Я пытаюсь высвободиться, но хватка Кристины становится ещё крепче. На нас уже начинают глазеть в кафе, где меня знает едва ли не половина посетителей. Чего доброго, так я стану самым скандальным сотрудником офиса.

- Дай мне денег... прошу. Мне много не нужно.

Кристина так внезапно меняет тему, что я оставляю свои попытки вытащить руку из её цепких пальцев. Просто застываю, потому что ошарашена. Насколько же реально она нуждается в деньгах, если готова просить их вот так, у человека, который видит её в третий раз в жизни, и который уже ей показал, что именно думает о её наличии.

- Это всё, что есть.

Я судорожно расстёгиваю левой рукой застёжку на сумочке, вытаскиваю несколько тысячных купюр - всё, что имею в наличности. Бросаю на столик, и когда Кристина отпускает меня, чтобы схватить деньги, ретируюсь из кафе.

Чувствую себя гадко. Это чувство везде - кажется, даже на коже до сих пор осталось ощущение мерзких прикосновений. И дело даже не в том, что до меня дотрагивалась женщина, на которую без слёз сейчас не взглянешь. Всё, что было связано с этой стороной жизни Казанского, вызывает у меня желание помыться. Нет, я совсем не отношусь к нему хуже, когда сталкиваюсь с подобным. Скорее, ощущаю какую-то опустошённость, смешанную с сожалением. Что всё произошло именно так. Что Алексей связывался с такими женщинами, как Кристина.

Убегаю быстро, словно боюсь, что она погонится за мной. Мне больше нечего ей дать - могла бы, откупилась по полной, но у меня просто нет на это ресурсов. Правда, я благодарна Кристине за желание, возникшее во мне в тот момент, когда я только увидела её в офисе. Теперь я точно поеду к Казанскому, и мы обязательно поговорим. Иного и быть не может.


Глава 18

Выходить из такси страшно. Водитель нервно постукивает по рулю, а я всё сижу на заднем сидении и не могу найти в себе храбрости, чтобы покинуть машину. Проходит минут десять, а может и все тридцать, когда я, щедро расплатившись за ожидание, всё же выхожу и начинаю глотать воздух маленькими порциями. В окне квартиры Алексея горит свет, значит, он дома, что порождает во мне новую порцию страха.

Я даже не могу с точностью сказать, что именно понуждает меня испытывать это чувство. Боязнь вновь быть отвергнутой? Всё тот же холод и равнодушие на его лице? Мне так хочется сказать ему, что я безумно соскучилась, а после прижаться крепко и заявить, что он теперь никогда от меня не избавится, что бы ни вытворял и какие бы слова ни говорил. Но это будет так... неправильно - ставить свои потребности выше того, что чувствует, и в чём нуждается Казанский.

Наконец убеждаю себя, что ничего не случится - мы просто увидимся, перекинемся парой слов, я расскажу Алексею про визит Кристины, а дальше... А дальше пусть всё будет как будет - к чему загадывать, если я всё равно мало что могу изменить?

Стоя перед дверью в квартиру Казанского, неожиданно начинаю испытывать желание развернуться и сбежать. Оно поднимается откуда-то изнутри, будто интуиция подсказывает мне, что ничего хорошего из моего приезда к Лёше не выйдет. Словно там, за это дверью, порог которой перешагивала не раз, прячется то, что увижу и испытаю только разочарование.

Но я всё равно поднимаю руку и жму на кнопку звонка.

Казанский открывает минуты через полторы, когда я уже решаю развернуться и уйти. Тишина, когда меня окутывает коконом безмолвия, нарушается скрежетом дверного замка, и моему взгляду предстаёт Алексей. Выглядит он, мягко говоря, совсем паршиво - маска равнодушия сменилась какой-то ужасающей чернотой усталости. Она сквозит в каждой черте его лица - тенями пролегает на скулах и под потухшими глазами, опускает тёмными штрихами уголки губ. Казанский весь словно бы уменьшился и стал прозрачным.

- Вера? - уточняет он удивлённо, будто я - всего лишь одна из его фантазий. Чувствую запах спиртного, от которого к горлу подступает тошнота.

Наверняка он заперся здесь один и теперь делает то, что может окончиться действительно плачевно - методично уничтожает себя алкоголем.

- Да, - как можно спокойнее отвечаю, сжимая сумочку пальцами до боли в костяшках. - Я поговорить хотела. Недолго. Можно зайти?

-Нет.

-Нет?

В моём голосе сквозит удивление, потому что я даже не думаю сдерживать эмоций. Нехорошее предположение, которое гоню от себя, едва оно рождается внутри, затапливает с головой помимо моей воли. В голове появляется туман, и хочется закрыть уши руками, потому что уже знаю, что именно скажет Казанский. И когда он добавляет короткое: «Я не один», усмехаюсь.

- Ясно.

Между нами повисает молчание. Я улавливаю едва заметное движение Алексея в мою сторону, но отступаю на шаг раньше, чем он решится сделать хоть что-то. Это его «я не один» лезвием вспарывает напряжённые до предела нервы. Даже предполагать не желаю, кто с ним в квартире. Не хочу ничего - особенно этих чёртовых фантазий, которые щедро рождает воспалённое воображение.

