– Так-так, – сказала графиня. – Синьора Новона и синьорина Жардин, юная протеже принцессы Матильды. Как поживает наша дражайшая принцесса?

Серо-голубые глаза внимательно рассматривали девушку – ее лицо, одежду, жесты. Катрин почувствовала, что проходит некое испытание. Тонкие губы чуть раздвинулись в вежливой улыбке. Катрин неуверенно улыбнулась в ответ. Графиню больше всего интересовали предки ее юной гостьи. Когда Катрин назвала имя своей матери, графиня одобрительно кивнула:

– Да-да, Ковальские, знаю. Поляки, католики. Известная семья. – Немного погодя она пригласила: – Сядьте рядом со мной, дитя мое, выпейте чаю.

Затем бесконечной вереницей потянулись кузены, кузины, дяди, тети, известные политики, почтенные судьи. Один раз Катрин перехватила взгляд, которым обменялись мать и сын. Ей показалось, что в этом взгляде было нечто заговорщицкое.

Когда Мария Новона собралась уходить, Катрин вздохнула с облегчением. Карло проводил их до выхода.

– Что ж, Катрин, по-моему, ты выдержала экзамен, – прошептал он, кривя губы.

За весь месяц, проведенный в Риме, Катрин видела его после этого всего один раз.


– Выпьешь кофе перед лекцией?

Катрин, вздрогнув, вернулась к реальности.

– Да-да, спасибо.

Она рассеянно взглянула на Криса, своего соседа, студента того же колледжа. Пора было собираться на занятия.

– Слишком ты много работаешь. По бледности тебя уже можно сравнить с какой-нибудь из худосочных прерафаэлитских девиц, – пошутил Крис и ткнул пальцем в репродукцию, на которой была изображена рыжеволосая красавица кисти Россетти. – Разве не похоже?

– Со мной все в порядке. Я здорова, как красавица Рубенса, – возразила Катрин.

Крис ей нравился. Он был настоящим другом. Они вместе облазили все картинные галереи и музеи, ссорились из-за оценки творчества Рембрандта, любовались импрессионистами в музее Тейта, исследовали сокровища Института современного искусства на Довер-стрит.

Но сегодня Катрин была не расположена к пустым разговорам. Ее одолевали воспоминания. Она почти не слушала Криса, да и на лекции витала в облаках.

На первом курсе она получила от Карло всего одну весточку – новогоднюю открытку из Нью-Йорка. На ней был изображен Кинг-Конг, вскарабкавшийся на вершину Эмпайр-стейтбилдинг. С обратной стороны по-итальянски было написано: «Saltare o non saltare?». «Прыгать или не прыгать?» Внизу – подпись. Катрин долго раздумывала над смыслом этого странного послания.

Ее жизнь в Лондоне была такой активной и напряженной – лекции, музеи, поездки к Порции, учившейся в Кембридже, – что времени совсем не оставалось. Вдвоем с Порцией они катались на велосипедах по узким улицам старинного университетского городка, плавали на лодке по волшебной речке Кэм, болтали обо всем на свете. Со временем у Катрин завелись друзья и в Лондоне. Вместе они ходили на концерты Битлз, гуляли по Карнаби-стрит и Кингс-роуд, ходили на спектакли знаменитых и вовсе безвестных театральных трупп. Друзья мужского пола, соученики по институту, никогда к Катрин не приставали, а если кто-то и пытался, она иронически смотрела на храбреца холодными серыми глазами и решительно заявляла, что секс ее не интересует. «Секс – очередной фрейдистский миф», – любила повторять она. Неудачливые ухажеры не обижались. В целом же первый год в Лондоне прошел превосходно – в этом городе студентам было чем себя занять.

На следующее лето Катрин снова отправилась в Рим. Хоть она и сдала экзамен по итальянскому, но все же чувствовала, что владеет этим языком недостаточно. Кроме того, она записалась на спецкурс по итальянскому Возрождению, и новая поездка в Рим была ей совершенно необходима.

Катрин не собиралась специально разыскивать Карло, но через несколько дней после прибытия в Рим она отправилась с группой знакомых в ночной клуб – потанцевать. В Риме танцевали совсем не так, как в Лондоне – здесь отдавали предпочтение медленным, консервативным мелодиям, и у Катрин создалось ощущение, что ее юбка, купленная на Кингс-роуд, для Рима чересчур коротка. Чтобы хоть немного соответствовать здешним понятиям о приличиях, девушка собрала волосы, распущенные по лондонской моде, в узел.

В тот самый момент, когда она возилась с заколками, ее глаза встретились с глазами Карло Негри. Лицо у Карло было сердитое, но, впрочем, недовольная гримаса тут же сменилась обычным беззаботным выражением. Он кивнул, насмешливо улыбнулся, а Катрин почему-то покраснела. Карло танцевал с высокой, стройной блондинкой, удивительно напоминавшей грациозными движениями какого-нибудь представителя семейства кошачьих. Катрин тайком наблюдала за этой парой. Ей понравилось, как Карло танцует – уверенно, легко, без малейшего усилия.

Через несколько минут он подошел к ее столику.

– Надо было сообщить мне, что ты приехала, – сообщил он тоном собственника. – Завтра мы должны вместе пообедать.

– Нет, в обед не получится.

– Ну тогда поужинаем. В восемь. Ты остановилась у Марии Новоны?

Не дожидаясь ответа, он кивнул и удалился.

