Она пошла за прислугой и действительно увидела, что ее лицо, обычно такое розовощекое, вмиг будто растеряло все свои краски, так что пришлось последовать совету хозяйки дома и воспользоваться румянами, которые прежде были ей не нужны.

«Можно подумать, супруг пьет из меня кровь!» — с усмешкой подумала она.

Лиза сначала не хотела надевать диадему — их ожидал не пышный прием, а скромное семейное торжество, но в последний момент передумала. Станислав так упорно пытался приземлить Лизу и в глазах других, и в ее собственных, что она решила быть по-королевски величественной.

Когда она вышла к собравшимся, все дружно ахнули. Горничная Янковичей оказалась сообразительной, поняла Лизу с полуслова, но посоветовала розы из прически и с корсажа убрать — пусть останется только диадема и, как бы в комплект к ней — скромное бриллиантовое ожерелье.

Теодор предложил ей руку и подвел к мужу, кажется, не в силах оторвать от Лизы глаз.

— Желание именинника — закон? — спросил он нарочито строго.

— Закон, как ни крути! — согласился Станислав.

— Тогда я объявляю: княгиня Елизавета Николаевна сегодня весь вечер сидит подле меня и каждый второй танец танцует только со мной! Надеюсь, никто не станет это оспаривать.

— т Никто не смеет, ваше величество! — шутливо склонился перед ним Станислав, и Лиза с удивлением увидела, что он может искренне и весело дурачиться. — Где еще найти такого доброго короля, чтобы один из каждых двух танцев первой дамы он отдавал своим придворным!

— Вы не обиделись, Елизавета Николаевна? — обеспокоенно поинтересовался у нее Теодор.

— Помилуйте, на что же мне обижаться! — улыбнулась Лиза. — Можно сказать, вы провозгласили меня королевой бала. Разве это не честь?

— Жаль, что сегодня у нас немного гостей! — с жаром проговорил Янкович. — Мне хотелось бы объявить вас королевой на весь белый свет… Но, к сожалению, я вынужден молчать. Нет, мне не жаль, что сегодня в гостях у нас только самые близкие люди, ведь я могу не отвлекаться на посторонних, на ненужную суету и празднословие.

— Меня пугает ваша серьезность, — сказала Лиза.

Она сидела за столом, где было всего двенадцать человек, и слышала, как мать Теодора жаловалась ее мужу:

— Где это видано — свой день рождения не отметить как следует. Я предложила Тьерри пригласить большой оркестр, украсить танцзал. Слава Деве Марии, у нас достаточно комнат, чтобы принять гостей, но он уперся и ни в какую: только мы, родные, и Поплавские!

Справа от Лизы за столом сидел Янкович-старший, которого жена звала Ежи, а дети, соответственно, папа Ежи. Лиза прежде не встречала человека столь добродушного и располагающего к себе с первой минуты общения.

Природа вылепила его черты особенно не отшлифовывая, словно ей недосуг было с ними возиться. На первый взгляд они были грубоваты и незатейливы, но огонь, который вложил в его душу господь, по-особому освещал это примечательное лицо.

Так же, как и сын, он был высок и широкоплеч.

Подбородок его сильно утяжелял лицо, а рыжие кустистые брови походили на жесткую траву равнины, из-под зарослей которой на вас глядят умные, приветливые глаза.

Что-то в повадках Ежи напоминало Валериана Жемчужникова, но, очевидно, Янковичу недоставало предприимчивости и деловой хватки. Хотя его семья не слишком бедствовала, но и не процветала.

Возможно, будь на месте жены-француженки Дарья Голикова, она заставила бы мужа трудиться с большей отдачей. Выходцы из обедневших семей боятся вернуться в нищету.

А Жозефина Янкович считала, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на погоню за деньгами, когда можно и так наслаждаться каждым ее мгновением…

Сейчас Ежи обратился к Лизе, как бы втайне от сына.

— Уж не поухаживать ли мне за вами, княгиня?

В последнее время мой наследник стал таким задумчивым и рассеянным. Мы с матерью думаем, уж не влюбился ли он?

— Папа! — укоризненно воскликнул Теодор и покраснел. — Зачем ты конфузишь меня перед Елизаветой Николаевной?

А Лиза подумала, как в Теодоре много мальчишеского, он так легко краснеет. Но и сама несколько смутилась. Ей бы хотелось вообще не касаться отношений именинника к прекрасному полу, потому что она имела все основания полагать, что знает даму, в которую он влюблен…

Ежи довольно засмеялся, тряхнув рыжей с сединой гривой, и обернулся к соседке справа — хорошенькой Катажине, которую Янковичи взяли в дом после смерти ее родителей и воспитывали как свою дочь.

— Мне нужно сегодня поговорить с вами, Елизавета Николаевна, — шепнул ей Теодор. — За столом у нас это вряд ли получится, потому что мой папа очень любит провозглашать тосты и всегда следит, чтобы гости на них откликались.

— Хорошо, — кивнула Лиза.

— Вы рождены, чтобы царствовать, — сказал ей именинник уже нормальным голосом и пояснил для Станислава:

— Я пригласил твою жену. Стас, в оранжерею, где у нас расцвела изумительная Rafflesia[39].

Елизавета Николаевна согласилась со мной прогуляться. Вы видели ее кивок? Так может ответить только королева!

