— А нам придется…

Она тут же осеклась, но Эдвард все понял.

— Только когда ты сама будешь готова, Ронуин. Мы исполнили повеление короля и принца. Теперь подождем, пока ты привыкнешь ко мне. Спокойной ночи.

Он вышел через смежную дверь и закрыл за собой засов.

Впервые в жизни Ронуин разразилась рыданиями.

Эдвард услышал жалобный плач и грустно покачал головой. Плохо, что она так несчастна. Остается надеяться, что это скоро пройдет, особенно после приезда брата. До сих пор ему не приходилось брать женщин силой: в этом не было необходимости. И теперь совесть не давала ему покоя, и что всего хуже, он насладился женой в полной мере, несмотря на ее явное нежелание принадлежать ему. Почему?

Эдвард постарался выбросить из головы эти мысли. В конце концов, она достаточно умна, а он все ей объяснил. И хотя понимал ее страхи, но упорная решимость и неожиданная угроза, сопровождаемая требованием привезти брата, взбесили его. Она — его жена и принадлежит ему! Ронуин должна беспрекословно повиноваться, и все тут! Однако он обещал ей передышку и сдержит слово. Здравый смысл подсказывал Эдварду: неплохо им поближе узнать друг друга.

Он снова приложил ухо к двери. Все тихо… она успокоилась. Ему стало немного легче.

Наутро Энит осторожно потрясла хозяйку за плечо:

— Просыпайтесь, госпожа. Пора идти к заутрене.

Служанка не знала куда девать глаза, помня о том, что вчера Ронуин потеряла невинность. Она боялась, что застанет господина в постели хозяйки, и обрадовалась, увидев Ронуин одну. Энит заметалась по комнате, собирая вещи.

Молодая хозяйка замка с трудом поднялась, ощутив, что у нее все ноет, заметила лежавший на полу клинок и поспешила поднять его. Она всегда клала его на ночь под подушку, ибо ее учили, что в любую минуту можно ждать нападения врага. И это произошло, но она не сумела никого убить. Неужели ему было так уж необходимо обращаться с ней столь жестоко? Он наслаждался каждой минутой, негодяй! Что ж, по крайней мере некоторое время он ее не побеспокоит. Твердо обещал, а она чувствовала: Эдвард де Боло — человек слова, несмотря на то что случилось прошлой ночью.

Энит помогла госпоже одеться. По дороге в церковь они молчали. Ронуин в каком-то трансе повторяла слова Господни, когда неожиданно увидела рядом мужа. Ап-Граффид не появился. Он вообще ходил в церковь только в случае крайней необходимости. По окончании службы Эдвард взял жену за руку и они вместе вернулись в зал, где уже накрывали к завтраку. Принц стоял у огня с большим кубком в руке.

— Ты не забыл? — встревожилась она.

— Нет, — заверил де Боло. — Но взамен я хочу получить обещание, что ты будешь называть меня по имени. Сумеешь?

— Да, Эдвард, — отозвалась она.

Ллуэлин, заметив, как де Боло улыбнулся жене, подумал, что этот союз, вполне возможно, окажется счастливым.

Хорошо бы… Видит ли Вала, что он сделал для Ронуин все, что мог?

— Доброе утро! — прогремел он.

— И вам, господин мой. Ты покидаешь нас сегодня, — не столько спросил, сколько констатировал Эдвард.

— Возможно, если удостоверюсь, что ты действительно стал мужем моей дочери, Эдвард де Боло. Покажи мне доказательства свершения брака. Хочу видеть невинность моей дочери, запятнавшую простыню вашей брачной постели.

У Ронуин при этих словах загорелись щеки, но ее муж преспокойно повернулся к Энит:

— Принеси простыню, девушка.

— Нет! — воскликнул принц. — Я пойду в спальню и лично удостоверюсь! Надеюсь, никто не станет возражать?

— Иди, — равнодушно бросил Эдвард, взбешенный его бесцеремонностью. Как может отец так унижать собственную дочь!

Вернувшись в зал, ап-Граффид громогласно объявил:

— Вижу, ты не дал ей спуску! Прекрасно! Теперь она твоя жена, и у меня нет на нее никаких прав, кроме тех, которые предполагает родительская привязанность.

— Родительская привязанность?! — взорвалась Ронуин. — Тебе такие чувства не знакомы, ап-Граффид! И ты еще с ханжеской улыбочкой говоришь о любви к детям?! Стыдись!

— Ронуин, — тихо остерег муж.

Она хотела обрушить и на него свое негодование, но, вспомнив кое о чем, поспешно закрыла рот.

— Пойдем, господин мой, пора к столу, — позвал Эдвард. — Кроме того, я хотел просить тебя об одном одолжении.

Они сели за высокий стол. Ронуин устроилась между мужем и отцом. Слуги бегали взад-вперед, принося корки караваев, в которые наливали овсянку, хлеб, подали круг сыра и холодную жареную крольчатину. Кубки наполнялись разбавленным водой вином. Сначала все ели в молчании. Де Боло втайне поражался невероятному аппетиту жены. Интересно, она всегда так ест? Сомнительно, ведь она так стройна.

Когда челядь убирала остатки завтрака, принц спросил:

— Чего ты хотел от меня, зять?

— Ронуин желает видеть своего брата здесь, в Хейвн-Касле. Она тоскует по нему. Если это доставит ей радость, я согласен.

— Значит, англичанин, тебе мало моей дочери? Хочешь и сына заполучить?

— Не я, а его сестра. Тут нет никаких уловок, господин.

Неужели не понимаешь, что она тоскует в разлуке с братом?

