– Мне все равно. Я хочу разыскать его, больше мне ничего не нужно.

– Но он-то этого не хочет! Если бы хотел, то непременно сообщил бы тебе свой адрес. Он, должно быть, наоборот, делает все, чтобы ты его не нашла, Сэм. А раз так, то ты проиграла. Он может прятаться от тебя хоть сто лет.

– Значит, вы считаете, что мне стоит отказаться от поисков. Да?

Наступило долгое молчание. Наконец Кэролайн кивнула и еле слышно прошептала:

– Да.

– Но я же искала его всего полтора месяца! – К глазам Саманты подступили слезы, и она попыталась опровергнуть логику рассуждений Кэролайн. – Может, если подождать еще месяц…

– Если ты это сделаешь, то потеряешь работу, и тебе станет еще хуже. Сэм, ты должна вернуться к нормальной жизни!

– А что считать нормальной жизнью? – Сэм почти позабыла, что такое «нормальная» жизнь.

Скоро будет год, как она развелась с Джоном Тейлором, с которым у них был «счастливый» брак… Год назад она вела совершенно обычную жизнь, работала в рекламном агентстве в Манхэттене и была замужем за человеком, которого любила… и который, как ей казалось, любил ее.

– Вернуться к нормальной жизни? – В глазах Сэм мелькнул ужас. – Вы, наверное, шутите? Ничего себе нормальная жизнь – бред собачий с утра до вечера!

Кэролайн рассмеялась этой унылой шутке, однако взгляд ее нисколько не смягчился, и наконец Сэм откинулась на спинку стула и издала глубокий, задумчивый вздох.

– Но какого черта мне ехать в Нью-Йорк? Чем я буду там заниматься?

– Забудешься, отвлечешься от того, что было здесь. Тебе это пойдет на пользу. А вернуться… вернуться ты всегда сможешь.

– Значит, я и отсюда сбегу?!

– Нет, ты просто позаботишься о своем здоровье. Эта жизнь не для тебя. Во всяком случае, такая.

Да, с тех пор, как он уехал, это было правдой…

Сэм молча кивнула, встала из-за стола и, еле волоча ноги, побрела в свою спальню. Через два часа она поговорила с Харви Максвеллом и пошла в конюшню, чтобы оседлать Черного Красавчика. Впервые за три недели Сэм уселась на него верхом и ринулась против ветра, на полном скаку преодолевая все препятствия – изгороди и ручьи, – что попадались ей на пути. Попадись она в этот момент на глаза Кэролайн, та наверняка испугалась бы за жизнь коня не меньше, чем за жизнь своей молодой подруги. А Тейт убил бы прямо на месте.

Но Саманта была одна и могла мчаться во весь опор, пока не поняла, что лошадь уже изнемогает. Тогда она перешла на рысь и, вернувшись на усадьбу, прогуливала коня медленным шагом по двору еще примерно полчаса. Сэм знала, что многим обязана Черному Красавчику и должна уделять ему внимание, даже если чувствует себя глубоко несчастной. Потом, почувствовав, что конь остыл, она отвела его обратно в стойло, сняла со спины Красавчика английское седло, посмотрела на коня долгим взглядом и, в последний раз погладив, прошептала:

– До свиданья, мой старый друг!

19

Самолет приземлился в аэропорту Кеннеди благоуханным весенним вечером, и Саманта пустым взором смотрела вниз, на простиравшийся под крылом самолета город. Отстегивая ремень безопасности, она думала лишь о том, как прощалась с Кэролайн: та стояла, гордо выпрямившись, рядом с пожилым управляющим, и по щекам ее текли слезы, когда она махала Саманте рукой. Билл почти ни слова ей не сказал, когда в переполненном зале аэропорта Сэм встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, но потом вдруг схватил за руку и ласково пробормотал:

– Возвращайся в Нью-Йорк, Сэм, и теперь-то уж побереги себя!

Это он по-своему давал ей понять, что она поступает правильно.

Но Саманта вовсе не была уверена в правильности своего решения, когда доставала с полки чемодан и шла по проходу между креслами. Правильно ли она поступила, поспешив приехать домой? Может, ей нужно было задержаться подольше? А вдруг Тейт объявился бы, задержись она еще на пару месяцев? Конечно, он и теперь мог приехать или откуда-нибудь позвонить.

Кэролайн пообещала продолжать расспросы и, разумеется, заверила Сэм, что, если будут какие-то известия о Тейте, она позвонит. Ну а больше ничего, собственно говоря, и нельзя было предпринять. Сэм прекрасно это осознавала. Глубоко вздохнув, она ступила на территорию аэропорта.

Народу было ужасно много… шум, толкотня, сумятица. Пожив на ранчо пять месяцев, Сэм позабыла, что такое толпа, да еще такая суетливая. Ей казалось, толпа пожирает ее, когда она пробиралась к месту выдачи багажа. Она чувствовала себя туристкой в родном городе, и вид у нее был совершенно растерянный. Носильщика поблизости, разумеется, не оказалось: в очереди на такси стояли сотни людей, и, поймав наконец машину, Сэм была вынуждена сесть в нее вместе с двумя японками, приехавшими посмотреть Нью-Йорк, и коммерсантом из Детройта, торговавшим пластмассовыми изделиями. Он поинтересовался, откуда приехала Сэм. Она еле ворочала языком от усталости, но все же пробормотала, что из Калифорнии.

