– Мой отец перед смертью говорил очень странные вещи…

– Странные вещи? – переспросил принц Фредерик, отхлебнул из бокала ароматного вина, насладился букетом и лишь затем взглянул на жену.

Стояло раннее лето. Золотистые лучи заходящего солнца мягко освещали террасу особняка в Нейи. Дурманяще благоухали розы, обвивавшие кружево узорных перил.

– Да, – кивнула Матильда и замолчала, поглаживая по голове любимую борзую отца – собака следовала за ней повсюду. – Очень странные, – прошептала принцесса.

Старый князь умер месяц назад. Все это время Матильда хотела поговорить с мужем, рассказать ему о своих страхах, задать мучающие ее вопросы. Это желание превратилось в подобие навязчивой идеи. Но в суете приготовлений к похоронной церемонии, затеянной помпезно и с размахом, в толпе знатных родственников и официальных лиц, являвшихся с соболезнованиями, поговорить наедине не удавалось. Через два дня семья должна была вернуться в Данию, и Матильда знала, что там у нее тем более не будет такой возможности.

– В предсмертном бреду он говорил о моей матери и о всяких интимных… вещах. – Матильда никак не могла найти нужных слов.

Она взглянула Фредерику в глаза и увидела, что он выжидательно на нее смотрит.

– Он, кажется, говорил про то, что у матери были какие-то… дефекты в ее… женской анатомии.

Кое-как проговорив эти слова, Матильда почувствовала, что Фредерику не по себе. Лицо его приняло замкнутое выражение, он отвернулся.

– Фредерик, а вам хорошо со мной… в этом смысле? – поспешно продолжила Матильда. – Со мной там все в порядке?

Принц резко поднялся, чуть не опрокинув бокал.

– Матильда, я не могу говорить с вами на подобные темы.

Его лицо утратило всегдашнюю багровость и побелело. Фредерик выглядел одновременно разгневанным и беспомощным.

– Я, знаете ли, не француз какой-нибудь, – бросил он на прощание, коротко кивнул и удалился.

Глядя вслед поспешно ретирующейся фигуре мужа, Матильда испытывала к нему жалость. Но это не избавляло от чувства растерянности. Она знала, что Фредерик сейчас уединится со своим любимым секретарем, пухлым молодым человеком, обожавшим кожаные плащи и высокие сапоги, и они вдвоем несколько часов подряд будут обсуждать запланированную на следующую неделю рыбную ловлю.

Если бы принцесса Матильда родилась на полвека позже, женские журналы во всех подробностях объяснили бы ей, как, почему и с какой целью ее психология и физиология устроены именно так, а не иначе. В колонке полезных советов она смогла бы прочитать рекомендации о том, как беседовать на интимные темы с супругом. Однако эпоха, социальные ограничения, отсутствие опыта, наконец, элементарное неумение говорить о сексуальности – все это, вместе взятое, породило в Матильде комплекс вины. Она чувствовала себя неполноценной – такой же, как мать. В течение последующих месяцев этот подспудный страх терзал и мучил принцессу, и даже бурная общественная деятельность не помогала от него избавиться. А вдруг с ней действительно что-то не так? Что, если она, сама того не подозревая, родилась на свет уродиной? К страху примешивалось смутное томление. Несмотря на новые увлечения, несмотря на то, что дети росли сильными и здоровыми, принцесса мучилась от сознания своего несовершенства, была недовольна собой и окружающим миром. Именно тогда, тайком от мужа, она записалась слушательницей на курс психиатрии к профессору де Клерамбо. Матильда надеялась, что эти лекции помогут ей излечиться от страхов и от невежества.


Перед самым концом первой в этом семестре лекции Гаэтана де Клерамбо принцесса Матильда незаметно выскользнула из аудитории. В мрачном, тускло освещенном коридоре она остановилась. Почему бы, собственно, и нет? Жакоб Жардин не воспользовался ее приглашением и не посетил ни одной из ее сред, но сегодня он приветствовал ее легким поклоном. Было бы невежливо исчезнуть, не перекинувшись с ним парой слов. Матильда отошла подальше в темный угол, чтобы не попадаться на глаза молодым докторам, и, когда в дверях появился Жакоб, окончательно решилась.

– Не будете ли вы столь любезны проводить меня до дома? Мне хотелось бы обсудить с вами некоторые положения сегодняшней лекции господина де Клерамбо.

Жакоб обернулся к ней, чувствуя спиной любопытствующие взгляды друзей. Он заколебался. После первой встречи с принцессой – а с тех пор минуло уже четыре недели – он ни разу ее не видел. Приглашением Жакоб не воспользовался, и они с Жаком из-за этого даже поссорились.

– Я не собираюсь выступать в роли салонного фигляра, – бушевал Жардин, – развлекая великосветскую публику историями из жизни сумасшедших. Терпеть не могу, когда потешаются или сокрушаются из-за чужих несчастий!

Принцесса Матильда по-прежнему оставалась у него на подозрении, но отказать этой женщине, смотревшей ему прямо в глаза и улыбавшейся своей очаровательной улыбкой, у Жакоба не хватило сил – она была необычайно хороша в элегантном сером костюме, столь мало похожем на роскошное, осыпанное драгоценностями платье, в котором он видел принцессу на новогоднем балу. К тому же других дел в тот вечер у Жакоба не было.