На следующее утро, когда Катрин собиралась на занятия по итальянскому, рассыльный принес огромный букет гордений, предназначенный синьорине Жардин. В букет была вложена карточка Карло.

Впоследствии Катрин казалось, что в тот раз все ее пребывание в Риме было пропитано густым ароматом цветов, которые Карло присылал ей каждое утро. Раньше никто ей цветов не дарил.

Должно быть, этот пряный аромат и стал началом влюбленности.

Но временами ей казалось, что истоки ее чувства гораздо глубже и темнее.

Вечером, гоня машину на обычной безумной скорости, Карло отвез ее в загородный ресторан, расположенный среди парка. По пути был такой момент: Карло внезапно взглянул на Катрин ярко сиявшими от возбуждения глазами и положил руку ей на бедро – туда, где кончалась короткая юбка.

Катрин поспешно отстранилась, словно обожженная этим прикосновением.

Карло насмешливо покачал головой:

– Надо же, совсем еще ребенок, а ножки уже как у настоящей женщины. Иди-ка сюда.

Он обнял ее и медленно поцеловал. Такое ощущение она испытывала впервые. Голова закружилась не меньше, чем от скорости. Катрин забыла обо всем на свете, кроме его губ, и это испугало ее не на шутку. Как только автомобиль остановился, она выскочила наружу.

Карло догнал ее, слегка обнял за плечо.

– Ничего, Катрин, времени у нас предостаточно. Но скоро я, нет, мы, сделаем тебя женщиной.

Все время, пока Катрин была в Риме, Карло опекал ее. Они вместе ужинали и танцевали на Виа Венето, где стаями бродили увешанные фотоаппаратами репортеры отделов светской хроники. Несколько раз они побывали на ипподроме, а в воскресенье Карло отвез ее в свое родовое поместье и стал учить кататься верхом. Когда лошадь внезапно понеслась галопом и Катрин завизжала от ужаса, Карло подхватил поводья не сразу – казалось, ему доставляет удовольствие ее испуг. Постепенно Катрин делалась податливей и начинала, почти против воли, отвечать на его страстные поцелуи. Однако дальше поцелуев дело не шло – она этого не допускала, сама не понимая почему.

Однажды Карло настоял, чтобы Катрин отправилась вместе с ним по модным магазинам – завтра им предстояло отправиться на какое-то особое мероприятие, где необходимо было выглядеть соответствующим образом. Он заставил ее сменить несколько нарядов, один элегантнее другого. Катрин смотрела в зеркало и не узнавала себя.

«Особое мероприятие», ради которого понадобился новый туалет, оказалось автогонками. Карло Негри лично участвовал в состязаниях. У Катрин замирало сердце, когда она следила за его бешено мчащимся автомобилем, который лишь чудом не переворачивался на крутых поворотах. Когда-то Фиалка сказала, что отпрыски древних родов влюблены в смерть – сегодня ей вспомнились эти слова.

Карло пришел к финишу вторым, и это отравило весь вечер.

– А чем ты занимаешься, когда не гоняешь машину? – спросила Катрин за ужином в ресторане.

Карло засмеялся, на его лице появилось насмешливое выражение.

– Разглядываю свои владения, играю в азартные игры и занимаюсь любовью с красивыми женщинами.

Она вспыхнула.

– Можно сказать, что некоторым из них это нравится, – обезоруживающе улыбнулся он.

– Что ж, – в тон ему ответила она, – возможно, мне это тоже понравилось бы.

– Не сомневаюсь. Ничего, ждать осталось недолго. – Он помолчал и, уже серьезно, добавил: – Ты мне нравишься, Катрин. Я делаю на тебя ставку. Кстати, я играю не только в рулетку. Игра на бирже – тоже весьма азартное времяпрепровождение.

Вечером он расстался с ней без поцелуев, и Катрин почувствовала, что ей не хватает прикосновений его рук и губ, запаха его волос. То же самое она ощущала и теперь.


– Мисс Жардин, я вижу, ваши мысли витают где-то далеко, – раздался голос профессора. – Я спросил, принесли ли вы слайды картин Донателло?

– Да-да, конечно, – смутилась Катрин и полезла в сумку.

Что-то она совсем сошла с катушек – это письмо Жакоба виновато. Оно пробудило в душе слишком много воспоминаний.

Катрин попыталась сосредоточиться на экране и словах преподавателя. Но видела она не слайды, а Карло в зеленом летном комбинезоне, в который он был одет в день их последней встречи в Риме.

В то утро Катрин проснулась в холодном поту – ей приснился жуткий кошмар. Подробностей она не запомнила, но во сне фигурировала Сильви, не посещавшая ее сновидений уже очень давно. Сильви была в черном платье, выглядела она устрашающе. Катрин во сне была совсем маленькой девочкой, она прижималась к черному платью, хотела, чтобы мама взяла ее на руки.

Вот и все, больше она ничего не запомнила – лишь жажду ласки и страх.

Рев самолетных двигателей оглушал, подавлял все остальные звуки, но Катрин не обращала на него внимания, заразившись возбуждением Карло. Ощущение полета над римскими холмами было поистине сказочным. Она видела внизу громаду Колизея, белые строения Капитолийского холма, изгибы Тибра, сетку улиц, купола Ватикана. Тело и мысли стали легкими, почти невесомыми. Потом самолет свернул в сторону моря, и Карло заставил ее взять штурвал в свои руки. Сначала Катрин окоченела от ужаса, затем ее охватил радостный восторг.