– Вы актриса? – заинтересовался торговец, решив, очевидно, что его светловолосая, загорелая спутница – наверняка голливудская кинозвезда.

Но Сэм тряхнула головой, рассеянно глядя в окно.

– Нет, я работаю на ранчо.

– На ранчо? – Он уставился на нее с откровенным недоверием, а она посмотрела на него в ответ с усталой улыбкой. – Вы первый раз в таком большом городе? – Торговец явно был обнадежен, однако Сэм опять покачала головой и постаралась после этого свести разговор на нет.

Японки оживленно лопотали по-своему, а водитель только чертыхался, лавируя в потоке машин. Что ж, именно так, наверное, и полагается возвращаться в свой город… Когда они въезжали на мост, ведущий из Квинс на Манхэттен, Сэм посмотрела на горизонт и внезапно чуть не заплакала. Она не хотела любоваться ни на Эмпайр-стейт-билдинг, ни на здание Объединенных Наций, ни на дома. О, если бы вновь увидеть большой дом Кэролайн, конюшню, роскошные красные деревья, широкое голубое небо…

– Красиво, правда? – Обливавшийся потом торговец придвинулся к ней поближе, но Сэм покачала головой и почти вжалась в дверцу, отодвигаясь от него.

– Нет, не особенно. Во всяком случае, после того, что я недавно видела, не впечатляет. – Она сердито зыркнула глазами на парня, словно он был виноват в ее возвращении в Нью-Йорк.

После этого он уставился на одну из японок, но та только хихикала и продолжала болтать по-японски со своей подружкой.

Таксист смилостивился и прежде всего отвез домой Саманту. Она довольно долго стояла на тротуаре, глядя на дверь, и боялась зайти; внезапно Сэм пожалела о том, что вернулась, и еще отчаянней, чем раньше, затосковала по Тейту. Какого черта она делает в этом незнакомом городе, совершенно одна, в окружении чужих людей? Зачем вернулась в квартиру, где они когда-то жили с Джоном? Ей хотелось лишь уехать обратно в Калифорнию, найти Тейта и по-прежнему жить и работать на ранчо. Почему это невозможно? Неужели у нее такие уж большие запросы, – думала Сэм, отпирая входную дверь и затаскивая на лестницу свои чемоданы. Даже за целые сутки, проведенные в седле, она не утомилась бы так, как за пять часов полета, в котором ее дважды кормили и показали кино. Ну а само возвращение в Нью-Йорк явилось для Сэм настоящим шоком. Со стонами дотащив чемоданы до своей лестничной площадки, она бросила их у двери в квартиру, нашла ключ, отперла дверь и распахнула ее настежь. В квартире пахло, как в корпусе пылесоса. Все вещи были на месте – там, где Саманта их оставила, – и выглядели заброшенными и немилыми. И чуть-чуть другими, как будто за время ее отсутствия мебель слегка изменилась: либо уменьшилась в размерах, либо, наоборот, увеличилась и слегка поменяла оттенок. Ничто не осталось прежним. И тем не менее все, абсолютно все было таким же, как и в те времена, когда Сэм жила в этой квартире с Джоном. Саманта показалась себе незваной гостьей… а может, призраком, вернувшимся в прошлое.

– Эй! – Сэм сама не понимала, к кому обращается, но поскольку ей никто не ответил, она закрыла за собой дверь и, вздохнув, присела на стул.

А затем, посмотрев по сторонам, разрыдалась. Плечи ее затряслись, она уткнулась лицом в ладони.

Через двадцать минут в квартире настойчиво зазвонил телефон; Сэм шмыгнула носом, высморкалась в платочек и, толком не понимая, зачем ей это надо, сняла трубку. Она столько отсутствовала… скорее всего, кто-то ошибся номером… если это, конечно, не Харви или Чарли. Во всем Нью-Йорке о ее возвращении знали только два человека.

– Да?

– Сэм?

– Нет. – Саманта улыбнулась сквозь слезы. – Грабитель.

– Грабители не ревут, глупышка. – Это был Чарли.

– Еще как ревут! Здесь же нет цветного телевизора, так что и поживиться нечем.

– Приезжай к нам, я отдам тебе свой.

– Не хочу. – Слезы медленно потекли вновь. Саманта громко всхлипнула и закрыла глаза, стараясь успокоиться. – Извини, Чарли. По-моему, я не в восторге от возвращения домой.

– Похоже на то. Зачем же ты в таком случае вернулась? – спокойным, деловитым тоном поинтересовался Чарли.

– Ты что, с ума сошел? Вы с Харви полтора месяца грозились меня прихлопнуть, если я не вернусь, а теперь ты спрашиваешь, почему я здесь?

– Ладно, тогда помоги нам разобраться с твоим бешеным клиентом и можешь возвращаться обратно. Если хочешь, то навсегда. – Чарли всегда относился к жизни сугубо прагматически.

– Все не так просто.

– Почему? Послушай, Сэм, жизнь коротка, надо наслаждаться. Ты уже взрослая, теперь тебя ничто не связывает, и ты можешь жить, где тебе заблагорассудится. Если тебе охота всю оставшуюся жизнь возиться с лошадьми – пожалуйста, отправляйся туда!

– Для тебя все раз плюнуть, да?

– Конечно. А почему бы и нет? Знаешь, что я тебе скажу? Побудь здесь немного… ну, как туристка… поживи месячишко-другой, и если тебе будет тут плохо… Черт побери, Сэм, ты всегда можешь все бросить!

– Тебя послушать, никаких сложностей вообще не существует.