Робер Жардин смотрел на сына и улыбался про себя. Да, он оказался совершенно прав, остановив свой выбор на Жермен. Она все прекрасно понимает и будет действовать осторожно и деликатно. А его дело – несколько дорогих подарков, тактично врученных. Робер выждал некоторое время и, заметив, что Жакоб уже совершенно покорен, слегка кашлянул.

– Боюсь, нам пора уходить, – сказал он.

У Жакоба вытянулось лицо.

– Но еще совсем рано, – возразил он.

– У меня есть кое-какая работа, которую я непременно должен закончить к завтрашнему утру, Жакоб. Но если ты предпочитаешь остаться…

– Да-да! – Жакоб, не глядя на отца, пожирал глазами Жермен.

– Предоставьте вашего сына моим заботам, Робер. Мы выпьем в баре шампанского, посплетничаем немного… – Она улыбнулась юноше чарующей улыбкой.

В глазах Робера Жардина плясали озорные огоньки, когда он напоследок еще раз поздравил сына с днем рождения и пожелал им обоим приятно провести вечер. Жакоб почти не обратил внимания на уход отца. Среди людей, посещавших дом его родителей, юноша ни разу еще не встречал подобной женщины. От возбуждения у него все тело будто покалывало мелкими иголками – примерно так же ледяное шампанское пощипывает горло.

В баре Жермен села в уютное мягкое кресло и грациозно обхватила руками свои длинные ноги. Она не ожидала от сегодняшнего вечера большого удовольствия. В своей жизни эта женщина имела мужчин более чем достаточно, и сейчас она была прекрасно устроена: один старый граф и один богатый банкир заботились о том, чтобы она ни в чем не ведала недостатка. Поэтому если Жермен и совершала эскапады, подобные сегодняшней, то лишь по собственному выбору. И, как правило, все делалось с расчетом на возможное замужество; в ее возрасте уже пора было устраиваться понадежней.

В семнадцать лет Жермен Батай сбежала в Париж из Орлеана всего через несколько месяцев после свадьбы с пехотным капитаном. Этот брак открыл ей глаза на то, как отвратительны могут быть мужчины. Обладая великолепными внешними данными, девушка получила работу в знаменитом Фоли Бержер, где огненно-рыжие волосы и потрясающие ноги Жермен обеспечили ей непрекращающийся поток поклонников. Благодаря их роскошным подаркам и своей все возраставшей известности Жермен сумела найти свою нишу. Она великолепно вписалась в «belle epoque», став куртизанкой с утонченным вкусом и острым умом, в которой равно ценили как красоту, так и умение общаться с собеседником. Сейчас, когда ей было тридцать четыре года (хотя признавалась она только в двадцати девяти, а в удачные моменты выглядела еще моложе), Жермен стали все чаще тревожить мысли о будущем. И поэтому на сегодняшний вечер она согласилась главным образом из расположения к Роберу Жардину, которому была многим обязана.

Но сейчас, когда Жермен смотрела на этого привлекательного юношу с темными лучистыми глазами и спокойной улыбкой и видела, какое воздействие на него оказывает, она забывала о своих недавних сомнениях.

Прошло слишком много времени с тех пор, как она позволяла себе подобные выходки только ради удовольствия. Небрежно, между прочим, она предложила Жакобу поехать к ней домой и выпить там еще шампанского. Ее экипаж ждал на площади. Они так славно поболтают без этого гама и суеты.

Ошеломленный Жакоб последовал за ней. Одновременно взволнованный и оживленный, он сидел рядом с закутанной в меха Жермен и слушал ее журчащий голос, слегка заглушаемый цокотом копыт. Войдя следом за хозяйкой в квартиру, Жакоб почувствовал себя так, словно оказался в некоем волшебном мире. Жермен обожала все эффектное и в этом своем пристрастии доходила до вульгарности, однако своим присутствием она настолько оживляла кричащий интерьер своего жилища, что оно казалось не безвкусным, а экстравагантным.

В гостиной царили опьяняющий аромат роз, атлас и бархат. Жермен скользила средь этого великолепия легкой поступью женщины, привыкшей читать обожание в глазах мужчин. Но на лице Жакоба она читала несколько иные чувства. Да, и это было совершенно очевидно, он, безусловно, увлечен. Однако в его глазах, неторопливо блуждавших по комнате, было также некое отстраненное любопытство, словно он собирал впечатления, чтобы впоследствии обдумать их. Юноша отнюдь не был растерян. Его взгляды заинтриговали Жермен, его задумчивость подзадорила ее. Она присела рядом с ним на диван и, слегка улыбнувшись, потянула за узел галстука.

– Без него тебе будет удобнее, – сказала она. – Здесь тепло.

Она провела ухоженным ноготком по его крахмальной сорочке, потом, в упор глядя ему в глаза, стала медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы. Когда ее пальцы коснулись его кожи, Жакоб схватил ее за запястье.

– О, тебе не нравится, когда до тебя дотрагиваются? Жаль. – Острым кончиком языка она медленно облизнула нижнюю губу. – Жаль, – снова повторила она. Глаза, опушенные длинными ресницами, оглядели юношу с ног до головы и остановились на выпуклости в паху.