- У меня Кристина была, - хрипло произношу, едва не срываясь, чтобы бежать к лестнице без оглядки. - Ей очень нужны деньги. Она сказала, что это вопрос жизни и смерти.

Я делаю паузу, набирая в грудь воздуха, чтобы присовокупить что-нибудь ещё. Например, что Казанский знает свою бывшую невесту лучше, потому пусть и подумает, стоит ли за её словами что-нибудь серьёзное или же Кристина просто гипертрофирует, чтобы получить денег. Но поток слов, готовый сорваться с губ, обрывает одна-единственная фраза Алексея:

- Я знаю.

Отлично. Он знает. И я морщусь, когда мне в голову приходит мысль, что в квартире Казанского - именно Кристина. Не какая-то шлюха, которую он притащил, чтобы забыться, а «бывшая невеста». Знать не хочу, как именно она собирается отрабатывать деньги, если Алексей их ей всё же даст.

- Ясно.

Развернувшись, бегу в сторону лестницы, слыша позади окрик Казанского.

- Вера!

Впрочем, на этом всё и завершается. Он не бросается следом, не пытается остановить, да я, наверное, этого не желаю. Просто бегу на улицу, под зарядивший так кстати дождь, который смоет всё. Прежде всего, слёзы, неожиданно появившиеся снова.

Утром бесцельно перекладываю документы из папки в папку, впервые за долгое время испытывая апатию. Мне ничего не хочется, а то, что ещё каких-то пару недель назад казалось значимым, не вызывает сейчас вообще никакого интереса. Премьера нового фильма в кино, полная «личка» сообщений на форуме, где меня до сих пор ждут и встречают каждый раз с искренним радушием, приглашение подруги пробежаться по магазинам - всё это как будто фон. Принадлежит другой, не моей жизни, и я вынуждена наблюдать за этим будто через мутное стекло.

- Это какой-то звездец, - с нервным смешком произносит Паша в метре от меня, и я вздрагиваю, выходя из состояния оцепенения. - Вовремя ты с Казанским встречаться перестала, на нём проклятие прямо какое-то.

Он устраивается на стуле, кладёт ногу на ногу, ухмыляется и утыкается в смартфон. А я вроде бы понимаю, что он сказал, но в то же время не могу разобрать главного - смысла.

И вообще, с чего Тупикин взял, что я перестала встречаться с Алексеем? Сделал вывод из наших с ним бесед в кафе?

- О чём ты, Паш? - устало потираю виски, чувствуя, что в них зарождается ноющая боль.

Тупикин переводит на меня взгляд, вскидывает брови и качает головой.

- Ромашкина, как я понимаю, ты вообще новости не читаешь. А зря. Босс наш бывший там регулярно появляется в сводках.

Делаю настолько глубокий вдох, что в лёгких саднит от количества кислорода, и выдыхаю:

- Что опять случилось?

Состояние ступора спадает. Сердце колотится где-то в висках, горле, животе - кажется, стало таким огромным, что скоро перестанет во мне помещаться.

-Твою «подружку», с которой ты едва скальп не сняла, сегодня мёртвой нашли. Вроде самоубийство, но не исключают версию, что кто-то ей помог.

Боже... Он ведь о Кристине, да? О Кристине, которая ещё вчера днём приходила ко мне, а после - отправилась к Казанскому. Или это всё же была не она? Как же всё запуталось...

- Что произошло, ты можешь мне сказать? Только своими словами, - выдавливаю из себя, понимая, что решиться на то, чтобы просмотреть новостную ленту, я смогу вряд ли. А если там ещё и какие-нибудь фотографии... меня точно стошнит.

- Наелась таблеток, кажется, снотворного. Запила вискарём. Нашли на рассвете где-то в парке. Мёртвая сидела около забора. Хочешь прочту всё же?

- Нет! - выкрикиваю я, прикрывая глаза. - Нет, Паш, не нужно.

Мне только не хватает новых подробностей или журналистских домыслов, которыми наверняка пестрит эта горячая новость.

Не могу найти разумных объяснений случившемуся. Да и могли ли они быть, если речь шла о Кристине и Казанском, который сейчас в таком раздрае? Почему я, чёрт побери, не осталась с ним вечером? Почему не потребовала, чтобы он меня впустил? Почему не узнала, кто именно был у него в эту ночь?

Вскочив на ноги, начинаю ходить по приёмной под взглядом Паши, который чувствую кожей. Мне просто нужно всё обдумать, а не слушать навязчивый внутренний голос, который противно шепчет, что я не осталась только по одной причине - в глубине души верила в то, что не нужна Алексею, а навязываться не привыкла.

- Ромашкина... ты в порядке?

В который раз Тупикин спрашивает у меня об этом за последнее время? В который раз хочется кричать во всю силу лёгких: «НЕТ!»?

- В порядке, Паш. Просто нервно это всё, - вру, обхватив себя руками в бесплодной попытке согреться. - Ты извини, сейчас из меня собеседник вообще никакой.

- Да ничего. Я понимаю всё.

Хочется сказать ему, чтобы ушёл, но у меня язык не поднимается. Во всём, что свалилось на меня за последнее время, Тупикин был словно некая константа. Дружеское плечо и гонец, приносящий плохие новости, в одном флаконе.