного подрагивал. Прежде чем Додж успел ответить, она понизила голос и сказала: – Ты же знаешь, что Дэйна проходит терапию? Так вот, Билл говорит…

– Билл? – прервал ее Додж.

Его мама покраснела. Попалась.

– Он просто друг, Додж.

Додж не поверил, но ничего не сказал.

Его мама спешно продолжила:

– Вчера Билл отвел меня в итальянский ресторан в Гудзоне. Красивые скатерти и все такое. Он пьет вино, Додж. Ты можешь в это поверить? – Она изумленно покачала головой. – И он знает какого-то доктора из больницы Колумбии, который работает с такими пациентами, как Дэйна. Билл говорит, что Дэйне нужно ходить на терапию регулярно, каждый день.

– Но мы не можем… – начал было Додж, но его мама все поняла и закончила за него:

– Я сказала ему, что мы не можем себе этого позволить. Но он ответил, что может включить нас в программу, даже без страховки. В больнице. Можешь себе представить?

Додж ничего не сказал. Они и раньше возлагали надежды на новых докторов, новую методику лечения, на кого-то, кто сможет помочь. Но что-то всегда шло не так. То прорвет трубу и все деньги уходят на ее починку, то доктор оказывается шарлатаном. Однажды они смогли попасть на прием в настоящей больнице. Доктор осмотрел Дэйну за пять минут, проверил ее нервы, постучал молоточком по колену, затем сжал и распрямил ее пальцы на ногах.

– Это невозможно, – сказал он со злостью, будто был раздражен тем, что они тратили его время. – Автокатастрофа, так? Мой вам совет – купите кресло получше. Ей не нужно ездить на этом куске хлама, – он указал на инвалидное кресло, стоившее пять тысяч долларов. Додж горбатился всю осень, чтобы купить его, пока его мама плакала, а Дэйна безжизненно лежала в кровати в позе зародыша каждую ночь.

– Так ты будешь омлет или нет? – спросила его мама.

Додж покачал головой:

– Я не голоден. – Он взял вилку и тарелку Дэйны и отнес в гостиную. Когда он вошел, она сидела с высунутой в окно головой. Додж услышал крик: «Мечтай, мечтай!» – а затем смех, раздавшийся снизу.

– Что это было? – спросил он Дэйну.

Она резко повернулась. Ее лицо покраснело.

– Рики говорит всякие глупости, – ответила Дэйна и забрала у него тарелку. Рики работал на кухне у Дот и всегда посылал Дэйне подарки – дешевые букеты, купленные на заправке, небольшие статуэтки медвежат. Рики был хорошим парнем.

– Почему ты пялишься на меня? – спросила она.

– Я не пялюсь, – ответил Додж. Он сел рядом с ней и положил ее ноги себе на колени, начиная, как обычно, разминать костяшками ее икры. Чтобы она снова могла ходить. Чтобы она продолжала в это верить.

Дэйна ела быстро. Она смотрела на тарелку, избегая Доджа. Наконец, она расплылась в улыбке:

– Рики сказал, что хочет на мне жениться.

– Возможно, тебе стоит согласиться, – сказал Додж.

Дэйна покачала головой:

– Чудак… – Она дотянулась до Доджа и ударила его в плечо. Он притворился, что ему больно. В тот момент его охватило счастье.

Сегодня будет хороший день.

Одевшись и приняв душ – он даже не забыл постирать джинсы, так что теперь они выглядели хорошо и хрустели от чистоты, – Додж сел в автобус до квартала Нэт. Было только пол-одиннадцатого, но солнце уже висело высоко в небе, напоминая глаз. Повернув на улицу Нэт, Додж будто бы оказался в телевизионных декорациях – он словно попал на одно из тех шоу из 1950-х, в которых всегда кто-то мыл машину на дороге, женщины носили фартуки и здоровались с почтальонами.

Только здесь было одно исключение: никакого движения, ни голосов, ни людей, волочащих мусор или хлопающих дверьми. Если твои окна выходят на заднюю дверь закусочной Дот – кто-то всегда что-то кричит. Но в какой-то степени это было своего рода утешение – ты всегда знал, что не у тебя одного есть проблемы.

Нэт ждала Доджа на крыльце. Стоило ему только увидеть ее, как его внутренности будто подскочили куда-то к горлу. Ее волосы были убраны в хвост сбоку. На ней было что-то желтое и ребристое типа джемпера, рубашка и шорты, которые на любой другой девушке смотрелись бы глупо. Но на ней все это выглядело потрясающе, отчего она напоминала экзотическое мороженое в натуральную величину. Он не мог не думать о том, что она раздевается каждый раз, когда принимает ванну.

Натали поднялась с крыльца, слегка покачиваясь на небольшой платформе, и помахала ему, как будто он мог ее не заметить. На ее лодыжке больше не было повязки, хотя Додж знал, что она снова подвернула ее, убегая с владений Донахью. Она немного морщилась при ходьбе.