Этот взгляд подвигнул Жакоба к действию. Он нервничал, не уверенный в том, что правильно оценивает ситуацию. Неужели приятельница отца гладит его не просто так, а с умыслом? Он держался из последних сил. Но этот взгляд решил дело. Жакоб притянул ее к себе и исступленно поцеловал – так, как учила его Мариэтт.

– Так-так-так, – усмехнулась Жермен. – Ты не так уж невинен, как я думала. Твой отец будет удивлен.

Смущенный Жакоб вспыхнул и отвернулся. Он отошел в дальний конец комнаты и стал бесцельно перебирать безделушки, стоявшие на угловом столике. Жермен подошла к нему сзади и обняла. Ей нравился этот юноша с его гордостью и неуверенностью в себе.

– Пойдем, – мягко сказала она. – Давай-ка посмотрим, что ты знаешь о женщинах.

Жакоб последовал за ней в спальню. Она велела ему расстегнуть ей платье. Он неуклюже принялся за дело, восхищаясь ее чудесной кожей, вдохнул аромат ее тела. Легким движением бедер она скинула платье, и возбуждение юноши стало еще больше. Наметанным глазом Жермен сразу заметила выпуклость на его брюках. Зрачки темных глаз расширились. Она подошла ближе и стала намеренно медленно расстегивать ему брюки. Она гладила его тело нежными руками, касалась искусными губами. Дойдя до трусов, она остановилась и хитро взглянула на Жакоба. И потом слегка сжала его пенис. От невероятного блаженства Жакоб застонал. Он опрокинул Жермен на кровать и вошел в нее со всей силой молодости. Он кончил сразу же.

Растерянный и смущенный, Жакоб, не глядя на нее, потянулся за брюками. Из общения с Мариэтт он знал достаточно, чтобы понять, что показал себя полным идиотом. Но он так давно не был с женщиной. И эта Жермен буквально измучила его, трогая там, куда никогда не добиралась рука Мариэтт. Жакоб не смел поднять глаза.

Сквозь звон в ушах донеслись слова Жермен:

– Жакоб, – произнесла она с какой-то новой ноткой в голосе. – Ты окажешь мне большую честь, если останешься. Мы проиграем эту сцену заново с небольшими вариациями.

Он обернулся. В ее зеленых глазах не было и тени насмешки. Она улыбнулась. Ее влекло к этому мальчику с такими забавно серьезными глазами. Как трудно, должно быть, когда тебя предает собственная плоть. А он замечательно красив и строен. Жермен взяла его руку и прижала к своей маленькой упругой груди. Кровь Жакоба закипела вновь.

– Медленнее, мой друг, медленнее, – прошептала она.

Жермен вела его руку в те места, которых он еще никогда не касался. Язык его заставил ее застонать.

К концу той ночи Жакоб знал о женщинах очень много. Раньше он даже не представлял, что можно столько знать о них. И он пребывал в совершенной уверенности, что это только начало. На протяжении целого года он часто посещал Жермен, так часто, как она ему позволяла. Каждый раз, уходя, он считал дни до новой встречи, воскрешал в памяти ее шелковистую кожу, ее объятия, ее ласки.

Но однажды, осознав, что увлечена не меньше своего любовника, Жермен испугалась. С ее стороны было ужасно глупо поддаться страсти к обыкновенному мальчишке, ничего не значившему для нее. Ведь ее главная задача заключалась в том, чтобы найти себе мужа, который бы обеспечил ей достойную старость. Но ее юный обожатель казался таким свежим, особенно по сравнению с обрюзгшим, одышливым старым графом или грузным, неуклюжим банкиром, что Жермен не спешила оборвать эту связь. И тянула до тех пор, пока не обнаружила, что не может жить без Жакоба. Его ласки были столь утонченны, он так любил слушать истории Жермен о ее прошлой жизни! И она с жадностью вбирала в себя его страсть, его любопытство, расцветая все больше от его пылкой любви.

А Жакоб слушал и учился. Он поглощал сведения о мире, которого еще совершенно не знал. Вначале он, пораженный, только слушал, открыв рот, рассказы Жермен о мужчинах, близких знакомых его семьи, и о женщинах, которых он считал образцовыми женами. Мало-помалу он начал вместе с Жермен смеяться над их маленькими причудами. Он не был потрясен тем, что на свете существуют лицемерие и двойная жизнь. Мир, представший его взору, был несовершенен, но так интересен! Жакоб чувствовал себя зрителем, со снисходительной улыбкой смотрящим эту нескончаемую комедию. Жакоб не строил иллюзий – он знал, что Жермен не может принадлежать только ему. С него хватало того, что каждое из свиданий приносило ему блаженство, время как бы замирало.

Но однажды вечером, когда он сидел в ее гостиной и ждал ее (Жермен уехала на свидание в оперу – кое-чем она не желала жертвовать даже для него), Жакоб стал рассеянно перебирать книги, на которые раньше как-то не обращал внимания. Одной из книг оказалась работа его отца. Жакоб машинально открыл ее, рассеянно подивившись: как странно, что Жермен интересуется медицинскими книгами. На титульном листе рукой отца было написано: «Жермен, моей очаровательной учительнице жизни». Жакоб не поверил своим глазам. Жермен учила его отца жизни, надпись на книге недвусмысленно говорила об этом. Словно обжегшись, Жакоб швырнул книгу наземь и пулей вылетел из квартиры.