Просто звонит в дверь поздно вечером, когда уже собираюсь лечь спать, и когда открываю дверь, спрашивает без приветствий:

- Впустишь?

Я чувствую снова тот самый коктейль, который уже, кажется, стал моим неизменным спутником - облегчение, смешанное со страхом. И когда отступаю, просто кивая, потому что от волнения не могу вымолвить ни слова, понимаю: разговор будет не из простых.


Глава 15

Он заходит не сразу, будто сомневается, что стоит это сделать. Осматривается, и что ожидает увидеть - не знаю. А у меня в голове тысяча мыслей. И миллион страхов. С чем он ко мне пришёл? Не знаю. Ни черта не знаю, и поэтому как струна натянута. Потому что уже чувствую, что всё закончится не так, как мне бы того хотелось.

Всё вообще не так, с того момента, как он меня предупредил, что будет страшно, а я как ребёнок всё глаза пытаюсь закрыть, только не получается. От ужаса, что каждую клеточку тела наполнил, избавиться не выходит.

Боль Казанского чувствую, как свою. Даже острее. Но она с моей болью смешивается. Я ведь тоже живая, и болит у меня тоже сильно. Только показывать этого нельзя. Потому что - это эгоизм. Потому что я ни на грамм не знаю, каково Алексею. Не знаю, но ощущаю, будто со мной всё случилось.

Сейчас он в квартире моей чужим кажется, и в то же время здесь его запереть хочется. Никуда не отпускать, чтобы только моим был. Стереть всю его боль, себе забрать. Только не могу. Нет у меня на это прав никаких.

- Вер...

Он имя моё выдыхает, а мне хочется уши руками закрыть и головой замотать. И кричать, чтобы ни слова больше не произносил, потому что знаю, что скажет. Даже не знаю - чувствую кожей. Но я стою и просто смотрю не него.

Как же мне всегда рядом непросто было. Как же меня выворачивало. От злости, страха, понимания, что ничего не будет. И от любви. Только сейчас готова признаться себе и ему, что люблю, так сильно, что захлёбываться этим чувством готова, потому что без него - вакуум. Потому что он - мой кислород. Но я молчу - не время.

- Что? - наконец выдыхаю, когда пауза между нами затягивается. И руки на груди складываю в бесплодной попытке спрятаться от того, что Алексей скажет.

- Вер, я хотел...

Растирает лицо ладонью, но когда смотрит прямо на меня, снова вижу это выражение лица. Равнодушное и усталое. И не могу с ним ничего поделать.

- Я сейчас не самый лучший парень, - кривовато-болезненно усмехается Казанский, а я вместо того, чтобы кивнуть, улыбаюсь в ответ. Больно мне, но эта улыбка - всё, что могу себе позволить. Потому что за ней хочется скрыть всё то истинное, что мною владеет. Потому что мне больно, а она - словно оружие. Только с кем и против кого воюю - не понять.

-Ты пришёл сказать мне, что у нас заканчиваются отношения?

Эти слова удаётся сказать спокойно, хотя один бог ведает, чего мне это стоит. Разговор больше на мелодраму похожий, но наверное это закономерно - именно так обсуждать рухнувшие мечты, погребённые под слоем пепла.

- Я пришёл сказать тебе, что не могу тебе давать сейчас того, что мог и хотел несколько дней назад. И надеюсь, ты меня поймёшь.

И я понимаю. С самого начала всё понимаю, только менее больно от этого не становится. И что услышу если спрошу, не навсегда ли это, тоже понимаю.

- Да, - просто отвечаю я, впиваясь ногтями в ладони. Сжимаю их в кулаки и едва не охаю от боли. Только так удержаться можно от того, чтобы не дать Казанскому то, что совсем ему не нужно.

- Хорошо.

Слово это будто бы с облегчением произносит. Ждал, что я истерику устрою или на шею кинусь? Хочется... Очень хочется, потому что я не выдерживаю. Наверное, только сейчас понимаю, насколько он важным и нужным стал за это короткое время, только навязываться не привыкла.

- Я пока не знаю, что и как дальше будет, - говорит он, отворачиваясь.

Подходит к окну размашистым шагом и на подоконник тяжело опирается. И таким одиноким в этот момент кажется, что выть хочется.

- А я давить не буду, - отвечаю хрипло, и Казанский кивает.

Мы молчим. Долго. Но он не уходит, а я пошевелиться боюсь. Словно если сделаю хоть шаг или движение, Алексей исчезнет. Сбежит и я больше никогда его не увижу.

- Слушай, я не только за этим пришёл, - говорит он, повернувшись ко мне. Руки на груди складывает. Это- его территория, и на неё мне хода нет.

-А за чем ещё?

- Что тебе... что тебе Лина сказала, когда вы вдвоём оставались?

Его вопрос как удар под дых. У меня и возможности не было обдумать наш с ней последний разговор.

Да и неважным он казался теперь, когда Лины больше не было. И не пойму сейчас, признаться во всём или смолчать.

Подхожу к нему, рядом встаю. Начинаю на стекле пальцем узоры выводить, а саму трясёт. Не пойму от чего, но всё тело ходуном ходит. И поделать ничего не могу - волны отчуждения физически чувствую, будто и не был Алексей никогда моим. Так, проходной эпизод, с которым вот-вот распрощаюсь.