– Бишоп и Хезер пошли за холодным кофе, – сказала Нэт, когда Додж подошел к ней, стараясь изо всех сил не идти слишком быстро. – Я попросила, чтобы они купили и нам тоже. Ты пьешь кофе?

– Я бы хряпнул немного, по возможности, – ответил Додж, и Нэт засмеялась. От ее смеха ему стало тепло, хотя в ее дворе он по-прежнему чувствовал себя неуютно, будто он был частью картинки из серии «зачеркни лишнее». На первом этаже дернулась штора, из-за которой лицо появилось и исчезло так быстро, что Додж не успел ничего разглядеть.

– За нами кто-то следит, – сказал Додж.

– Наверное, мой отец. – Нэт пренебрежительно махнула рукой: – Не волнуйся. Он тебе ничего не сделает.

Интересно, каково иметь такого отца, который сидит в доме и нормально реагирует на то, что его дочь может просто от него отмахнуться. Том, отец Дэйны, был хотя бы женат на их маме четырнадцать месяцев. Правда, причиной тому была ее беременность, но тем не менее. Он регулярно писал Дэйне электронные письма и каждый месяц посылал деньги, а иногда даже приходил ее навещать.

Додж не слышал и не видел своего отца. Все, что он знал о нем, – это то, что тот работал строителем и был родом из Доминиканской республики. На долю секунды он задумался над тем, что же сейчас делает его отец? Возможно, он снова вернулся во Флориду и был жив-здоров. Возможно, он наконец остепенился и завел кучу резвящихся детей с темными, как у Доджа, глазами и с такими же высокими скулами.

А может, еще лучше – он выпал из строительной люльки на большой высоте и проломил свою чертову башку.

Бишоп и Хезер вернулись на одной из колымаг Бишопа, которая бренчала и тряслась так сильно, что Додж был уверен – она развалится под ними на полпути до торгового центра. Он открыл для Нэт дверь и помог ей сесть.

– Ты такой милый, Додж, – сказала она и поцеловала его в щеку. Выглядела она при этом так, будто практически сожалеет о сделанном.

Поездка в Кингстон[16] была хорошей. Додж попытался отдать Бишопу деньги за кофе, но тот отмахнулся от него. Хезер удалось найти нормальную радиостанцию на заляпанном пятнами радиоприемнике, и они слушали Джонни Кэша[17], пока Нэт не начала умолять, чтобы они послушали что-нибудь, что было записано в этом веке. Натали заставила Доджа снова показывать фокусы, и на этот раз она засмеялась, когда он достал из ее волос соломинку.

В машине пахло старым табаком и мятой, как в бельевом ящике какого-нибудь старика. Солнце проходило сквозь стекла, и казалось, что весь штат Нью-Йорк освещен особенным внутренним сиянием. Впервые за все время в Карпе, а может быть, впервые за всю свою жизнь, Доджу казалось, что он хоть где-то нужен. Интересно, насколько другими были бы последние несколько лет, если бы он общался с Хезер и Бишопом, встречался с Нэт, отвозя ее в кино каждую пятницу и танцуя с ней в спортзале на встрече выпускников.

Он сдержал волну грусти. Ничто из этого не продлилось бы долго. Иначе и быть не могло.

Додж проезжал мимо торгового центра в Гудзоне, но никогда не был внутри. На потолке были большие лампы, из-за которых казалось, что безупречные полы, покрытые линолеумом, светятся. В воздухе пахло спреем для тела и мешочками ароматической смеси из сухих цветов, похожими на те, которые мама доджа клала в свой бельевой ящик.

Но больше всего там пахло отбеливателем. Все было белое, как в больнице, как будто все здание окунули в Клорокс[18]. Было еще рано, и народу было немного. Ковбойские сапоги Доджа громко цокали об пол при ходьбе, и он мог только надеяться, что Натали это не раздражает.

Зайдя внутрь, Нэт посмотрела на небольшую листовку, которую она достала из своей сумки, и объявила, что они смогут встретиться где-то через час, снаружи в закусочной Тако Белл[19] на фуд-корте[20].

– Так ты уходишь? – спросил Додж.

Нэт посмотрела на Хезер умоляющим взглядом.

Хезер среагировала мгновенно:

– У Натали прослушивание.

– Прослушивание куда? – спросил Додж. Ему хотелось, чтобы его голос не звучал так расстроенно. Натали начала краснеть.

– Ты будешь надо мной смеяться, – сказала она.

Его сердце чуть не выскочило из груди. Как будто он, Додж Мэйсон, мог когда-либо подумать о том, чтобы смеяться над Натали Велец.

– Не буду, – ответил он тихо. Бишоп и Хезер уже уходили. Бишоп притворился, что толкает Хезер в фонтан. Она взвизгнула и стукнула его кулаком.

Не говоря ни слова, Нэт передала Доджу листовку. Она была плохо оформлена. Текст был практически нечитаемым:

Требуются: модели и актрисы для показа самых лучших и ярких экземпляров в магазине «Сияющие драгоценные камни».