Он сдержанно кивнул. Вскоре Жакоб пожалел об этом – это произошло, когда шофер в ливрее распахнул перед ним дверцу серебристого «даймлера» и склонился в низком поклоне. Но рабочий кабинет Матильды Жакобу понравился – удобный, с высокими светлыми окнами, по всем стенам книги. В этой обстановке Жардин почувствовал себя гораздо уютнее. Ему пришлась по душе ненавязчивая элегантность этой комнаты. Понравилось ему и то, как принцесса просто, без церемоний опустилась в глубокое кресло, скрестила длинные, стройные ноги и без всякого кокетства посмотрела ему в лицо своим серьезным, испытующим взглядом.

Она стала расспрашивать его о работе, о том, почему он занялся психиатрией, и Жакоб, к собственному удивлению, обнаружил, что может разговаривать с этой женщиной так же естественно, как с Жаком и другими своими приятелями. Очевидно, все дело было в том, как Матильда слушала – брови удивленно приподняты, лицо то и дело озаряется умной, иронической улыбкой. По ответным репликам Жардин чувствовал, что принцесса отлично понимает каждое сказанное слово и даже то, что оставалось непроизнесенным.

После второй чашки кофе, когда принцесса и ее гость перешли к вину, Матильда спросила:

– А месье де Клерамбо? Что вы думаете о нем?

Жакоб усмехнулся.

– Старик еще больший псих, чем пациенты, которым он ставит диагноз. Свихнулся на страсти к систематизации. Типичный подглядыватель в замочные скважины. Он вообще не слушает, что ему говорят больные. Просто вперяется в них своим орлиным взором, моментально запихивает в одну из своих категорий согласно строго регламентированной классификации, после чего бедняге пациенту уже никогда оттуда не выбраться. Ведь если верить профессору, психическое заболевание является врожденным, а стало быть, с ним ничего не поделаешь.

Посерьезнев, Жакоб неодобрительно покачал головой.

– Значит, вы нашли учителей, которые вам больше по вкусу? – с интересом выспрашивала принцесса. – Как вам, например, Анри Клод?

Жакоб поморщился:

– Только поймите меня правильно. Я считаю, что Клерамбо – гений. При всех своих недостатках он отлично понимает важность эротизма.

Глаза принцессы потемнели. Она на миг отвела взгляд, поправила юбку.

Жакоб заметил ее смущение.

– Но почему все эти материи заинтересовали вас? – спросил он, проникнувшись искренним любопытством.

Принцесса рассмеялась.

– Если говорить начистоту, во всем повинен мой отец.

Она никогда не рассказывала об этом никому, кроме старого доктора Пикара. Матильду удивило то, с какой легкостью она сумела произнести сейчас эту фразу.

– А что было с вашим отцом? – поинтересовался Жакоб.

Принцесса потянулась за сигаретой – с недавних пор она начала курить – и подождала, пока Жакоб поднесет ей огонь. Глубоко затянулась и стала рассказывать. С этим собеседником проблем в подборе слов не возникало.

– Незадолго перед смертью, в бреду, отец говорил только о сексе. – Матильда едва заметно покраснела. – Как вы можете себе представить, в повседневной жизни мы с ним подобных тем не обсуждали. Вот я и захотела понять, почему…

Жакоба ее слова ничуть не удивили.

– Когда цензура сознания не действует, подавляемые мысли и желания прорываются наружу. Это совершенно естественно. – Он внимательно посмотрел на Матильду, заметил ее волнение. – Естественно, люди предпочитают не разговаривать со своими детьми о таких вещах. Представляю, как вы были расстроены.

Жакоб говорил об этом так просто, так чисто, так разумно, что принцесса почувствовала, как давящее на нее бремя стыда становится легче. Ее мучили и другие вопросы, но обсуждать их с человеком, которого почти не знаешь, было бы странно. Вместо этого Матильда спросила:

– Скажите, а то, что человек говорит в таком состоянии – это все правда?

В темных глазах Жакоба вспыхнул огонек.

– Что есть истина? – с комической торжественностью процитировал он. – Существует ли хоть одно истинное утверждение в том, что касается работы подсознания, вообще человека как такового?

Принцесса задумалась над его словами, наступило молчание.

– Вы читали труды Фрейда? – спросил Жакоб.

Принцесса покачала головой.

– Я слышала это имя, хоть о нем и не всегда отзываются почтительно.

– Я принесу вам некоторые из его книг – вы сможете составить о них суждение сами. Фрейд показывает, как на нас воздействуют силы, о которых мы не имеем ни малейшего понятия. В основном эти мотивации связаны с человеческой сексуальностью. – Жакоб поднялся. – А теперь мне пора в госпиталь. Спасибо за приятно проведенное время.

– Нет, это мне было приятно, – ответила Матильда совершенно искренне. Она жестом попросила Жакоба задержаться еще на секунду. – Дело в том, что я обязательно должна в этом разобраться. Мне это очень нужно.