— Кроме Ронуин и Глинна, у меня нет детей, — пояснил ап-Граффид. — Возможно, Глинн тоже пригодится мне когда-нибудь. Но если он будет в руках англичан, значит, потеряет для меня всю свою ценность.

— Ты все равно рано или поздно женишься, принц, — уговаривал Эдвард, — хотя бы ради того, чтобы иметь наследников. И дети от законного брака будут для тебя куда дороже, чем побочные. Пусть Ронуин будет счастлива рядом с братом, господин. Клянусь, я стану защищать мальчика от любых врагов и немедля отошлю в Ситрол, если кто-нибудь будет ему угрожать тут.

— Я должен подумать, — медленно выговорил ап-Граффид.

— Глинн для тебя ничего не значит! — не сдержавшись, выпалила Ронуин. — Я буду здесь, а ты пойдешь своим путем, не заботясь о собственном сыне! Я хорошо знаю тебя, о принц Уэльский! Гленн — твой сын, но не похож ни на тебя, ни на твоих братьев. Он лишен честолюбия и всей душой предан поэзии и красоте. В глубине души ты сознаешь, что он тебе ни к чему.

— Если я позволю тебе привезти его в Англию, когда-нибудь его смогут использовать против меня, — возразил ап-Граффид.

— А если ты не разрешишь ему приехать, что с ним станется? Собираешься уничтожить его из-за собственных страхов?

В зеленых глазах стояли слезы, и Эдвард де Боло мысленно поклялся, что, если принц не отпустит сына добровольно, он сам отправится в Уэльс и привезет мальчишку.

— Прошу тебя, господин, — молила Ронуин. — Не разлучай меня с братом! Ты сам сказал, что он годится либо в барды, либо в священники. Он не представляет угрозы для тебя.

— Не Глинн беспокоит меня, но англичане, — покачал головой принц.

— Я дал слово защищать его, — вмешался де Боло.

— Ты — подданный короля, зять, его человек, поэтому сюзерен и выбрал тебя в мужья моей дочери. Ты надежен, он тебе доверяет. Но ты не любишь Ронуин и едва ее знаешь.

Поэтому я считаю, что твоя преданность королю выше чувств к жене и ее брату.

— Пожалуйста, отец, — продолжала просить Ронуин, перейдя на валлийский.

— Раньше ты никогда не называла меня отцом, — ответил он ей на том же языке.

— И вряд ли еще раз назову, — сухо улыбнулась Ронуин. — Позволь мне воспитывать Глинна. Клянусь честью матери: если мне покажется, будто англичане задумали использовать его против тебя, я либо помогу ему бежать, либо убью собственными руками. Ты понимаешь, я достойна твоего доверия, Ллуэлин ап-Граффид. Тебе известно, как я люблю Глинна, но ты также знаешь, что я исполню свой долг. Прошу тебя.

— Повтори, — велел он.

Немного поколебавшись, Ронуин прошептала:

— Прошу тебя, отец.

— Ты унаследовала от меня гордость, дочка, но чувствуешь, когда надо уступить, совсем как твоя матушка. Родись ты мальчиком, Англии было бы кого бояться, Ронуин, дочь Ллуэлина. — Он кивнул и обратился к Эдварду, уже на норманнском:

— Дочь убедила меня, что Глинну будет лучше здесь. И поскольку ты поклялся оберегать его, я пришлю мальчика к тебе.

— Я знал, что ты захочешь порадовать Ронуин, — кивнул Эдвард. — Благодарю, господин мой. Я сдержу слово, даже если придется защищать Глинна от короны. И поскольку не намереваюсь извещать монарха о пребывании здесь твоего сына, вряд ли можно ждать неприятностей.

— Генрих — человек нерешительный, но его сын свиреп и мстителен, — предупредил ап-Граффид. — Скоро он взойдет на трон, и тебе лучше не терять его расположение. Он лучший и в то же время худший из всего своего рода, зять.

Не знаю, сколько продлится мир, когда он станет королем.

Если нам суждено встретиться на поле брани, Эдвард де Боло, лучше постарайся повернуть коня в другую сторону. Я не хочу убивать мужа дочери и отца моих внуков. — И, поднявшись из-за стола, он объявил:

— Что ж, я прогостил тут слишком долго. Пора в дорогу, не то тебя в один прекрасный день объявят заговорщиком.

Де Боло и Ронуин тоже встали и проводили принца во двор, где его ожидали.

Ллуэлин обнял дочь и расцеловал в лоб и щеки:

— Прощай, девочка, да пребудет с тобой Господь.

— Прощай, господин мой. И спасибо тебе.

— За что? — усмехнулся он.

— За мужа и брата, — ответила она, одарив его одной из редких улыбок.

— Сын… — вздохнул принц. — Тебе следовало родиться сыном. Прощай и ты, де Боло. Да подарит Бог твоей жене много здоровых сыновей и дочерей.

— Благодарю, господин мой. Доброго пути.

Ап-Граффид вскочил на своего жеребца и повел за собой отряд. Дочь с зятем следили за ними, пока облако пыли, поднятое копытами лошадей, не рассеялось вдалеке. Только потом они вернулись в зал.

— Как тебе удалось убедить его прислать Глинна сюда? — полюбопытствовал Эдвард.

— Я назвала его отцом. Впервые в жизни. Принц, хоть и сильный человек, все же не лишен сентиментальности. Он был тронут и счел это своей победой. Понял, что мне пришлось сделать то, чего он давно добивался. Но при этом он был вынужден признать: мы оба не проиграли, поскольку получили то, что хотели.