Теодор шутил, глаза его сияли, и даже Лизе передалось возбуждение Янковича. Что он хочет ей сказать? В любом случае не то, что Лиза не хотела бы услышать. Она была уверена, что не давала Теодору никакого повода говорить с нею о своих чувствах, и пообещала себе поставить его на место, если молодой человек забудется.

Все дело чуть было не испортил папа Ежи. Он повернулся к сыну и удивленно произнес:

— Мой мальчик, неужели тебя заинтересовало цветоводство? Наверное, ваше сиятельство, вы благотворно влияете на Тедди. Прежде он даже слушать не хотел о том, чтобы помочь мне в разведении цветов. А ведь я — единственный поляк, которому удалось культивировать раффлезию, и, пожалуй, будет лучше, если я сопровожу вас, княгиня, потому что Тедди не сможет рассказать вам столько интересного о цветах, сколько могу поведать я…

Ситуация уже стала Лизу забавлять. Она сделала вид, что увлечена содержимым своей тарелки, но тем не менее смогла перехватить умоляющий взгляд Теодора, который он послал Катажине. Та немедленно поспешила на помощь названому брату.

— Как, папа Ежи! — капризно надула губки она. — Разве вы не обещали сегодня быть моим рыцарем?

— Конечно, я с удовольствием, но…

— Мы сделаем так, — предложила сообразительная девушка. — Тьерри покажет княгине раффлезию, а вы потом расскажете, что у нее там с плодоножками и плодоручками…

— Над людьми увлеченными так легко смеяться! — грустно заметил Янкович-старший. Но он тут же расплылся в улыбке, принимая горячую благодарность Катажины.

— Вы — самый добрый папа на свете!

Лиза услышала, как Теодор украдкой облегченно вздохнул.

Поскольку тема цветов была самой безопасной, Лиза тоже стала ее развивать:

— Вы могли бы наведаться к нам, пан Янкович!

Как раз сейчас наш Игнац выращивает какую-то особую орхидею. Можно подумать, у него там родильня, потому что он только и говорит о каких-то детках…

— Умоляю, княгиня, — сделала плаксивое лицо Жозефина, — не продолжайте разговора на эту тему!

Тогда Ежи никто не остановит.

— О чем же мне в таком случае говорить? — нарочито озаботилась Лиза.

— О лошадях! — ехидно подсказал Янкович. — Ежели у вас рожает какая-нибудь кобыла, Жозефа готова выслушивать подробности хоть всю ночь.

— Вот, Панове, внимайте и сочувствуйте! Это мне за то, что я позволила себе перевести разговор с цветов на что-то другое!.. А между прочим, именно сегодня родился наш первенец…

— Прости, дорогая! — покаянно поднял вверх руки Ежи и поднялся из-за стола. — Жозефина права: этот день был самым счастливым в нашей жизни! Сынок! — Он обратил к Теодору растроганное лицо. — Больше всех благ на свете я желаю тебе, чтобы ты встретил такую женщину, как твоя драгоценная матушка…

Теодор оказался прав — его отец был неистощим на тосты и пожелания. Он искусно вовлекал в застольное общение всех гостей, затягивал их в водоворот своих речей и дотошно следил, чтобы никто из них не остался в стороне…

Лиза было подумала, что сегодня им с Теодором никак не удастся поговорить, но, видимо, сын хорошо знал своего отца и умел от него ускользать.

Примерно через час Лиза и Теодор оказались в оранжерее, совсем непохожей на ту, которая была в замке Поплавских. Если Василиса с помощью Игнаца смогла организовать дело так, что оранжерея приносила хозяйству доход, то в своей оранжерее Янкович-старший занимался лишь цветоводческой наукой.

Лиза понимала его желание пойти сюда вместо Теодора — уж ему-то нашлось бы о чем ей рассказать.

— Честно говоря, кроме раффлезии, я здесь не знаю толком ни одного растения, а уж по-латыни тем более. Просто о ней я постоянно слышал, с самого детства, так что это название произнесу даже во сне — Он заглянул Лизе в глаза. Она смутилась и, словно невзначай, освободила свою руку из его руки, но в этот момент лицо Теодора стало таким несчастным, что Лиза невольно улыбнулась. Но тут же нахмурилась: нельзя ей расслабляться — это будет походить на кокетство, а она приготовилась не давать пощады ни себе, ни ему.

По дорожке, выложенной какой-то узорчатой каменной плиткой, молодые люди пришли к уголку оранжереи, заросшему нежно-зеленым кустарником, среди которого Лиза заметила качели, прицепленные за кольца, вбитые в потолок.

Лиза в какой-то миг почувствовала себя маленькой девочкой, увидевшей место, о котором мечтала.

Она чуть было не захлопала в ладоши, но лишь обратила к Теодору просительные глаза:

— Давайте покачаемся на этих сказочных качелях!

Он замялся, потому что не хотел разговаривать серьезно, качаясь на качелях, но и не посмел отказать владычице своего сердца. Помог Лизе сесть на плетенную из крепких прутьев лавочку-полукорзину и сел рядом, раскачивая качели и увлекаясь этим занятием.

— Елизавета Николаевна, — все же сказал он, когда Лиза вскрикнула от испуга — качели поднялись высоко! — вы не хотите со мной разговаривать?