- Она... за тобой просила присмотреть, - наконец выдавливаю, и Казанский отшатывается, как от удара. Он же знал, что Лина уйдёт. Просто верить в это не хотел. Но знал.

Или - нет?

- А ещё? - вместо того, чтобы хоть что-то сказать на мои слова, продолжает он допрос.

- Почему ты спрашиваешь?

- Потому что мне это важно.

Смотрит на меня, а у меня внутри всё переворачивается. Он же весь в этом - в смерти своей дочери, в потере, в горе своём. Закрыт так, что мне не достучаться. Никому не достучаться.

Вспоминаю слова Оли, хватаюсь за них как за спасательный круг. Это она Алексея знала хорошо, не я. Может, стоит поверить в то, что всё можно исправить?

- Сказала, что жить не хочет.

-Что?!

Боже... Как он выкрикивает это слово - с ужасом, растерянностью, адовой болью. И я жалею, что призналась, только слишком поздно. Разворачивает меня лицом к себе, крепко схватив за плечи. В лицо жадно вглядывается, будто хочет прочесть на нём, что я соврала. А я бы и рада солгать, только сказанное - правда.

- Почему ты мне не сказала ничего? - выдыхает хриплым шёпотом, а на лице такое выражение, словно перед ним - предательница.

- Она просила меня... - лепечу едва слышно. - Лина просила.

- Она... просила?

- Да. Но я не знала, что всё так серьёзно.

Казанский отступает. Шаг назад делает, головой мотает, а мне так страшно, но к нему броситься не могу. Знаю, что оттолкнёт.

- Вера... как же так... Она ведь ребёнок совсем... была.

Сколько разочарования в этом всём. Столько горечи, идущей откуда-то из самого нутра. Понимаю, что меня сейчас едва ли не во всём виновной считает. И ничего в этом не изменить тоже.

Он уходит через мгновение, просто слышу, как за Казанским захлопывается дверь, и осознаю, что это конец. Он просто закроется в себе, исчезнет, потому что со мной всё решено. И дело совсем не в том разочаровании, которое его постигло. Ему так легче - без меня, без кого бы то ни было рядом.

Молча разворачиваюсь к окну, смотрю за тем, как Алексей садится в машину. Как срывается с места и уезжает. А в груди боль такая, что кажется калёным железом выжгло всё. И только когда замечаю на белом равнодушном пластике прозрачную каплю, понимаю, что плачу. Но нет сил ни стереть слёзы, ни заверить себя, что всё будет хорошо. Я вообще в это не верю сейчас, не верю впервые за долгое время. Что бы ни происходило, искала в себе силы жить дальше и радоваться жизни. Но только не сейчас.

И только не с Казанским...


Глава 16

Это всё для него было слишком. Настолько, что Алексей даже чувствовать перестал, впав в состояние какого-то странного оцепенения. Вроде всё кругом то же самое было, люди, события, день за днём - а он ни на что не реагировал. Не чувствовал вкуса еды, которую отправлял в рот, если не забывал этого сделать, не ощущал аромата кофе или выхлопных газов. Даже дождь, льющийся с неба, не заставлял его поёжиться. Он просто двигался куда-то по инерции, а понять, куда именно, не мог.

И в этом всём была Вера. Он старательно гнал от себя мысли о ней, но они неизменно возвращались. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Обрывками снов и воспоминаний, несбывшимися мечтами, запахом духов, который, казалось, въелся в его память. Словно единственное яркое и живое пятно света, Вера жила где-то в сердце, и её оттуда было не вытравить ничем. Но он ведь решил отступить, уйти, чтобы не омрачать своим существованием её жизнь, зачем же тогда раз за разом подсознание подбрасывает ему то, от чего он просыпался ночами? Зачем всё это, если всё решено?

«Потому что тебе хочется, чтобы всё было иначе, - шептал внутренний голос. - И понимаешь, что это может дать только она».

А вот что мог дать ей сам Казанский, он не знал, и ответов на этот вопрос не находил. Знал лишь только, что сейчас он - будто пустая оболочка. И не желает наполнять себя ничем. И никем.

Так было правильнее. Так было справедливее. Не по отношению к самому себе - свой шанс на то, чтобы снова попытаться стать счастливым, Алексей даже не просрал - он его даже не хотел. Так было честнее по отношению к Вере.

Их последний разговор всё не шёл у него из головы. Сейчас он находился в том состоянии, когда пытался найти любого виноватого, понимая, что ищет совсем не там. В случившемся виновен был он - в первую очередь. Да и, наверное, больше никто. Возможно, им нужно было попробовать с Ольгой не оставаться друзьями, а построить семью. Это сейчас, оглядываясь назад он находил миллиард тех путей, по которым им уже не суждено было пройти, будто не хотел мириться с мыслью, что изменить уже ничего нельзя.

Бежал от собственных страхов, понимая, что ни черта от них не отдаляется.

В один из бесконечных серых дней, которые слились для него в сплошной нескончаемый поток, расцвечивающийся только ночью, когда в его сны без спроса входила Вера, прежняя жизнь вновь напомнила о себе. Жизнь, где он делал ошибку за ошибкой, и теперь расплачивался за них.